Сюжеты · Политика

«Ничтожны предложения, идущие из атлантического лагеря!»

Вышинский первым заменил дипломатию площадной бранью и клоунадой. Он был уникальной фигурой. До недавнего времени

Леонид Млечин , журналист, историк
Фото: РИА Новости
Выступая в ООН, советский министр иностранных дел Вышинский, что-то спутав, убежденно и с необыкновенным напором стал отстаивать западную точку зрения. Сидевшие в зале помощники министра, перепугавшись, отправили ему записку: «Андрей Януарьевич, вы излагаете западную позицию, наша другая».
Получив записку, министр прочитал ее и отложил в сторону. Он продолжал свою речь как ни в чем не бывало. Договорил, сделал многозначительную паузу, побагровел и с пафосом произнес:
— Да, господа, так говорят враги мира! А наша, советская позиция диаметрально противоположна.
И советский министр принялся столь же убежденно излагать нечто обратное тому, что с таким жаром только что доказывал. Беспринципность его не знала пределов. Вышинский всю жизнь пылко отстаивал то, что в данную минуту велело начальство.

Не договориться, а обругать

Он мог вещать часами — сказывалась прокурорская закалка. Непринужденно оперировал редкими историческими примерами, латынью, пословицами и афоризмами. Но вел себя как в суде. Он вовсе не пытался объяснить свою позицию, чтобы найти возможность компромисса и договориться.
Вышинский, пожалуй, первым из профессиональных юристов показал, что можно вообще обойтись без доказательств. Достаточно просто ругаться: «мразь, вонючая падаль, навоз, зловонная куча отбросов, поганые псы, проклятая гадина».
Потом он точно так же ругался и с трибуны ООН: «прожженные жулики, мерзкие твари, проходимцы, бандиты, наглецы, презренные авантюристы».
Это был особый стиль дипломата Вышинского. Его стиль подхватила вся страна. Он не видел особой разницы между подсудимыми и министрами иностранных дел разных стран. И те и другие были врагами, которых следовало раздавить.
ООН предоставляет дипломатам разных стран уникальную возможность за закрытыми дверями, путем длительных консультаций и бесед договориться, достичь компромисса. Но в годы холодной войны на компромисс и не рассчитывали. ООН превратилась в трибуну для столкновений, конфронтации и ругани. Не договориться хотели, а обругать и высмеять. Тут Вышинскому не было равных.
Вышинский запросто мог сказать, указывая пальцем:
— Вот он, поджигатель войны! Гнусный клеветник! Грубый фальсификатор! Сумасшедший!
Так же он оценивал и предложения западных дипломатов:
— Базарные сплетни и вранье! Несусветный вздор! Ничтожны и фальшивы предложения, идущие из атлантического лагеря!
Его помощник и будущий посол Олег Трояновский вспоминал, как однажды он переводил выступление Вышинского перед большой аудиторией. Министр говорил, что нашу страну критикуют несправедливо и напрасно нас называют тоталитаристами. Трояновский стал переводить эту фразу и никак не мог выговорить это слово. Находчивый Вышинский нагнулся к микрофону и сказал:
— Видите, да мы это слово даже выговорить не можем!
На Вышинского не обижались. За джентльмена его никто и не считал. Он был своего рода диковинкой, как бы теперь сказали, первоклассным шоуменом. Он устраивал в ООН представления, и дипломаты сбегались на него посмотреть. Как выразился американский посол Джордж Кеннан, Вышинский издавал «вопль подозрительной, скрытной России против воображаемой враждебности внешнего мира».
Вышинский, работая и в прокуратуре, и в ведомстве иностранных дел, знал, что у него есть постоянный поклонник, которому нравилась такая ругань. Ради него Андрей Януарьевич и ораторствовал.
Сталин был артистом. Иностранные дипломаты часто жаловались ему на его же министра иностранных дел. И он вроде бы шел им на уступки. Британский министр иностранных дел Энтони Иден вспоминал, как на одной конференции Сталин сочувственно спросил у него:
— Ну что, трудно вам?
И предложил обращаться напрямую к нему, если возникнут затруднения на переговорах. Но на наивного англичанина сталинская любезность произвела сильное впечатление. Принимая важных иностранных гостей, вождь становился чрезвычайно радушен, вспоминала его дочь, был гостеприимен и любезен.
Но Сталин получал удовольствие, слыша, как Вышинский топчет ногами бывших членов политбюро или иностранных дипломатов.

Соучастие в убийстве

Будущий министр, разносторонне одаренный молодой человек, с блеском учился в гимназии, превосходно вальсировал, на балу познакомился со своей будущей женой, с которой прожил всю жизнь. После гимназии — юридический факультет Киевского университета. С юности примкнул к марксистам, за что его выгнали из университета. Вернулся в Баку и принял участие в революции 1905 года, даже состоял в боевой дружине, которая расправлялась с теми, кто сотрудничал с полицией.
Вышинский участвовал в убийстве двух полицейских провокаторов. Его дважды арестовывали, но судили по весьма незначительной статье — «произнесение публично противоправительственной речи».
Когда он сам станет прокурором, то не повторит ошибки царского правосудия, не позволит обвиняемым избежать тюрьмы, лагеря или расстрела только потому, что следствие не нашло доказательств вины.
Он был прирожденным юристом, прекрасно образованным, разносторонне одаренным, с блестящей памятью, с ораторским даром. Потому и понадобился Сталину, которому важно было создать видимость полной законности государства, когда конституция формально почиталась как святыня, а фактически делалось то, что было нужно власти.
Вышинский многим нравился своими выступлениями с требованиями строжайше соблюдать закон. В реальности он понял замысел вождя и позаботился о том, чтобы придать репрессиям видимость законности. Чекистам запретили арестовывать без санкции прокурора. Но прокуроры ни в чем и никогда не отказывали чекистам!
Составлялся так называемый «альбом», на каждой странице — имена, отчества, фамилии и «состав преступления» арестованных. Начальник УНКВД писал большую букву «Р» и расписывался, что означало: расстрел. В тот же вечер приговор приводился в исполнение. А прокурор, чтобы не отвлекаться от своих дел, подписывал еще незаполненную страницу «альбома» авансом.
Часто у следователей НКВД вообще не было никаких доказательств вины тех, кого ждали расстрел или тюрьма. Вышинский нашел выход и приказал подчиненным ему прокурорам:
— Дела, по которым нет достаточно документальных данных для рассмотрения в судах, направлять для рассмотрения Особым совещанием при НКВД СССР.
Особое совещание — орган внесудебной расправы.
Ближний круг Сталина. Слева направо: Вышинский (в кителе) и Молотов. Фото: РИА Новости

Хозяина расстрелял, дачу забрал

Вышинский был барином и сибаритом — любил жизнь во всех ее проявлениях. Он мало пил, вечерами гулял на даче, но питал слабость к женщинам. В министерстве у него была одна дама пышных форм, которая в конце концов стала решать все кадровые вопросы. Дипломаты перед ней унижались.
При этом он оставался одиноким человеком, из близких людей — только жена и дочь. Никаких друзей. Все было относительно — сегодня друг, завтра враг. Какие уж тут друзья! Настроение Сталина могло перемениться в любой день, и, как позднее выяснилось, следователи из Министерства госбезопасности запаслись компрометирующим материалом и на Вышинского, чтобы не оказаться в нужную минуту с пустыми руками.
Почему он выжил? Никто не в состоянии проникнуть в логику Сталина, но надо понимать, что при очередном повороте истории и Вышинский тоже мог попасть под колесо. И он-то об этом знал! Помнил! Не забывал ни на секунду, что любой день на свободе может стать последним. Ему завидовали, а его во сне преследовали кошмары.
Сталину как раз и нужны были люди, которых гонит страх и которые поэтому превращаются в лакеев. Выступая в Академии наук, Вышинский, оратор милостью божьей, мог без запинки выговорить панегирик Сталину, предложив «восславить великого вождя, учителя, творца, вдохновителя, создателя бессмертной Конституции, кормчего революции и великого хранителя ленинских заветов». Не всякий мог такое выговорить.
Но лизоблюдство вознаграждалось. Вышинский попросил передать ему дачу бывшего секретаря ЦК Леонида Серебрякова (до ареста Андрей Януарьевич часто гостил у Серебрякова и очень хвалил дачу). Имущество осужденных подлежит конфискации в пользу государства, но Сталин велел сделать исключение. Хозяйственное управление прокуратуры провело ремонт, и Вышинский поселился на даче человека, которого отправил на тот свет.

«Вам бы только речи произносить»

В 1940 году Вышинский был назначен заместителем наркома иностранных дел. Считалось, что, поскольку открытые процессы закончились, на посту прокурора он больше не был нужен, вот его и определили в дипломаты. Но дело не в этом. Сталин выходил на мировую арену. Понадобились таланты Вышинского: дурить предстояло целый мир.
Нужен был юрист. Не законник, который заботится о соблюдении закона, а юрист-крючкотвор, пройдоха, который любому сомнительному дельцу способен придать законную форму. Вышинский с его хорошо организованным и дисциплинированным умом оказался крайне полезен — умел то, чего не могли другие: с ходу диктовал любой документ — ноту, проект соглашения, речь, приказ.
Вышинский был, наверное, самым образованным из подручных Сталина, знал европейские языки — польский и французский свободно, немецкий и английский вполне прилично, и изящно объяснялся с иностранцами, которых следовало очаровать.
«Вышинский показался мне агрессивным, но симпатичным, — вспоминал американский генерал Уолтер Беделл Смит, начальник штаба войск союзников. — Седина, голубые глаза, умение владеть собой, интеллигентная внешность создают прекрасное впечатление при первом знакомстве. У Вышинского есть обезоруживающее чувство юмора, его быстрый ум юриста наслаждается спором, который он иной раз затевает просто для удовольствия. При желании он может быть очаровательным. Но я быстро обнаружил, что когда мы переходим к делам, он становится грубым и свирепым».
Нарком Молотов и его заместитель Вышинский, кстати говоря, ненавидели друг друга. Вождя это устраивало. Молотов не смел возразить Сталину и смирился с замом, которого не переваривал. Вячеслав Михайлович при всяком удобном случае отчитывал Андрея Януарьевича:
— Вам бы только речи произносить!
В марте 1949 года, убрав Молотова, Сталин сделал министром Вышинского. Холодная война была в разгаре. Возможно, вождь исходил из того, что период серьезных переговоров закончился. Остается только демонстрировать силу и превосходство. Вышинский для этой роли подходил идеально.

Министр в погонах

На дипломатическом поприще он расцвел. На публике появлялся исключительно в дипломатическом мундире. Сталин одел сотрудников МИД в форму со знаками различия — вышитыми золотом звездами на погонах и металлической золоченой эмблемой — двумя скрещенными пальмовыми ветвями.
При Вышинском жесткий порядок в ведомстве сменился жестоким и бесчеловечным. Произошла определенная деградация. Министр вел себя с подчиненными грубо, по-хамски, оскорблял их последними словами. После его разносов людей выносили с сердечным приступом. Будущий заведующий отделом ЦК КПСС и посол в Англии Леонид Замятин, работавший с Вышинским, называл его хамом и человеконенавистником.
Михаил Капица, который со временем станет заместителем министра иностранных дел, вспоминал:
«Вышинский жесточайшим образом наказывал работников за любой промах. Например, мог уволить с работы за одну опечатку, которую автор записки проглядел. Его в МИД звали Ягуаром Ягуаровичем».
Однажды министра мастерски отбрил заведующий экономическим отделом МИД Владимир Геращенко (отец будущего банкира).
Вышинский очередной разнос закончил такими словами:
— Вы ничего толком и не можете, вы только детей умеете делать!
У Геращенко действительно было много детей, и он резко ответил:
— А у вас, Андрей Януарьевич, это плохо получается, вот вы и злитесь.
Вышинский был настолько ошарашен, что не нашелся, как ответить.
Рабочий день министра начинался в 11 утра, а заканчивался в 4–5 утра следующего дня. Совещания проходили ночью, потому что Вышинский смертельно боялся отсутствовать на рабочем месте — вдруг понадобится Сталину. Существовал такой порядок: если звонит вождь, всем полагалось немедленно покинуть кабинет министра. Несколько раз он звонил во время заседаний коллегии МИД. Вышинский неизменно вставал и говорил:
— Здравствуйте, товарищ Сталин.
Члены коллегии немедленно вскакивали со своих мест и бросались к двери, чтобы оставить министра одного. Но дверь узкая, сразу все выйти не могли. И Вышинский тому, кто выходил последним, своим прокурорским голосом потом говорил:
— Я замечаю, что, когда я говорю с товарищем Сталиным, вы стремитесь задержаться в кабинете.
После таких слов в дверях возникала давка, и в результате сотрудники выходили вдвое дольше…
Вождь все больше полагался на таланты Вышинского, все чаще звонил Андрею Януарьевичу. Помехи при телефонном разговоре воспринимал настороженно: не подслушивают ли его разговоры? 28 сентября 1945 года нарком внутренних дел Берия доложил Сталину о результатах проверки телефонного аппарата Вышинского:
«Осмотром установлено, что у микротелефонной трубки аппарата «продувание» капсюля микрофона оказалось ненормальным в результате того, что капсюль и внутренние стенки крышки микрофона были влажными с наличием капель воды, что и явилось причиной плохой слышимости.
Для предупреждения подобных случаев в дальнейшем произведена замена аппарата другой конструкции с прямой микротелефонной трубкой, обеспечивающей меньшее попадание влаги в микрофон.
Линия абонента оказалась в нормальном состоянии».

Грубые ошибки

Дипломатия в холодную войну практически сошла на нет. Молодому сотруднику МИД попала в руки бумага, полученная дипломатической почтой из Праги: «Из дневника посла СССР в Чехословакии. Запись беседы со шведским послом».
Вся запись состояла буквально из одной строчки: «Сегодня во время прогулки на улице я встретил шведского посла. Мы поздоровались и разошлись».
Начинающий дипломат удивленно спросил старшего коллегу:
— А зачем он это сообщает?
— На всякий случай.
— А зачем гриф «секретно»?
— Так положено. Бумажке грош цена, а если ее ветром на улицу выдует, лучше сам за ней бросайся — посадят.
Тем не менее министр постоянно докладывал Сталину об успехах советской дипломатии, которая пыталась разжечь разногласия между Западной Европой и Соединенными Штатами. Но такая дипломатия приносила стране один вред. Рассорились с половиной мира. Вышинский и не пытался убедить партнеров в необходимости принять советские предложения. Он просто ругался и хамил. Он был орудием холодной войны. Иностранные дипломаты знали, что договориться с ним невозможно, а компромисс исключен. Ему не доверяли и серьезных переговоров с ним не вели.
Государственный секретарь США Дин Ачесон тоже был юристом, но в отличие от Вышинского — человеком с характером и принципами, от которых не отступал. Дин Ачесон так отзывался о коллеге: «Прирожденный негодяй, хотя и занятный».
Сталин и Вышинский приказали советскому представителю в ООН бойкотировать заседания Совета Безопасности в знак протеста против того, что место в ООН осталось за Тайванем, а не было передано народному Китаю. Это была грубая ошибка. Когда летом 1950 года началась война на Корейском полуострове, советский представитель отсутствовал на заседании Совбеза и не смог наложить вето на резолюцию, осуждавшую Северную Корею и призывавшую помочь Южной. Американские войска получили право высадиться в Корее под флагом Организации Объединенных Наций.
Как только Сталин умер, Вышинского тут же убрали из министерского кресла и приступили к реанимации профессиональной дипломатии.
* * *
До и после Вышинского министрами иностранных дел становились люди, случайно вознесенные на дипломатический олимп. В других исторических обстоятельствах они не заняли бы столь заметного места. А вот Вышинский в любую эпоху и в любой стране занял бы высокое положение, отвечающее его природным талантам и дарованиям. И может быть, в другие времена не возникло бы спроса на заложенные в его характере подлость, трусость и беспринципность.