Комментарий · Политика

Оттенки цензуры

Американская цензура убьет Facebook, российская прокормит силовиков, а китайская может захватить мир. Мнение эксперта

Фото: Reuters
Цензура в интернете из мелкого неудобства и предмета для шуток и острот, каким она была лет 12 назад, успела превратиться в серьезную проблему, которая касается всех. Старожилы эпохи «до фейсбука» помнят как негодовали «сетевые хомячки», когда abuse team «Живого журнала», тогда еще американского, закрывала популярные блоги за фразу «Убей НАТО». В наши дни, когда аккаунт в инстаграме могут удалить даже за картину XIX века с изображением обнаженной натуры, а в России судят и штрафуют за исторические фотографии и кадры из фильмов, если там присутствует свастика, — те времена вспоминаются с ностальгией.
Отчасти из-за того, что обществом начала XXI века правят люди родом из середины XX, а отчасти благодаря развитию технологий,
сетевая цензура стала явлением тотальным и всеохватывающим. С ней надо учиться как-то жить, а еще с ней надо как-то бороться.
Безусловно, любые попытки запретить что-либо в интернете уже сами по себе обречены на провал, но не потому что «ветер носит», а потому что этим попыткам пока что оказывается сопротивление. Но врага своего в любом случае надо знать в лицо.
Например, сегмент государственной цензуры в американских соцсетях крайне невелик и, можно сказать, вообще отсутствует. В то же время основные задачи «коммерческой цензуры» предельно далеки от любой политики. Их функция — чисто рыночная: сохранить и приумножить максимально диверсифицированную аудиторию соцсетей ради того, чтобы как можно больше народу кликало по рекламным ссылкам.
Теоретическое обоснование принципов такой цензуры покоится на двух концепциях, выработанных американской университетской средой.
Первая — это представление о «триггерах», то есть о неких словах, знаках или культурных феноменах, способных вызвать отрицательную реакцию у части аудитории. Скажем изображение обнаженного женского тела для мусульманина, слово на букву n — для афроамериканцев, слово на букву «ж» — для евреев. Контекст роли не играет: даже если вы никого не оскорбляли и вообще не расист, а процитировали название трека популярного чернокожего рэппера или стихотворение Пушкина — вас все равно заблокируют на срок от суток до месяца, а то и вовсе удалят аккаунт. Потому что иначе кто-то, на другом конце земного шара, прочитав запретное слово, либо узрев на секунду голый сосок, удалит свой фейсбук, а деньги, на которые он мог бы купить кроссовки по рекламной ссылке, потратит на психоаналитика.
Отсюда же вытекает идея «безопасных пространств»: вроде бы и интернет глобален, да и в реальном мире стираются любые мыслимые границы, но отдельным группам требуются невидимые глазу виртуальные «загончики», защищающие хрупкую психику от зловредных «триггеров». Новые алгоритмы фейсбука, которые должны, по словам Цукерберга, «создавать индивидуальную газету для каждого человека» — в том числе выполняют и эту функцию. Основная идея состоит в том, что в «своем» пространстве социальной сети вы должны чувствовать себя в такой же безопасности, как и дома за закрытыми дверями. Таким образом,
соцсети перестают быть «социальными», и превращение фейсбука в американское издание «Одноклассников» уже не за горами.
Участница митинга за свободный интернет. Фото: Влад Докшин / «Новая газета»
Конфуцианская государственность основана на идее меритократии, а значит, основная задача цензурной модели по-китайски — это защита безусловного авторитета власти, на котором держится общественный порядок от любых посягательств. То есть — совсем от любых, так что недавняя охота китайских властей на Винни-Пуха (запрет поиска по словам «Винни-Пух», удаление мультфильмов и любых изображений) из-за внешней схожести диснеевского образа этого персонажа с Си Цзиньпином, выглядит абсурдом только с нашей точки зрения.
«Дракона, поддерживающего неустрашимость» нельзя сравнивать с рисованным медвежонком,
даже испытывая самые патриотические чувства, потому что любой юмор уже сам по себе умаляет достоинство первого лица. Уголовная статья за любую критику действий власти в интернете, недавно введенная во Вьетнаме, или японский запрет на распространение любых подробностей аварии на «Фукусиме» — часть той же истории.
Если говорить про Россию, то системная цензура в российском интернете отсутствует. Есть Роскомнадзор, якобы осуществляющий блокировку запрещенного контента, а на самом деле создающий помехи разве что для самых ленивых и неумелых. И есть центры «Э» полиции и ФСБ, которые преследуют граждан за свастики, экстремизм и оскорбление чувств верующих. Ни каких-то определенных критериев запрещенной информации, ни проверяющих инстанций при этом не существует. Фактически гражданам предлагается самим решать что можно и что нельзя на свой страх и риск. Предложение сверяться с пресловутым «списком экстремистских материалов» выглядит как откровенное издевательство — на текущий момент в нем уже более 100 000 позиций, и к тому же он откровенно неудобен для использования. Да это и не нужно
Собственно говоря, с точки зрения бюрократической логики, властям совершенно невыгодно, чтобы граждане в интернете соблюдали какие-то запреты. Наоборот — для обоснования существования целых отделов по борьбе с экстремизмом необходимо, чтобы экстремизма было как можно больше. Так формируется положительная статистика, зарабатываются новые звезды на погоны и внеочередные отпуска.
Никакой другой задачи, кроме «кормления» силовиков, у российской модели цензуры нет.
Все три модели в исторической перспективе обречены на поражение. Этим летом мы наблюдаем яростную атаку на российскую цензуру с самых разных сторон. В бой пошли даже те, кто казались тише воды и ниже травы: отечественные IT-гиганты и Синодальный отдел РПЦ по связям с общественностью, и все как один требуют декриминализации большинства «экстремистских» статей, потому что «невозможно работать». Американская модель какое-то время еще просуществует — ибо она жива не столько в законах, сколько в головах. Идея о том, что «никого нельзя оскорблять за то, какой он», постепенно становится всеобщей, но это не значит, что интернет-сообщество будет мириться с безумной политикой банов, не учитывающей контекст и иносказания. К фейсбуку и инстаграму накопилось немало претензий не только у пользователей, но и у малых и средних рекламодателей, так что — либо цензурная политика там изменится, либо в ближайшие годы мы увидим бум альтернативных площадок.
Серьезные опасения внушает лишь китайская цензурная модель. Нет не сам по себе «Золотой файрвол» — он-то как раз элементарно обходится гигантским количеством китайских граждан. Куда больший страх внушает развиваемая Китаем в последние годы система «электронного социального рейтинга». Внедрив ее, в принципе можно снимать все остальные цензурные барьеры и просто снижать человеку рейтинг каждый раз, когда он станет искать в Сети нечто «недолжное».
Загуглил «независимость Тибета» или «события на площади Тяньаньмэнь» и на следующий день не смог купить билет на самолет, а проценты по кредиту неожиданно выросли в 1,5 раза.
Работать такая система будет великолепно, ведь самый строгий цензор, как известно, сидит у нас в головах. Соблазн внедрить такое во всем остальном мире за пределами Китая будет слишком велик, так что гражданскому обществу предстоит готовиться к жестоким боям за свободу слова.
Алексей Байков, историк