— Петр Александрович Скатов, 38 лет, красноармеец 16-го Гвардейского кавалерийского полка. Расстрелян 1 сентября 1942 года.... Василий Афанасьевич Брандуков, 62 года, занят на с/х работах. Расстрелян 10 марта 1938 года...Павел Николаевич Пережогин, 51 год, мороженник-мастер. Расстрелян 27 сентября 1937 года... Михаил Николаевич Головин, 39 лет, плановик-экономист завода «Тизприбор». Расстрелян 21 октября 1937 года...
Григорий Севастянович Ковалев, 74 года, иеромонах Новоспасского монастыря. Расстрелян 9 октября 1937 года. Иван Николаевич Глазков, 44 года, юрист Московской городской коллегии защитников. Расстрелян 4 июня 1938 года.
С 10 утра у Соловецкого камня на Лубянке их вспоминают вслух. Совсем молодые девушки и парни, мамы с колясками, тяжело опирающиеся на палочки пенсионеры, мужчины, женщины, дети. Многие, зачитав страшно короткую биографическую справку — имя/должность/дата расстрела — вспоминают своих репрессированных родственников. «Мой прадед Самойленко Федосей Петрович был зверски убит за то, что склонил голову перед советской властью», «Мой отец Роман Петрович Абрамов, 56 лет, управляющий всесоюзным трестом «Хлебострой», расстрелян 8 января 1938 года. Моя мама и я объявлены членами семьи изменника Родины, мама 8 лет провела в Казахстане на тяжелейших работах, я в Сибири — в детском доме. Вечная память моим родным»...
Они добавляют «Вечная память» или «Простите», «Свободу нашим политическим современникам!» или более конкретное: «Свободу Дмитриеву!».
Огороженная строительным забором площадка с камнем в свечах посередине. Уличные обогреватели, белые переносные фонари, микрофон, а к нему — длинная, огибающая площадку очередь. Очень холодно, немного замкнуто, и все же — как-то тепло. Я встала в очередь в 10.15 и получила белый лист под номером 423. «Григорий Иванович Караськов, 39 лет, заместитель начальника «Союзснабосоавиахима». Расстрелян 27 апреля 1938 года». Я прочитала это два часа спустя, зажав свечку в варежке. Варежки достала для меня из рюкзака совершенно незнакомая мне до этого Наташа — уже не первый год участвует в акции, захватила про запас. У Наташи «только» двоюродного деда репрессировали, правда, еще родной в 37 -м сгинул, но «специфически — отправился в «Белые Столбы». Они с бабушкой тогда по адресу Новый Арбат, 35 жили, по этому адресу многие сгинувшие были прописаны.
— Как-то так, вот как еще расшифровать, почему я здесь? — спросила меня она.
Григорий Явлинский. Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
А имена, профессии, даты все звучали. Грузчик на макаронной фабрике, кинооператор, управдом, слесарь автозавода... Конечно, сегодня здесь не успеют упомянуть всех. Только в Москве в 1937-38 годах было расстреляно 30 тысяч человек. Но главное — акция все-таки состоялась. Состоялась на традиционном месте у Соловецкого камня. Общественность отстояла, московские власти пошли навстречу. Отстоять свою очередь памяти можно сегодня до 10 вечера. Вход — из подземного перехода метро «Лубянка».
— Я считаю, мы должны помнить. У меня дедушка тоже был отчасти репрессирован, но, к счастью, не расстрелян. Если бы его расстреляли, не было бы ни моего отца, ни меня.
Ксюша, ее дети Дина и Гриша, одноклассница Дины Женя:
— Я каждый год прихожу и привожу детей, потому что самое главное в жизни - это память. Я хочу чтобы дети знали про расстрелы, хочу, чтобы этого больше не повторилось. Очень рада, что встретила здесь и одноклассников своих детей.
Гриша:
— Я пришел, чтобы прочитать в память о (читает по бумажке — А.Г.) Василии Ивановиче Гурко, механике третьей автобазы. Был расстрелян, жалко...
Алексей Моторов, писатель:
— Мне кажется, это самая важная акция в году. Этим чтением имен мы очищаемся сами, вспоминая расстрелянных, поруганных людей, которые долги годы были забыты. И когда ты на акустическом уровне воспринимаешь эти имена, род занятий, видно, какая страшная война со своим народом велась в те годы. В обывательском сознании годы большого террора — это все-таки репрессии в отношении высокого партийного руководства, военных чинов и так далее, а здесь произносят имена простых людей: ломовой извозчик, дьякон, домохозяйка, работник фотоателье. Прекрасно, что акция проходит на том же месте, несмотря ни на что. Когда началась эта история с переносом, я даже письма писал в Правительство Москвы, и мне даже ответили.
Наталья Самовер, координатор общественного движения «Архнадзор»:
— Я хожу на эту акцию столько лет, сколько она существует, потому что это самая живая и самая естественная форма поминовения наших предков. Невозможно, зная об этой акции, на нее не прийти.
Елена Жемкова, «Международный Мемориал»:
— Все получилось. Был абсолютно конструктивный подход, и нам удалось все согласовать: поставить нормально рамки, завезти оборудование и все отрегулировать. Могу сказать, что сейчас народу точно больше, чем обычно, но мы просили людей прийти с утра, поскольку вечером многие пойдут после работы. Вообще, все как-то отлаженно очень работали, с пониманием. Но есть большое огорчение в сторону руководства метрополитена, которое сорвало со стен подземного перехода все наши указатели на место входа. Но ведь людей надо как-то организовывать. К слову, в годы репрессий почти все руководство метрополитена было репрессировано...
Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Послы и представители европейских стран возлагают цветы к Соловецкому камню. Среди них — послы Швеции, Великобритании, Испании и других стран. Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
на следующий день...<br>
«Был расстрелян, жалко»
Вторник. 30 октября. «Стена скорби»
И снова — с 10 утра до 10 вечера. На этот раз — у мемориала на проспекте Академика Сахарова. Возведение «Стены скорби» стало первым проектом учрежденного Государственным музеем истории ГУЛАГа «Фонда «Увековечения памяти жертв политических репрессий». Результатом совместной инициативы стала и новая акция «Колокол памяти», ее планируют проводить ежегодно.
Символический «Колокол памяти» был создан по проекту автора памятника «Стена скорби» Георгия Франгуляна. В основе — кусочек рельса с Соловков и небольшой металлический ломик, привезенный из экспедиции по бывшим Колымским лагерям. Когда-то ударом в подвешенный рельс будили на тяжелые работы заключенных. По замыслу организаторов, каждый год 30 октября в этот «колокол» сможет ударить любой участник акции.
Признаться откровенно, этот надрывающий душу звук «колокола» утром вторника раздавался довольно редко. Молодые люди и девушки раздавали белые гвоздики, призывая торопящихся на работу москвичей остановиться у «Стены скорби». При мне в течение часа к «Стене» подошли человек двадцать, с трудом пробившись через толпу журналистов.
— Мы пришли почтить память жертв политических репрессий, — уже устало выдохнула в мой диктофон девушка Варвара. Она пришла сюда с сыном и племянником. — У детей каникулы, есть время, можно показать, рассказать.
— Вы что-то им до этого показывали, книги какие-то читали? — я обернулась на вопрос, прозвучавший из-за спины. К нам с Варварой уже пристроились камеры Первого канала.
И Варвара начала рассказывать, как возила сына на Бутовский полигон, а племянник Данила признался, что до сегодняшнего дня про репрессии ничего не знал. А потом девушка-корреспондент спросила, почему Варвара считает, что надо рассказывать про это детям, и Варвара ответила:
— Это опыт, это наше прошлое, ошибки. Это как Великая Отечественная война — мы должны помнить, чтобы не повторилось.
Поговорила и с бабушками.
— Сегодня нет народа, потому что все уехали в Бутово — там тоже открывают памятник, — сказала мне Юлия Давыдовна. И они с подругой Ириной стали вспоминать, сколько же именно человек «с фамилиями» расстреляно в «Коммунарке». Кажется, 6900? — Там расстреливали, закапывали в могилы, поливали их негашеной известью, и там теперь выжженная земля. Наши из музея много лет туда ездят, хотят что-то посадить, а там ничего не растет.
Внучка Юлии Давыдовны Катя в понедельник два с половиной часа простояла в очереди к Соловецкому камню.
— Не переживаете, что мало людей пришло? — спросила я у директора Государственного музея истории ГУЛАГа Романа Романова.
— Нет, нет. На самом деле, все акции так зарождаются, в том числе «Возвращение имен», на которую сейчас приходят тысячи людей. Мы вчера с Еленой Жемковой были у Соловецкого и некоторые лампады оттуда привезли вечером сюда. «Международный мемориал» — наши партнеры, друзья, так что не хотелось бы никаких противопоставлений. Это, скорее, взаимодополняющие акции, и людям, которые занимаются этим делом, хотелось бы одного — напоминать, напоминать, напоминать…
К 11 официальный ажиотаж поутих. Стремительно ушел в направлении проспекта Сахарова председатель Совета «Фонда Памяти», он же член Совета Федерации Владимир Лукин. Уехала исполнительный директор Международного мемориала Елена Жемкова. Начали расходиться журналисты.
А к Стене подошел дедушка с пакетиком, достал из него кусочки черного хлеба и положил к свечкам.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»