Ленинград, лето. Начало восьмидесятых. Ленинградский рок-клуб, полуподпольное бытие питерского андеграунда. Рассветная пора русского рока, который еще в пути. Контрабандные Лу Рид, Дэвид Боуи, Игги Поп, Боб Дилан, Rolling Stones. Рискованные пролазы/прорывы на полузапретные концерты через сортиры, мимо бдительных дружинников. Девушки в гримерке — в изобилии. Дешевое молдавское вино. Массовое купанье «дикарей» на взморье, бренчание гитары и перкуссия шампуров. Пикники на обочине жизни. Меланхоличный Майк Науменко в окружении соратников и поклонниц. Его жена, «любительница помидоров» Наташа. И совсем молодой, никому еще не известный музыкант в черной одежде. Посторонний, какой-то цельнокроеный. Движется с гитарой сквозь графику сосен. Уже близко. Виктор Цой. Это история рождения легенды.
В восьмидесятые, казалось, сама жизнь рассветала. На квартирники заглядывали случайные гости и изумлялись другой музыке, разношерстному вдохновенному рок-братству.
Лето!
Оно сживет меня со свету.
Скорей карету мне, карету,
А впрочем, подойдет и квас.
Кино Кирилла Серебренникова словно фантазия на тему «Лета» — песни Майка Науменко, посвященной Цою и написанной в стилистике раннего «Кино». Напетой на экране Ромой Зверем, вполголоса, без нажима. Так же, как легко и неожиданно просто он сыграл Майка. Видимо, это выверенная с режиссером до мельчайших движений ресниц работа. Майк — герметичный, сосредоточенный. В нем достоинство и уязвимость, непоказная драма и душевная щедрость.
Лето!
Я изжарен, как котлета.
Время есть, а денег нету,
Но мне на это наплевать.
Кино непредсказуемое. Беззаботное. И драматичное. Лучшее в нем — воздух времени. Кажется, этой взвесью можно дышать. Кино про то, как в эпоху безгласности, когда всенародные песни о главном под хор «одобрямса» пела цензура и идеология, выпрастывалась свобода и рождалась музыка «других берегов».
Такое экспериментальное кино в СССР снимали в шестидесятых. Черно-белая киногения — редкая для российского современного кинематографа. Целомудренная лавстори с легкой поступью, без сиропа и налета мелодраматичности. Киноязык акварельный: так описывается действительность, увлеченная новыми ритмами, смысловыми соцветиями. Вырывающаяся из пут гравитации, теряющая в весе. Превращенная в фантастический реализм.
Жизнь в «Лете» — параллельна реальности. Само изображение, разрисованное анимацией, придуманные сцены встык с почти хроникальными — часть этой общей фантасмагории.
Выдумка и факт не спорят, приходят к согласию в сослагательном наклонении. Было ли? Вроде бы. Вот приходит в компанию «Зигфрид из ПТУ» с узкими глазами, в черном, берет гитару, поет «Бездельника», все начинают подпевать. Завязываются их отношения с харизматиком Майком, Наташей. И тут же, не давая зрителю засомневаться в происходящем, в кадре возникнет всегдашний «очевидец», «знаток», который непременно усомнится: «Все было не так!», «Не похож!»
Реальные события, подлинные имена — инкрустированы в легкую, во многом выдуманную историю про «начало». Как слово «мама», которое Майк посоветовал Цою добавить в припев солнечного «Бездельника». Как подбор названия группы, на ощупь, наобум: «пиво-пальто-вино-кино!» Как использование драм-машины, к которой серьезные музыканты относились с презрением.
К легенде только так и можно прикасаться. Музыкально. Играючи. С нежностью.
Вместо огня — дым.
Из сетки календаря выхвачен день.
Кадр из фильма «Лето»
В «Лете» видим, как музыка рождается из встреч, из разговоров, споров, слов, взглядов, касаний, влюбленностей. «Алюминиевые огурцы», одним словом. Чистый импрессионизм.
И не скажешь даже, что это музыкальный фильм. Музыке здесь предписана своя роль — свидетеля времени, обстоятельств времени. Музыка — спасатель в сером море системы, главный витамин радости, истаивающего на глазах счастья (особенно ближе к финалу — и в этом внутренняя логика кино и самой эпохи). Потому что лето коротко, и за ним без всякой «золотой осени» приходит зима.
Красное солнце сгорает дотла,
День догорает с ним.
На пылающий город падает тень…
Есть в фильме драматическая тема — плата за талант, праздник неподчинения, за волю, без которой не может быть музыки. И любви.
Фильм подвергся критике еще до его выхода со стороны друзей, знакомых музыкантов. Говорят, что авторы домыслили возникшее чувство между Цоем и женой Майка Натальей. Но «Лето» — не про «роман». Скорее про необъяснимую сердечную склонность. И кстати, сама Наталья, посещавшая съемочную площадку фильма, говорила: «А вся наша «любовная история» — детский сад. Слава богу, можно вспоминать, не смущаясь, но с огромной нежностью».
«Лето» — про влюбленность, хотя герои практически не произносят слова «любовь», оно связующее вещество всего. Про влюбленность друг в друга, которая естественно переплавляется в мелодии «Зоопарка» и Майка. В песни раннего Цоя, еще до постпанковской жесткости, до пафоса, который Артемий Троицкий точно назовет «мужественным попсом». И неизвестно, что из чего проистекает. А может, из дешевого молдавского вина. Из брезентового поля в совхозе. Непростых взаимоотношений музыкантов, в которых и восхищение друг другом, и скрытое соперничество.
Мои друзья всегда идут по жизни маршем,
И остановки только у пивных ларьков.
Фото: Алексей Фокин. На съемках фильма «Лето»
Как создается «раствор песни», вбирающий в себя краски, настроения, звуки мира. В этих песнях и в этом кино — романтика безысходности. И зыбкий любовный треугольник — лишь трамплин, с которого срывается музыка. Летит. Вместе с философией натуральных «всепофигистов», маскирующих беспечностью ранимость, предвидение собственной судьбы.
Печаль в фильме еще оттого, что получилась история не только о рождении музыканта, не похожего ни на кого, но и о смене поколений. Когда само время начинает требовать другие интонации, голоса, созвучия, ритмы, слова. Другого «последнего героя».
Эй, гдетвои туфли на манной каше,
И куда ты засунул свой двубортный пиджак?
Спрячь подальше домашние тапки, папаша,
Ты ведь раньше не дал бы за них и пятак.
Отдельных слов заслуживает камера Владислава Опельянца, гуляющая сама по себе и вместе с музыкантами, равная среди них.
Есть здесь и некоторые кинематографические изъяны, которые растворяются в чувственном впечатлении, энергии, источаемой экраном. Море точных деталей, рассеянных по кадру, при этом полное отсутствие лакировки. Изображение шероховатое. Замечательные пейзажи монтируются с блеклой некрасивостью — обшарпанные стены, бедное коммунальное жилье, внутри которого и расцветал экзотический для Страны Советов рок.
Команда фильма в Каннах с плакатам в поддержку режиссера Кирилла Серебренникова. Фото: РИА Новости
«Ученик» так органично перебрался со сцены в кино, вот бы «Лету» прийти на сцену «Гоголь-центра». Не шумный концерт к премьере, как когда-то перед премьерой «Ассы» прогремел рок-концерт в ДК МЭЛЗ, а сумасшедший спектакль, в котором музыка будет играть главную роль. В котором новое поколение заново откроет Цоя, узнает музыку и тексты Майка Науменко. И увидит, как это было, точнее, как могло бы быть. Когда магнитофонная пленка, ласково обвилась на горле системы и задушила ее.
обновление. письмо МИД ФРАНЦИИ — владимирУ путинУ и его реакция
Сегодня на пресс-конференции фильма «Лето» отборщик Каннского фестиваля Жоэль Шапрон рассказал о письме министра иностранный дел Франции Владимиру Путину, в котором говорится, что французское правительство убедительно просит отпустить режиссера Кирилла Серебренникова, находящегося под домашним арестом на мировукю премьеру его фильма.
(Уже известно о реакции президента Путина: он объявил, что не может содействовать присутствию режиссера в Каннах, поскольку не может влиять на решение независимого российского суда.)
На пресс-конференции табличка «Кирилл Серебренников» стояла перед пустым стулом. Иностранных журналистов интересовала ситуация вокруг режиссера, спрашивали, видел ли картину министр культуры России, как Серебренников завершал работу над фильмом, находясь дома. Исполнитель главной роли — Майка музыкант Рома Зверь сказал: «Не знаю, почему его арестовали. Но то, что это сделали во время съемок картины — подло». Музыкант сказал, что не собирается «идти в актерскую профессию — по определению — не свободную. Он дорожит своей свободой».
Продюсеры и актеры старались не комментировать вопросы, связынные с политикой. Их фильм, прежде всего, об энергии любви, дружбы, творчества. Рассказывали о степени популярности для России Виктора Цоя, о котором на западе практически не знают. Тем более, не знают имени Майка Науменко.
Канны. Рома Зверь и место для Кирилла Серебренникова. Фото из фейсбука Анны Шалашовой
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»