Где-то там Зоя в первый раз сказала, поморщившись: голова болит, сил мало. Кончились перед отпуском.
А девушки наши, из младших, из следующего поколения «Новой», все объяснили: «Зоя Валентиновна, вспомните, вы когда о хосписах пишете — всегда потом неделю без сил».
«Правда, Ленка, — говорила она. — Я ведь этой весной много о хосписах писала. И верно наши девушки вспомнили: после каждой статьи про них я руку поднять не могу. Многие годы так».
Кто еще рушится без сил после сдачи текста? Как донор — отдав все свое бумаге и буквам.
Кто еще мог собрать одним очерком 11 млн рублей для первого детского хосписа в Сибири? Простым методом: пройти по избам и общагам, где лежат умирающие дети. Выслушать матерей: первая клиническая смерть была в 1 год 8 месяцев… Записать это. Лечь пластом.
На легкую руку Зои — маленькую, сильную, с крупным серебряным кольцом — слетались особые темы и особые люди. Она их слышала, вот что. Каким-то особым органом сострадания.
Так было в «Комсомолке» конца 1980-х с ее ошеломляющими тиражами. Так было в «Новой» начала 1990-х: редакция в Нагатине, тираж всего ничего, денег нет до онемения… (Зоя вспоминала, смеясь: больше всего в 1994-м хотелось банку шампуня нормального купить! Заняла в конце концов денег — и купила все-таки!)
Так было и в «Новой газете» на Чистых прудах, уже нарастившей кое-какое имя и тиражи.
На Зойкину легкую руку… Это она первой разыскала в Жуковском военкомате майора Вячеслава Измайлова — и написала об офицере, который не хочет призывать мальчишек в Чечню. С этого началась военная журналистика Измайлова. И — операция «Забытый полк», когда Измайлов, газета, цепочки явных и тайных помощников сумели вытащить из плена в Чечне и вернуть домой свыше 170 человек.
Это она написала на рубеже нулевых чуть не первый очерк о докторе Лизе Глинке, работающей с бездомными на московских вокзалах. Огромный очерк — с теми же бьющими наотмашь деталями, которые можно собрать только одним способом: поработав с Лизой.
Это Зое в конце 1980-х семья Шереметевых, потомков фельдмаршала и мецената, владельцев Фонтанного дома и Останкина, рассказала о своем крестном пути после 1917 года. Только к Зойке на руку могла прилететь история о том, как Шереметевым дали коммунальную комнату в Напрудной башне Новодевичьего монастыря. Там они хранили знамя Полтавской битвы. Оттуда видели, как охрана вождя народов выгоняет всех с Новодевичьего кладбища, оцепляет его… и тогда приезжает Иосиф Виссарионович. Плакать на могиле Надежды Аллилуевой.
Шереметевы, жертвы века, смотрели на вождя народов из башни. И жалели тов. Сталина.
И это с Зоей Ерошок — долго, много, прямо — говорила об Олеге Дале вдова артиста.
И это Зоя, восходящая звезда «Комсомолки», прибежала в августе 1991 года к Белому дому. Провела три ночи на баррикадах, у костра. А после провала ГКЧП где-то в редакции, на краю стола, мгновенно, в номер, писала репортаж об этом. Текст назывался просто: «МЫ ЖИВЫ».
Господи, какими разными были ее герои! Раиса Максимовна и Михаил Сергеевич Горбачевы. Наум Коржавин (с которым Зоя дружила тридцать лет, от первых его приездов в Россию). Великий оператор Павел Лебешев. Великий переводчик Виктор Голышев.
Нянечка госпиталя Бурденко, которая в 1942 году помогала Алексею Маресьеву учиться ходить на протезах, — а в 1990-х помогала учиться ходить искалеченным солдатам Чеченской войны.
Вера Миллионщикова и врачи Первого московского хосписа: Зоя писала о хосписах с 1990-х. И последний ее материал, написанный уже на больничной койке, — о Миллионщиковой.
Восьмидесятилетний Алексей Нестеренко, который семь лет выходит в одиночный пикет у Расстрельного дома на Никольской: здесь в 1930-х приговорили к смерти его отца, и Алексей Георгиевич не хочет, чтоб Расстрельный дом стал парфюмерным бутиком…
Надя Столяр, Наденька — вдова музыканта ансамбля Александрова, погибшего при крушении Ту-154 над Черным морем в декабре 2016-го. После его гибели Надя с тремя детьми оказалась на птичьих правах в служебной квартире оборонного ведомства. И как же долго, методично, с яростью благородной Зоя Ерошок воевала за жилье для этой семьи. И победила. Позиционные бои шли около года.
Но очерк Зои «Голоса небесные» о судьбе Ивана и Нади Столяр — не только журналистика как социальный проект, как благое дело (в это Зоя верила твердо и всю жизнь). Это и поразительная человеческая история. Которую могли рассказать только ей. Потому что слушать голоса небесные Зоя Ерошок умела — как никто. Слушать, слышать — и транслировать небесную норму в мир.
Через газету, да. У нее была такая журналистика: трансляция небесной нормы на землю.
Как она умела слушать человека — на кухне, в черный морозный вечер — я знаю и по себе.
К идее сборника статей Зоя относилась скептически. Фыркала над чашкой капучино:
— Да ладно… Журналистская книжка — это всегда довольно смешно.
…Надо ее тексты собирать. От баррикад 1991-го — до хосписа в Омске и Расстрельного дома.
Но пока, сегодня — память рассыпается из рук. И слова рассыпаются из рук. У всей «Новой».
…Еще в сентябре гуляли по саду ее клиники. Говорили: каким багровым покровом ложится на стены дикий виноград. Как похожа на море двухвековая липа, если смотреть из окна палаты. Как она зацветет летом 2019-го, когда Зойка будет приезжать сюда проверяться. А мы пойдем на новые гастроли театра, потрясшего Зою пять лет назад. И она подхватывала. Боюсь, для меня:
— Ну вот: есть чего ждать… Липа зацветет. Мы пойдем на «Бурю». И во МХАТ на Крымова!
Надо ее тексты собирать. Под обложку. Или на сайт. Еще в сентябре говорили мы о таком сайте — для наследия Эльвиры Николаевны Горюхиной… Надо Зоины тексты собирать.
Чтоб дольше транслировать эту вышнюю норму, выложенную на бумагу с такой силой убеждения, личной убежденности в ней, — что человек оставался без сил, поставив в очерке точку.
21 ноября она ушла. Это — Собор Архангела Михаила и прочих Небесных Сил бесплотных в православном календаре. (А календарь этот совсем не был для Зойки «культурологическим явлением». Был родным и теплым. Только она на миру этим не бряцала.)
…День Ангельского воинства. Всех Девяти чинов. Разные они. Службы разные несут. Есть среди них ангелы-силы, укрепляющие дух. Помогающие сильным нести немощи немощных.
А ежели вспомнить гумилевское: «Там Михаил Архистратиг его зачислил в рать свою…» — есть же в этом небесном воинстве и сестры милосердия? Как раз по Зойке работа.
…И ничего, решительно ничего не объясняет и не оправдывает эта календарная мистика в ее ранней, быстрой, необъяснимой болезни и смерти.