Верховный суд Карачаево-Черкесии оставил в силе приговор бывшему начальнику уголовного розыска Черкесска Руслану Рахаеву. Ранее городской суд признал его виновным в пытках и смерти задержанного в ОВД, приговорил к 9 годам колонии строгого режима и лишил медали от президента Путина «За отличие в охране общественного порядка».
На заседании 12 сентября судьи Нателла Макова, Мурид Шоров и Светлана Растова сочли высокую награду смягчающим обстоятельством и сократили Рахаеву срок заключения до 8 лет и 9 месяцев. Также коллегия вернула ему звание капитана и милостиво разрешила после освобождения снова служить в полиции.
Последняя уступка прозвучала издевательски: Рахаев уже семь лет сожалеет, что вообще пошел в органы.
В октябре 2011 года, через три недели после назначения в Черкесск, Руслана подставили собственные подчиненные. Незадолго до этого Рахаев, бывший сотрудник Управления собственной безопасности МВД по Северному Кавказу, предложил этим полицейским уволиться. Капитан разузнал, что они применяют в работе пытки.
«Мне говорили: «Здесь все так работают. Вы уже не в УСБ. А если вы адвокат — вон, перейдите улицу и работайте там», — поведал Рахаев коллегии в последнем слове.
«Мне нравилось выходить на человека, собирать доказательства. Надо ведь, чтобы красиво. А они что делают? Бьют, током пытают. Ты же потом домой приходишь… Да пусть он хоть полмира изнасиловал, ты хуже него тогда», — объяснял мне Руслан свою непопулярную точку зрения.
Можно подумать: «Это он только теперь так запел». Но вот вам всего один штрих к его портрету. В 2005 году, когда борьба с экстремизмом в его родной Кабардино-Балкарии обернулась произволом силовиков в отношении мусульман, на Нальчик напали около 200 боевиков. 26-летний Рахаев убил четверых (за что и получил президентскую медаль). На суде Руслан давал показания открыто, а не из секретной комнаты и под псевдонимом: он никого не обирал и не пытал. Других милиционеров подсудимые оскорбляли — Рахаева слушали молча. После его выступления один из обвиняемых заявил: будь все милиционеры такими, не было бы и нападения.
И вдруг в пытках обвиняют самого Руслана.
Руслан Рахаев. Фото: Ксения Гагай
По версии следствия, 6 октября 2011 года Рахаев создал оперативную группу, чтобы раскрыть серию краж. Он провел совещание и потребовал найти подозреваемых. Тем же вечером его подчиненные задержали 47-летнего Дахира Джанкёзова и его приятеля Хаджи Джатдоева. Джатдоева доставили в ОВД, а Джанкёзова, чтобы протрезвел, полицейские любезно отвезли в опорный пункт на окраине Черкесска, где есть диван. Всю ночь они «смотрели, как он спал».
Утром мужчину проводили в отдел, потом в суд и снова в отдел, где их поджидал Рахаев — в медицинской маске и резиновых перчатках. Далее Рахаев взял и до смерти затоптал Джанкёзова в своем кабинете. Параллельно в другом кабинете он издевался над Джатдоевым, в частности — запихнул ему в рот перчатку, которая побывала в анусе Джанкёзова. Когда Джанкёзов умер, Рахаев заставил подчиненных унести труп в их комнату. Все это он провернул, чтобы утвердить свой авторитет на новой работе.
Вот такие стройные показания дали сотрудники Байкулов, Биджиев, Братов, Тазартуков и Тамов. Правда, сначала они на несколько дней куда-то скрылись, но когда вернулись — единодушно заложили шефа. А он, между прочим, не скрывался и даже поначалу выгораживал их: под угрозой ареста подписал набранные следователем показания, что Джанкёзов сам упал с лестницы.
Все испортила первая же судмедэкспертиза. Она показала, что Джанкёзов умер от развившегося травматического шока, а избили его не меньше чем за 4–6 часов до смерти — когда он был в опорном пункте.
Что делать, если свидетели говорят одно, а эксперты — противоположное? Очевидно, собрать другие объективные доказательства: поскорее осмотреть опорный пункт и машину, на которой Джанкёзова привезли в отдел; найти перчатку и биологические следы того, кто ее надевал; изъять записи с 12 камер видеонаблюдения в ОВД; запросить биллинг личного телефона Джанкёзова и служебного телефона Рахаева.
Что делает следствие? Опорный пункт осматривают через год. Тогда же начинают искать перчатку — ясное дело, уже не находят. Машину не ищут вообще. Детализацию звонков запрашивают через пять лет — когда она уничтожена. Из 12 видеозаписей изымают девять, но к делу приобщают только три… Хотя и на них видно, как Джанкёзова заводят в отдел уже избитого.
В суде показания подчиненных Рахаева перестают быть такими стройными. Выясняется, что в архиве ОВД нет приказа о создании оперативной группы. Что полицейские в тот вечер не получали в дежурной части оружие. Что в 14 первых — важнейших — следственных действиях участвовал брат руководителя следственной группы. Что следователь Карданов подменил протокол допроса Рахаева (это единственное из целого ряда фальшивых доказательств, которое защите удалось исключить как недопустимое). Сам Руслан утверждает, что видел Джанкёзова всего несколько минут, а Джатдоева впервые увидел на процессах.
Рахаева судят трижды. Первый приговор отменяют, на втором суде его даже не выносят. Судья Атаев, казавшийся грубияном и самодуром (на одном из заседаний он разорвал блокнот сотрудника фонда «Общественный вердикт», который защищает Рахаева), неожиданно отправляет дело на доследование. Но по жалобе прокуратуры доследование не проводят, и дело просто отдают третьему судье, Ижаеву.
Новый председательствующий ведет процесс вежливо, но зачем-то отправляет повестки на допрос Джатдоеву по адресу, где тот не живет. Наверное, чтобы Джатдоев больше не заливал, как Рахаев бросал его с высоты собственного роста и бил головой об стену, хотя судмедэксперт на следующий же день обнаружил у мужчины лишь синяки недельной давности.
В итоге Джатдоев так и не явился, но в приговоре фигурирует как допрошенный в суде. Защитники Рахаева Дмитрий Егошин и Петр Заикин напрягли память и поняли, как это вышло.
Решение Ижаева больше чем на 80% дословно совпадает с речью предыдущего прокурора в прениях на предыдущем процессе.
Рахаев десять часов зачитывал коллегии Верховного суда идентичные до грамматических ошибок отрывки. Судьи выглядели почти сочувственно. Прежде чем уйти на решение, они даже приняли у него заявление о преступлении на следователя Карданова, который совершил подлог.
«Да, я их (подчиненных. — Н.Г.) защищал. Да, я не хотел потерять работу. Но я за эти показания, что Джанкёзов упал с лестницы, уже ответил семью годами своей жизни и здоровьем своих близких, — обратился к суду Рахаев. — В отношении меня за 11 лет безупречной службы не было ни одного заявления. Даже люди, которые убивали моих друзей, — ни одного из них я пальцем не тронул. Ни одного! Война и плен — это разные вещи. Когда человек в здании отдела — у него уже нет возможности ответить. Ваша честь, как хотите! Если есть объективность в Карачаево-Черкесии, я прошу отнестись объективно. Если нету — бог вам всем судья».
Следующими проверку на совесть делом Рахаева пройдут члены президиума Верховного суда КЧР. К моменту рассмотрения кассационной жалобы Руслан, вероятно, уже уедет в колонию для бывших сотрудников правоохранительных органов.
«Не копи обиды — так ты потеряешь себя»
Из письма Любови Рахаевой сыну в СИЗО
«Мой дорогой Руслан! Не сердись на свою бедную мать, но мой долг — тебя оберегать, любить.
Эти страшные семь лет рядом с тобой были твои родные, близкие и прекрасные друзья. В наше время это великое благо. Силы всем этим людям давала вера в твое мужество, благородство, доброту. Даже при этих обстоятельствах ты наша опора.
Следи за внешностью. Очень прошу, не опускайся, мой любимый сын. Будь добр, не давай волю злым мыслям, не копи обиды. Так ты потеряешь себя, а это, поверь, безвозвратно. Только это помогает жить. Этот приговор не устоит, а мы не сдадимся никогда. Слушай Петра [Заикина], он не дурак.
Возьми себя в руки, умей от души благодарить людей, ставь себя на место другого человека. Тебе, наверное, кажется, какие я болтаю глупости в данных обстоятельствах, но поверь — это важно, важно для тебя и для нас всех.
Люблю, а главное — уважаю и горжусь, мой красивый, мужественный, благородный сыночек. Твоя мама».
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»