Память в России привыкли загонять в специально отведенные места, как зэков — в пересыльные тюрьмы: в музеи, архивы, мемориалы. Извлекать оттуда к специальным датам, отряхивать от пыли.
Наши герои не работают в музеях и институтах, не ждут, пока им поможет государство. Им вообще плевать на официальную память. У них есть своя: болезненная, неоднозначная, деятельная.
Сын пять лет подряд раз в неделю выходит на пикет к «расстрельному дому», где вынесли смертный приговор его отцу. Историк искал документы о расстреле своего деда, а в итоге собрал 1700 имен погибших вместе с ним — имен, которых не было ни в одной базе репрессированных. Врач поликлиники установила в Люберцах памятник репрессированным. Священник построил церковь на Бутовском полигоне, где лежит его дед…
В этом проекте «Новая» собирает истории тех, для кого сохранение памяти — не профессиональная обязанность, а личный долг, внутренняя необходимость, естественный способ жизни. Как Юрий Дмитриев, они делают свое дело в одиночку, тихо и незаметно, пока оно не меняет и их самих, и жизнь вокруг.
Большинство из них неизвестны. Нам кажется, что это незаслуженно.
Сегодня мы публикуем две истории о хранителях памяти.
P.S.
Если вы знаете людей, которые борются за сохранение памяти о политических репрессиях в своем городе или среде, — пишите нам на редакционный адрес 2017@novayagazeta.ru (в теме письма укажите «хранители памяти»).
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»