«Смерть от голода была просчитанной политикой»

В феврале 1943 года в результате разгрома 6-й полевой и 4-й танковой армий вермахта под Сталинградом в советский плен попала сразу 91 тысяча немецких солдат и офицеров. 12 мая того же года на мысе Бон в Тунисе союзники приняли капитуляцию североафриканского корпуса стран «оси»: 275 тысяч человек — 150 тысяч немцев и 125 тысяч итальянцев. По-разному сложились судьбы тех, кто сдался под Сталинградом и в североафриканской пустыне. По-разному в странах — участницах Второй мировой войны смотрели на плен.

К началу этой страшной войны международное сообщество выработало довольно развитую правовую основу обращения с военнопленными в вооруженных конфликтах. Государства Европы и Америки, называя себя цивилизованными, признавали Гаагскую конвенцию 1907 года о законах и обычаях войны на суше и дополнявшую ее Женевскую конвенцию 1929 года. Первая предписывала относиться к пленным по-человечески, обеспечивать их пищей, кровом и одеждой наравне с собственными военнослужащими, вторая дополняла гуманное отношение к пленным, включая запрет использовать их на «вредной и опасной работе».

В самом начале руководство гитлеровской Германии отказалось признать права 400 тысяч польских солдат и офицеров, оказавшихся в плену в результате захвата немцами польской территории к западу от линии раздела, определенной пактом Молотова — Риббентропа, но также и к востоку от нее.

Риббентроп 3 сентября 1939 года, на третий день Второй мировой войны, торопя Москву начать, как договаривались, вторжение в Польшу, передал Молотову через посла Шуленбурга: «Мы определенно ожидаем, что через несколько недель окончательно разобьем Польскую армию. Тогда мы установили бы военную оккупацию территории, которая в Москве была определена как германская сфера интересов. Естественно, однако, по военным причинам, нам придется продвинуться дальше, преследуя польские вооруженные силы в районах Польши, относящихся к российской сфере интересов».

17 сентября Сталин сообщил германскому руководству о начале бомбардировок советской авиацией польских позиций восточнее Львова. В тот же день Красная армия перешла границу Польши. Судьба польских военнопленных была предрешена. Германия не считала себя связанной конвенцией, поскольку та предполагала наличие воюющей стороны, а польское государство было признано несуществующим. Советский Союз вообще не был связан конвенцией и действовал суверенно. Катынь стала частью этой истории.

На оккупированной Германией территории большая часть польских военных была лишена статуса военнопленных, объявлена гражданскими лицами. Тех, кто после поспешного расследования уличался в преступлениях против рейха, судили и часто просто расстреливали. Остальных использовали на подневольных работах в немецкой промышленности или сельском хозяйстве. К ним применялись самые строгие условия. Действия, расцененные как преступления, наказывались расстрелом или концлагерем.

Нечто подобное произошло примерно с сотней тысяч пленных югославских военных, в основном сербов, после завершения балканской кампании в апреле 1941 года. Их использовали на принудительных работах в Германии на худших условиях в качестве т. н. «юго-восточных пленных».

Международные конвенции по пленным более или менее соблюдались на западном театре военных действий. Норвежские, датские, бельгийские, голландские и греческие солдаты и офицеры вскоре после оккупации немцами их стран были отпущены из плена. Около 1,6 миллиона французских военных, которые были захвачены в ходе немецкого наступления на западе в 1940 году, также были отпущены, но с условием работы на предприятиях и стройках рейха, правда, за зарплату. Исключением были профессиональные военные и евреи.

Британских и американских военнопленных тоже часто использовали в рейхе на принудительных работах (кроме офицеров). Евреи размещались в отдельных бараках. Также отдельно содержались раненые, которых собирались менять на раненых немецких пленных.

В начале войны Великобритания, которая после завоевания Гитлером стран Западной Европы практически в одиночку воевала против нацистской Германии, пыталась через Красный Крест и нейтральные государства вести переговоры с Берлином об обмене пленными. Но переговоры шли вяло, потому что со стороны Германии не было серьезного мотива. Если в немецких лагерях были англичане, плененные в ходе европейской кампании, а также члены экипажей сбитых над Германией английских (с начала 1942 года и американских) бомбардировщиков, бойцы диверсионных групп, то немцев в плену у союзников до 1943 года было мало.

Нацисты не любили англичан, французов и другие нации Западной Европы, но немецкое руководство считало, что эти государства, носители ненавистной Гитлеру либеральной демократии, надо подчинить Германии, установить «новый порядок», но не уничтожать европейские народы как таковые.

Война Гитлера против Советского Союза была войной на уничтожение. Нацистское руководство свое «особое» отношение к советским пленным формально оправдывало тем, что Россия не была членом Женевской конвенции. Но это лишь отговорка и предлог. Статья 82 конвенции гласит, что страны-участницы обязаны соблюдать права военнопленных независимо от того, подписали конвенцию их страны или нет.

Вскоре после нападения Германии на СССР Москва пыталась как-то исправить положение. Молотов, обращаясь прежде всего к Германии, заявил, что Москва обещает соблюдать конвенцию в отношении пленных немцев в той мере, в которой ее будет соблюдать в отношении советских пленных Берлин. Третий рейх проигнорировал это заявление.

С советскими пленными немцы не церемонились. Из их числа выделяли евреев и «комиссаров». Их уничтожали. Только в Заксенхаузене с 1 сентября по середину октября 1941 года были убиты около 18 тысяч военнослужащих Красной армии.

Центрами массового вымирания (в каждом из них умерли более 10 тысяч человек) были «русские лагеря», прежде всего Витцендорф, Берген-Бельзен, Оербе, Ламсдорф, Нойхаммер, Зейтхайн и, конечно, Заксенхаузен.

Исследователь Рольф Келлер, описывая систему «русских лагерей», отмечает, что они были подготовлены специальной службой вермахта еще весной 1941 года. Идея заключалась в том, чтобы строго отделить советских пленных от всех других.

Первоначальные планы предусматривали строительство лагерей на миллион советских пленных на территории рейха. Они изначально были рассчитаны на 50 тысяч человек каждый, по сравнению с нормой в 10 тысяч, установленной для лагерей в 1939/40 гг. В проектах были даже заложены некоторые стандарты проживания, дезинфекции, медицинской помощи. Но с осени 1941 года строительство «русских» лагерей затормозилось, и пленные вынуждены были жить в вырытых ими же землянках. Нормы питания сокращены по сравнению с пайками для других пленных.

Смерть от голода была просчитанной политикой нацистов в отношении советских пленных.

Десятки тысяч измученных солдат погибли при перевозках, от принудительного труда в Германии или эпидемий в переполненных лагерях. Около 630 тысяч советских военнопленных встретили конец войны в Германии.

В 1943 году произошли два события, которые коренным образом переломили не только ход Второй мировой войны, но и ситуацию с военнопленными. В феврале под Сталинградом после разгрома армии Паулюса в советский плен попала 91 тысяча немецких солдат и офицеров. А 12 мая союзникам в Северной Африке сдался в плен немецко-итальянский корпус: 275 тысяч штыков. До этого около 100 тысяч немцев находились в советском плену и лишь несколько тысяч — у союзников. К концу войны в плену оказались более 11 миллионов немецких солдат.

События 1943 года подтолкнули переговоры между западными союзниками и Германией об обмене пленными. Но до массового возвращения не дошло. Лишь около 15 тысяч раненых солдат союзников были обменены при посредничестве Красного Креста через Швецию, Испанию или Швейцарию на равное число раненых немцев. Большинству из 40 тысяч британских военнослужащих, попавших в плен в 1939–1940 годах, пришлось ждать конца войны.

С освобождением Франции летом 1944 года число немцев в англо-американском плену увеличилось с 200 тысяч до более чем миллиона. Благодаря продовольственным пакетам от американского и международного Красного Креста немецкие военнопленные в западноевропейских и американских лагерях имели достаточный ресурс для существования.

После капитуляции Германии система от непомерной нагрузки дала сбой. Около 7,5 миллиона немецких пленных попали в катастрофические условия, особенно в «Рейнских полевых лагерях», таких как Ремаген. Тысячи умерли от истощения.

Еще хуже судьба немецких солдат в советском плену. Советские пропагандистские листовки с фотографиями счастливых военнослужащих вермахта в плену были далеки от правды. В сибирских лагерях до 1 октября 1945 года выжил только один из десяти. Менее двух миллионов вернулись из СССР в Германию, последние — в январе 1956 года. Остальные погибли в лагерях или их судьба неизвестна.

Но и в боях с «позитивными» врагами были зверства. В печально знаменитой бойне у Мальмеди в Бельгии 17 декабря 1944 года пленных американцев казнили солдаты 1-й танковой дивизии СС. Менее известно, но похоже по характеру убийство 75 пленных, захваченных 45-й пехотной дивизией США около Бискари в Сицилии 14 июля 1943 года.

Неправда, что западные союзники всегда обращались с пленнными в соответствии с конвенциями. Как отмечает Джастин Харрис из техасского университета A&M, десенсибилизирующий эффект тотальной войны способствует отказу от правил. Любой солдат противника, который вольно или невольно нарушил представляемые американцем правила боя, подлежит уничтожению.

Солдаты знали, чего ожидать. Для советских военных немецкий плен представлялся адом, потому что это было действительно так. Немцы справедливо ожидали в советском плену не лучшее к себе отношение. Для британского пленного в немецком лагере жизнь могла быть монотонной и строго ограниченной. Но в целом приемлемой. То же относится к немецким и итальянским пленным в британских лагерях. Даже при попытке к бегству редко кого расстреливали.

Германия и Италия обращались с пленными из Британского содружества, Франции, США в целом в соответствии с Женевской конвенцией. Офицеров обычно не заставляли работать, а нижних чинов либо не заставляли, либо платили им зарплату. Только часть западных союзных военнопленных, которые были евреями или которых нацисты считали евреями, были убиты. Но это относится к холокосту и другим проявлениям нацистского антисемитизма.

Если Женевская конвенция практически не действовала в Восточной Европе, она была совершенно неприемлема на Дальнем Востоке, для японцев. Нацисткая идеология в Германии вбила в голову немцев убеждение о «полноценных» и «неполноценных» народах и, следовательно, разное отношение к западным европейцам и русским.

Для японцев было странно, что 100 тысяч британских и австралийских солдат сдались им в Сингапуре без единого выстрела. Те руководствовались западным здравым смыслом: их сопротивление и гибель ничего по большому счету не решали. А у японцев по понятиям патриотизма и чести они заслуживали презрения, а не снисхождения. Девять тысяч умерли на стройке железной дороги из Бирмы в Таиланд (об этом рассказывает фильм «Мост через реку Квай»). Выжившие узники японских лагерей рассказывают о царившей там дикой, нечеловеческой жестокости. Японский менталитет уходил корнями к восточной деспотии, где индивидуальная жизнь ничтожна. С одной стороны, своих они воспитывали в том духе, что плен — это позор и лучше покончить с собой, чем сдаться. С другой, проявляли иррациональную жестокость по отношению к пленным, тем, кто уже не представляет собой угрозы.

Взрослея, цивилизованное человечество придумало Гаагскую и Женевскую конвенции... Но и они не устояли перед нацизмом с его разделяющей народы пропагандой, перед коммунизмом с его пренебрежением человеческой жизнью, а часто и перед жестокой реальностью войны, инстинктами злобы и мести.

Историки Найал Фергюсон и Кейт Лоу вывели процент умерших военнопленных Второй мировой войны в лагерях разных государств. Первую строчку занимают советские солдаты в немецком плену: 57,5 % не выжили. Не вернулись домой из советских лагерей 35,8 % немецких пленных. В японской неволе погибли 33 % американских и 24,8 % британских пленных. А вот из немецкого плена не вернулись 3,5 % попавших в него британцев и 1,19 % американцев. Смертность немцев, оставшихся после капитуляции во французском плену, составила 2,58 %, в американском — 0,15 %, в британском — 0,03 %.

«В начале декабря 1941 года я был дежурным по полковой кухне. Мне позвонил офицер-снабженец и поручил принять на станции пару вагонов картофеля для полка. Но, подойдя к вагонам, я почувствовал запах, переходивший в невыносимую вонь. Картофель по дороге замерз и теперь источал ужасное зловоние. Я отказался принять вагоны и позвонил снабженцу. Тот обещал немедленно что-то сделать и дать мне знать, пока я на станции... Ждал довольно долго, пока не появились несколько телег. На них приехали русские пленные из лагеря, который был на учебном полигоне. Капрал, годившийся мне в отцы, сообщил, что командир приказал ему привезти картошку со станции в лагерь. Русские, которые были с ним, должны были перегрузить ее из вагонов на телеги. В ответ на мое замечание, что картофель совсем несъедобен, капрал сказал, что я ничего не понимаю и что эти парни, русские, сожрут что угодно.

Случившееся потом я до сих пор вспоминаю с ужасом. Двери вагона едва приоткрылись, как русские набросились на гнилой картофель, обеими руками хватали это дерьмо, не обращая внимания на исходящий от него адский запах. Немецкие охранники сдерживали их силой, били прикладами, пинали ногами, но не для того, чтобы отвратить их от этой мерзости, а чтобы остановить «расхищение». В этом они видели свою работу. Все эти немецкие солдаты были из подразделений тыловой охраны, то есть уже пожилые люди, отцы семейств, поставленные охранять военнопленных в лагерях...

Это были обычные солдаты вермахта, не расисты, не отъявленные нацисты, не члены зондеркоманд. И их командирами были обычные сержанты и офицеры, которых тоже как «старослужащих» определили в батальоны тыловой охраны. Эти немецкие солдаты считали, что хорошо и правильно обращались с пленными. Они не ощущали в этом бесчеловечности. Ведь, в конце концов, эти русские были всего лишь «унтерменшами» (представителями низшей расы, недочеловеками) и иного не заслуживали...

То, что я тогда увидел в лагере российских военнопленных, было еще более ужасным, чем на станции.

Начальником лагеря был немецкий сержант, который потерял руку в России, якобы побывал несколько дней в русском плену, где с ним, по слухам, жестоко обращались... Теперь он по-своему мстил русским, которые оказались в его руках. Он ходил с пистолетом в постоянно растегнутой кобуре, чтобы его немедленно использовать...

Когда русские вечером после тяжелой работы длинной колонной возвращались в лагерь, случалось, что некоторые от слабости не могли дойти, падали от истощения. Сержант безжалостно расстреливал из своего пистолета этих уже ни на что не способных «недочеловеков»... Другие пленные сбрасывали труп в яму, предварительно срывая с него то, что можно было еще носить как одежду...

Вернувшись в казарму, я рассказал друзьям о том, что испытал, и добавил: «Горе нам, что будет с нами, если мы проиграем войну? Ужасно подумать, что получим в ответ. Дай Бог, чтобы этого никогда не случилось». Но понял, что мои товарищи думают по-другому. Прежде всего, они сказали, что я вообще не должен был предаваться деструктивной слабости и что опасно говорить такое вслух.

Кроме того, они были убеждены, что русские иного не заслуживают. Человеческое отношение к ним не подходит. Русские на самом деле просто «недочеловеки», а некоторые вообще животные. Жалость к ним совершенно неуместна. Более того, сомнительно, что русские пощадят немецких солдат, если захватят в плен. Скорее всего, убьют всех и, конечно же, у них не будет лагерей для пленных немцев. В конце концов, идет война, а на Востоке — это не обычная война с обычными врагами».

Эрик Стивенсон в половине девятого вечера 16 декабря 1943 года сидел в штурманском кресле бомбардировщика «Ланкастер», который только что сбросил на Берлин 13.000 фунтов бомб, много «зажигалок» и снижался на скорости 163 миль в час, впервые в той войне фотографируя инфракрасной камерой результаты содеянного. В этот момент от удара снаряда с немецкого истребителя перед его глазами треснула приборная панель. Все пятеро членов экипажа поспешили вылезти из пылающей машины через передний люк... Стивенсон едва помнит рывок от раскрывшегося парашюта. Он не видел колокольню церкви, за которую зацепился купол, и не чувствовал удара о стену, от которого получил переломы плеча и лодыжки.

Хирург в берлинском роддоме, куда доставили раненых британских летчиков, загипсовал переломы, а через два дня их отвезли на поезде в лагерь во Франкфурте-на-Майне. На допросах они лишь назвали свои имена и воинские звания, как это предписывает Женевская конвенция. Потом их отправили в транзитный лагерь. После того как охранник закрыл ворота и обернул цепь с замком вокруг столба, он произнес, видимо, единственную фразу, которую знал по-английски: «Для вас война окончена!»

Стивенсон в своих мемуарах подробно описал полтора года, проведенные в лагере. Оценивая это с послевоенных позиций, он отметил, что для англичан и подданных Содружества, а также американцев условия в немецких лагерях по сравнению с японскими — это небо и земля. У японцев было 132.139 пленных из войск союзников. Из них 35.756 умерли, то есть 27 %. В плену у немцев и итальянцев было почти вдвое больше, 235.473, а смертность составила 4%.

После Рождества их перевезли в Заган, Верхняя Силезия, в вагонах для скота, пишет он. Это был лагерь Белария в 5–6 км от основного лагерного комплекса «Шталаг-Люфт-3». Он предназначался для пленных офицеров-летчиков. Его как «суперлагерь» планировал сам Геринг. С января 1944-го по январь 1945 года число заключенных Беларии увеличилось с 50–60 до более чем 1100. В начале 1944 года из него через подкоп бежали 78 пленных, после чего немцы на некоторое время ужесточили режим.

Среди заключенных нашлись люди, которые помогали тем, кто и в этих условиях хотел продолжать жить. Придумали занятия по немецкому, французскому и даже русскому языку. Из книг, годами присылаемых пленным, собрали библиотеку, организовали театральную труппу и даже музыкальный квинтет — пианист, трубач, барабанщик и два гитариста...

Участки между бараками пытались превратить в грядки, но земля была настолько бедной, что удавалось вырастить только немного картошки и помидоров. Немцы позволили обустроить игровое поле. На нем играли в футбол и в крикет, зимой — в хоккей. Коньки прислал Красный Крест.

Посылки доставлялись поездом из Женевы — канадские, американские, британские, новозеландские. Вот содержимое канадской посылки (одна унция — примерно 28 граммов): банка тушенки (12 унций), банка консервов из говядины (12 унций), банка лосося (8 унций), банка сардин (8 унций), банка сухого молока, пакет кофе или чая (4 унции), кусок сыра, банка печенья (8 унций), плитка молочного шоколада (5 унций), пакет с солью и перцем (1 унция), банка сливочного масла (16 унций), коробка сахара (8 унций), банка джема или мармелада (8 унций), кусок мыла (2 унции). В британских посылках был еще пакет порошка для йоркширского пуддинга, а австралийские состояли преимущественно из сухофруктов. Изюм от долгой дороги начинал бродить, и умельцы делали из него напиток, который «ударял в голову».

Посылки поступали на кухню, хранились там и распределялись под контролем немцев. Поначалу — одна посылка на двух пленных в неделю, в лучшие времена — одна на каждого, пока в январе 1945 года с приближением советских войск немцы не перевели пленных из Беларии в лагерь под Берлином.

Посылки Красного Креста были заметной добавкой к текущему лагерному рациону. В Беларии в недельном немецком пайке было 165 г маргарина, столько же меда или джема, 60 г сыра, буханка хлеба в 1800 г, полтора кг картофеля, 160 г сахара, 50 г кровяной колбасы или бекона, 160 г мясного фарша, говядины или свинины (на 2 недели). На кухне ежедневно давали овсяную кашу (из расчета 250 г сухой овсянки на человека в неделю). В лагере под Берлином рацион уменьшился. Но до конца войны оставалось недолго...

«Поезда из Германии с военнопленными для репатриации в Великобританию начали прибывать с Треллеборгского парома ранним утром в понедельник, а пересадка на шведский пароход «Дроттнингхольм» проведена в темноте (в ночь на среду). До рассвета более 1200 человек, в большинстве своем британцы, а также 20 канадцев, 20 австралийцев, несколько палестинцев и выходцев из других частей Британской империи, были уже на борту.

Около полудня (19 октября) немецкие пароходы «Рюген» и «Метеор» доставили еще 650 человек на причалы Гётеборга, как раз когда «Дроттнингхольм» прошел остров Винга и взял курс на Великобританию... Британские пароходы «Императрица России» (Empress of Russia) и «Атлантида» (Atlantis) сегодня пришли в Гётеборг с 835 немецкими военнопленными для обмена. Одновременно прибывали новые поезда с (британскими и другими) пленными из Германии, Франции и Голландии. Очевидно, отправление судов зависит от некоего сигнала о том, что аналогичный обмен произошел и в Оране (Алжир)...

Три часа, проведенных среди 1200 новых пассажиров «Дроттнингхольма», произвели вдохновляющее впечатление. Большинство из них провели в плену уже более трех лет, все пережили длительные и суровые испытания, некоторые были инвалидами, у других менее выраженные следы травм, но все они были бодры духом...

Когда их спрашивали, как с ними обращались в плену, они отвечали по-разному. «Ну, вы видите, мне повезло», — говорили одни. У некоторых, однако, были мрачные воспоминания, особенно о самых молодых гитлеровских военных, жестоких фанатиках».