Мало кто обратил внимание на фразу лидера ЛДПР Владимира Жириновского о том, что прошедшие президентские выборы были последними в традиционном их понимании, а теперь будет новая структура по «китайской модели». «Госсовет будет формироваться из лучших губернаторов, для видимости лучших, министров, сенаторов, депутатов — человек 30–40 будут сидеть в этом Георгиевском зале Кремля», — рассуждает лидер ЛДПР.

Относиться к словам Жириновского всерьез трудно, но все же лидер одной из парламентских партий публично сформулировал проблему, с которой власть в России столкнется уже через шесть лет. У Владимира Путина сейчас нет законных способов остаться руководителем страны после 2024 года, так что в любом случае потребуется определенное переформатирование системы. Путин уже заявил, конечно, что не будет сидеть «до ста лет», но в 24-м году ему будет всего 71 — ерунда для политических систем подобного типа.

К 2024 году Кремль может готовить две политические стратегии: либо снова искать преемника, как это уже было десять лет назад, либо менять Конституцию под действующего президента. Дмитрий Медведев политик довольно непопулярный, и лояльное Кремлю общество будто бы уже начало склоняться ко второму варианту. «Международного опыта» здесь хоть отбавляй — есть на кого ориентироваться. В первую очередь это, конечно, Китай, на который в России ссылаются все чаще. Как раз несколько недель назад пленум ЦК Компартии Китая, по сути, разрешил нынешнему лидеру страны Си Цзиньпину избираться на свой пост сколько угодно раз. Владимир Путин на пресс-конференции после своего избрания 18 марта уже отметил, что «идеи председателя Си сопоставимы с нашими», хотя формально имел в виду прежде всего экономические программы.

Есть пример Казахстана, где Нурсултан Назарбаев поэтапно превратил самого себя в абсолютно неприкасаемую фигуру Лидера нации, а альтернатив ему просто не существует.

Российская власть в теории может рассматривать разные варианты изменения Конституции: во-первых, снятие ограничения на занятие президентского поста более двух сроков подряд, во-вторых, создание новой государственной должности под фигуру национального лидера. Но дойдет ли до реальных шагов — вопрос открытый: все-таки старые опробованные схемы с преемником надежнее и не требуют радикальных шагов. «Я не думаю, что возможен вариант, при котором пост президента будет совсем обесценен, — размышляет политолог Александр Кынев. — Мне все-таки кажется, что вариант преемника более реален. Проблема пересмотра распределения полномочий между основными институтами объективно существует. Та система, которая есть сейчас, персонифицирована и держится, по сути, на одном человеке. Поэтому я думаю, что в таком же виде она в долгосрочной перспективе существовать не сможет. Даже в случае поиска иной статусной должности потребуется определенная реформа».

Кынев предполагает, что кандидатура преемника еще будет неоднократно рассматриваться через какое-то время, но «это точно будет не Медведев». «Главное — он должен быть предсказуемый и понятный, не несущий угрозу тем, в чьих руках находится власть», — объясняет Кынев.

Правда, вариант с преемником создает не меньше проблем, чем потенциальное изменение Конституции. «Что может сделать преемник с неформальными полномочиями президента Путина? — задает вопрос Глеб Павловский из Фонда эффективной политики. — Помимо конституционных у Путина масса неформальных полномочий. Как их передать? Невозможно их передать, даже занести на бумагу, потому что это будет скандально и криминально. Вокруг него находится управляющий от его имени ближний круг. Это несколько десятков человек. На каком основании они управляют страной и получают контракты? Нет такого основания. И никакой преемник это не примет».

Сейчас готового решения проблемы-2024 в Кремле нет, считает профессор Европейского университета в Петербурге Григорий Голосов. «Такие решения принимаются во многом ситуационно, под давлением обстоятельств, — говорит он. — Окончательно эта проблема будет решена только в начале следующего десятилетия».

До начала следующего десятилетия еще нужно дотянуть без потрясений, а только первые 10 дней после президентских выборов уже принесли российской власти немало проблем. Бунты в Волоколамске удалось слегка купировать отставкой одного из чиновников — но это не решение вопроса. А тут еще трагедия в Кемерове, вызвавшая волну возмущения не только в самом регионе.

Такая концентрация форс-мажорных обстоятельств сильно подтачивает миф о стабильности системы, считает Григорий Голосов, однако на это можно было бы даже не обращать внимания при более-менее нормальной экономической ситуации. «Но нужно понимать, что сохранение стабильной экономической ситуации вовсе не гарантировано, — тут же добавляет эксперт. — Внутриполитические проблемы при этом завязаны на внешнеполитические». Иными словами, для сохранения стабильности внутри страны нужно поднимать экономику, а для этого первоочередная задача — вывести Россию из изоляции. Пока получается ровно наоборот: высылка российских дипломатов из стран Европы и США воспринимается как симптом холодной войны — в таких условиях многого не добьешься.

Поэтому есть вероятность, что при отсутствии разгона экономического роста разгонять придется бунты и митинги — особенно если оппозиция захочет взять их под свой контроль. В этом случае власти придется занять предельно жесткую линию. «Репрессии могут быть точечными, станут бить по рукам оппозицию. Однако будет культивироваться ощущение, что закручивают гайки всем подряд, — и тогда власть может тактически ограничить свободу выражения в СМИ по этому поводу. Но это лишь при нарастании внутриполитических рисков», — говорит Григорий Голосов.

Рубежной точкой, до которой нужно дотянуть и после которой разговор о 2024 годе станет основным, могут стать парламентские выборы в 2021 году. Правда, тот же Глеб Павловский уверен, что этот рубеж во многом надуман. «Выборы у нас, начиная с последних президентских, окончательно упразднены как институт. Они не беспокоят власть, они являются чемпионатом для разных департаментов государственного аппарата, в котором они могут себя проявить — дать разные цифры голосования, явку. Нет такой проблемы, как выборы в Думу, и нет такой проблемы, как Дума», — уверен политолог.

Григорий Голосов с этим не совсем согласен: думские выборы важны для власти с точки зрения обеспечения конституционного большинства по многим вопросам (в том числе — по вопросу формирования правительства), а оппонирующая Дума не нужна вообще никому. Следовательно, власти придется делать все, чтобы сохранить нынешний состав Думы и на следующий созыв. И скандалы вокруг парламентских партий будут спускать на тормозах, не сильно считаясь с имиджевыми потерями. Более серьезные проблемы властей связаны с экономическим коллапсом, надвигающимся на страну.

В списке главных вызовов нового президентского срока выделяется проблема темпов экономического роста. Консенсусная оценка экономистов состоит в том, что при отсутствии реформ рост российского ВВП можно разогнать не более чем до 1–2% в год. «Рост в два процента ВВП возможен только при крайне положительном стечении обстоятельств. Сейчас один процент — это наш потолок», — говорит директор программы «Экономическая политика» Московского центра Карнеги Андрей Мовчан. После двухлетней рецессии даже вялое движение вперед выглядит как прогресс, но в среднесрочной перспективе такие показатели обрекают Россию на длительную стагнацию.

В послании к Федеральному Собранию Владимир Путин озвучил ряд амбициозных поручений для правительства, часть из которых заведомо невыполнимы. Среди них — задача в 1,5 раза повысить подушевой ВВП России к 2024 году. По оценкам экспертов, для этого ежегодные темпы роста экономики должны составить 5–7%. Сейчас таким ростом могут похвастаться лишь несколько стран, среди которых лидируют Индия и Китай. Российская экономика между тем находится даже не во втором эшелоне — в прошлом году ВВП вырос на 1,5%, и то за счет значительного роста цен на нефть и реализации ряда государственных мегапроектов (от Керченского моста до футбольных стадионов к ЧМ-2018).

Другое предвыборное поручение президента — войти и «прочно закрепиться» в пятерке крупнейших экономик мира — выглядит немного реалистичнее, но только на первый взгляд. «Сейчас мы на шестом месте после Германии и отстаем не так сильно, — говорит директор Института стратегического анализа компании ФБК Игорь Николаев. — Чтобы ее обогнать, нужно расти быстрее среднемировых темпов роста, то есть свыше 3,5% в год». Пока что предпосылок нет даже для такого ускорения, замечает экономист: ни одна из структурных проблем российской экономики, тормозивших развитие страны в последние годы, до сих пор не устранена.

Изначально экономический курс для очередного президентского срока Владимира Путина разрабатывали несколько аналитических центров, каждый из которых в итоге предложил собственное видение предпочтительной модели роста. Главное напряжение на этой почве возникло между Центром стратегических разработок Алексея Кудрина и «Столыпинским клубом», представителем которого стал экс-кандидат в президенты Борис Титов. Команда Кудрина выступила за структурные реформы и бюджетный маневр, в то время как Титов сделал акцент на обеспечении предпринимателей дешевым кредитным ресурсом. Сегодня этот принципиальный спор все еще не закрыт. «Мы до сих пор не определились, какой вектор выбираем: монетарное или структурное стимулирование», — говорит главный экономист Альфа-Банка Наталья Орлова.

Опрошенные «Новой» эксперты не разделяют тезис «столыпинцев» о том, что главным барьером для развития является дороговизна денег в российской экономике. «Экономический рост не связан с нехваткой денег — российские банки держат на счетах в Центробанке 2 трлн рублей избыточной ликвидности. Темпы роста ускорятся, только если появятся проекты, в которые можно эти деньги инвестировать», — говорит Орлова.

Программа ЦСР выглядит более продуманной, но у монетарного подхода есть ощутимые политические преимущества. Вливание бюджетных денег не требует больших усилий со стороны власти, а экономический эффект проявляется достаточно быстро: можно буквально в течение года добиться улучшения целевых показателей. Обратная сторона монетарного стимулирования проявляется в низком качестве инициированного государством роста. Увеличение ВВП будет краткосрочным и неэффективным, большие деньги, как показывает практика, бюджет потеряет из-за коррупции. К тому же государство направит ассигнования на обычные инфраструктурные проекты, которые не позволяют рассчитывать на технологический рывок, добавляет Орлова. В конечном счете бюджетное стимулирование, если не прибегать к печатному станку, приведет к быстрому истощению казны. «Такого роста хватит на год-два, а дальше мы останемся в той же позиции, что и были, но уже без резервов», — говорит советник по макроэкономике генерального директора «Открытие Брокер» Сергей Хестанов.

Еще одну стратегию экономического развития предложило Минэкономразвития. Ведомство делает ставку на рост инвестиций в основной капитал и повышение производительности труда — эти пункты перекочевали из майских указов в новые поручения президента. Наращивание инвестиций само по себе не позволяет разогнать экономику, поскольку внутренний рынок в России не предъявляет достаточно спроса из-за бедности населения, считает замдиректора Института «Центр развития» НИУ ВШЭ Валерий Миронов.

Предпосылкой для экспортного бума могло бы стать резкое снижение уровня неопределенности и улучшение инвестиционного климата в России. Однако реализация этого сценария так или иначе упирается в отсутствие политической воли для серьезных преобразований. «Сегодня либеральные реформы не востребованы ни правящей верхушкой и бюрократической системой, ни населением, которое скорее предъявляет запрос на большую эффективность вертикали власти и «величие» страны», — полагает Андрей Мовчан.

Обращаясь к парламенту в начале марта, президент фактически признал необходимость бюджетного маневра, пообещав за 6 лет удвоить расходы на здравоохранение, довести среднюю продолжительность жизни в России до 80 лет и сократить уровень бедности с 20 до 10 млн человек. Впрочем, источники финансирования остались не названными. По разным оценкам, в сумме выполнение президентских обещаний может обойтись в 15–20 трлн рублей (около 20% ВВП).

Программа ЦСР предполагает, что деньги на инвестиции в человеческий капитал можно получить в том числе за счет радикального сокращения расходов на оборону и безопасность (на 6 трлн рублей за 6 лет). Но этот вариант плохо стыкуется с текущей бюджетной реальностью, в которой государство продолжает наращивать военные расходы. Только в прошлом декабре президент подписал новую госпрограмму вооружений до 2025 года с объемом финансирования в 19 трлн рублей. «Оборона будет поглощать огромные средства. Объявленные в «военной» части послания приоритеты просто исключают решение экономических задач», — считает Николаев.

Перспектива бюджетного маневра вызовет максимальное противодействие со стороны лоббистов из ОПК, говорит Хестанов: «Поиск компромисса по этому вопросу — главная интрига, которая определит российскую экономическую политику в ближайшие несколько лет». Другие претензии к программе ЦСР могут возникнуть со стороны социального блока правительства. Прежде всего речь идет о пенсионной реформе и о сокращении социальных расходов на 7,8 трлн рублей за счет повышения адресности пособий.

Сразу после президентских выборов в правительстве возобновилось обсуждение налоговой реформы. Рассматриваются разные варианты, включая повышение ставки подоходного налога и введение налога с продаж, но исход во всех сценариях один: оплату исполнения предвыборных обещаний президента пытаются переложить на население. «Отобрать деньги у крупных лоббистов и чиновников, считайте, невозможно. Сэкономить на снижении коррупции тоже нельзя, потому что на ней держится вся власть. И забрать деньги у нефтяников не выйдет, поскольку они неэффективны и сами нуждаются в инвестициях, чтобы поддерживать основные доходы бюджета», — говорит Мовчан. Парадокс в том, что малый бизнес и население физически не способны обеспечить бюджет значительными поступлениями, считает эксперт, поэтому речь идет скорее об «имитации рабочего процесса». Чиновники и депутаты действительно демонстрируют рвение: председатель Госдумы Вячеслав Володин, например, заявил, что для исполнения президентских поручений в ближайшее время потребуется принять более 30 законопроектов.

При этом сам факт обсуждения настройки налоговой системы еще не говорит о стремлении правительства проводить реформы. Повышение налогового бремени назрело уже давно, просто дискуссии переносились из-за непопулярности этой меры, говорит Наталья Орлова из Альфа-Банка: «В предыдущие годы уровень цен на нефть, при котором балансировался бюджет, в среднем составлял $70 за баррель. Поэтому для того, чтобы снизить зависимость от сырья, нужно было в любом случае не нефтяные налоги повышать».

Дополнительные 5 трлн рублей можно было бы найти за счет займов, считает Миронов из ВШЭ: «Уровень госдолга России составляет 15% ВВП — это наименьший показатель среди стран G20. Для сырьевой экономики в условиях санкций безопасным можно считать уровень в 20% ВВП». Однако учитывая, что правительство до сих пор считало бюджетную стабильность главным приоритетом экономической политики, выбор в пользу заемного финансирования не очень вероятен.

Это означает, что если правительству не удастся обеспечить рост ВВП на заявленном уровне и радикально урезать траты на безопасность, то «социальные» задачи тоже неизбежно окажутся невыполненными. По оценкам советника президента Андрея Белоусова, две трети финансирования президентских поручений должно быть обеспечено ускорением экономики.

Четвертый срок Владимира Путина не сулит катастроф в экономическом плане, но самый распространенный прогноз тем не менее выглядит как медленное сползание в направлении еще более бедных стран. «На Украине подушевой ВВП сейчас в два раза меньше, чем в России, уровень коррупции выше — и ничего, страна живет, массового голода нет. Через 10–12 лет мы подойдем к этой же перспективе даже со всей нашей нефтью», — полагает Мовчан.

Поэтому риск не войти в пятерку крупнейших экономик мира — далеко не самое страшное последствие экономического застоя. Пока правительство два года дискутирует о налоговых параметрах, нарастает неустойчивость пенсионной системы, которая находится на грани банкротства. «Проблема дефицита ПФР усугубляется тем, что мы вошли в период, когда 700–800 тысяч работников по демографическим причинам каждый год уходят с рынка труда», — объясняет Хестанов. Даже повышение пенсионного возраста лишь отсрочит наступление действительно серьезных проблем.

Еще один масштабный вызов — изнашивание инфраструктуры на фоне нехватки финансирования и коррупции. «Мы будем видеть постепенно накапливающиеся инфраструктурные проблемы — все, что связано со свалками, авариями, крушениями, — говорит Мовчан. — В России нет ни технологических средств, чтобы обновить инфраструктуру, ни работающей системы контроля». В совокупности проблемы с развитием могут привести к структурным сдвигам экономики, но не в сторону либерализации, а в сторону дальнейшей национализации. Все больше секторов экономики на фоне своей несостоятельности будут переходить под контроль государства — в частности, сейчас на очереди банковский и строительный сектора, считает эксперт.

Сможет ли руководство страны выработать внятную экономическую стратегию, которая хотя бы предотвратит деградацию экономики? Пока что все выглядит так, как будто окончательный вариант экономического курса будет собран из слабо связанных между собой элементов: сохранятся красивые цифры и обещания, пропадут все непопулярные и структурные меры. Путин — ситуативный политик, который принимает решения для стабилизации системы управления страной, никогда не ограничивая себя рамками каких-то программ, замечает Мовчан: «Он пытается действовать максимально сбалансированно, маневрируя между различными крупными группами влияния, одной из которых он считает и население».

Татьяна Васильчук, Вячеслав Половинко, Арнольд Хачатуров, «Новая», Анастасия Куц — для «Новой»