Лагерь острых ощущений

Мы — многодетная семья, поэтому государство дало нам бесплатную путевку без права выбора в детский оздоровительный лагерь «Алмаз». Мне было все равно куда ехать, лишь бы отдохнуть от вечной опеки родителей.

Меня определили в первый, самый старший отряд — от 14 до 17 лет. В лагере я узнала, что он состоит из трех так называемых «социальных групп»: детдомовцев, приютовцев и домашних. Я понятия не имела, чем отличается детский дом от приюта. Оказалось, что в приют помещают детей, которых не смогли забрать родители из полицейского участка (например, если его поймали на улице в комендантский час), или сбежавших из дома.

В комнате нас было трое. С соседками (одна домашняя, другая приютская) нашлись общие интересы. Мы легко общались, хотя девчонки были меня немного старше (15 и 16 лет) и обе курили. И совершенно спокойно говорили об этом не только со мной, но и с вожатой. Вожатая лишь сказала, что курить можно только за зданием, чтобы никто не увидел, и с ее разрешения.

Меньше всего я общалась с ребятами из детского дома, их было немного: шесть или семь человек. Я целую неделю пыталась разобраться в окружающих и ни разу не позвонила родителям, зная, что они явно не одобрят такого соседства.

Девчонки захотели украсить друг друга. Сначала это были просто неудавшиеся стрижки «под горшок», но затем они решили сделать «домашние татуировки»*, называя их «портаками»**. Первое время было даже забавно наблюдать, как они придумывали эскизы. Но потом, когда уже были собраны чернила со всех черных гелевых ручек, раздобыта откуда-то иголка, которую даже протерли духами, а затем попытались обеззаразить огнем из зажигалки, стало не до смеха. У нас в комнате собрались: храбрая девочка, которая говорила, что перенесет любую боль, семнадцатилетняя девушка-«мастер», трое помощников, которые должны были протирать ногу бедной девочки жидкостью для снятия макияжа и дуть, если уж совсем будет больно, и несколько любопытных зрителей.

Уже через пару минут, после того как «мастер» начала тыкать в ногу иголкой с чернилами, пытаясь сделать рисунок бокала, смелая девушка перехотела делать хоть что-нибудь, а потом вообще завыла от боли. Но останавливаться никто не был намерен. К нам несколько раз заглядывали вожатые, но лишь наблюдали с таким же любопытством, как и все. Когда из ее ноги потекли не только чернила, но и кровь, я сбежала. После этого мне просто стало неприятно оставаться там, с этими безразличными вожатыми и странными детьми. Я позвонила родителям. Мама ужаснулась, наверное, сильнее меня, и папа забрал меня. Со своими бывшими соседками я продолжила общаться, но при этом благополучно решила, что тихая дача мне милее.