Самый точный барометр режима

Кирилл Серебренников уже утром 24 мая мог бы начать одну из своих самых резонансных постановок: сразу после выхода с допроса подать иск к Александру Бастрыкину, главе Следственного комитета РФ. Возбудить дело о защите репутации. Личной и творческой. Еще и сейчас не поздно.

Обыск у свидетеля, обыск в театре, публичные комментарии, так или иначе порочащие имя, — весь этот громкий черный пиар обозначил новую стадию агрессии государства против театра, с одной стороны. И солидарности деятелей культуры диаметрально разных взглядов и направлений — от Бондарчука и Прилепина до Хаматовой и Табакова, готовых встать на защиту преследуемого, — с другой.

…К родителям Софьи Апфельбаум, вчерашнего министерского чиновника, ныне директора РАМТа, с обыском в дом, где Софья Михайловна прописана, пришли в семь утра. Директора Ярославского театра имени Волкова Юрия Итина, бывшего генерального «Седьмой студии», арестовали в аэропорту, когда он с театром собирался лететь на гастроли. Артистов «Гоголь-центра» блокировали в здании, пока в театре несколько часов подряд шел обыск.

Кто сочинил дикий сценарий, охвативший самых разных людей? Кто «заказал» Серебренникова? Кто стал инициатором прокурорских действий, начавшихся, как выяснилось, больше года назад?

Хищение — одного или двухсот миллионов — доказывается в суде. До этого момента в отношении всех участников, свидетелей и фигурантов действует презумпция абсолютной невиновности. И товарищеская искренность Владимира Путина в ответ на тревогу Евгения Миронова («да дураки!») выглядит исторично: дескать, ну нет у меня для вас других следователей!

Но что бы ни рассказывали официальные комментаторы, как бы ни надрывались тролли в сетях, как бы ни благодушествовал президент, события вокруг Серебренникова значат одно: государство включило творцов в карательную повестку дня.

Оно не просто перестало заботиться о том, как выглядит в глазах граждан — своих и чужих. Оно не просто перестало думать о том, каким останется в истории — отечественной и мировой. Оно, опираясь на безошибочный инстинкт самосохранения, подает внятный сигнал именно тем, кому хочет подать, — молодым зрителям-избирателям. Еще и потому, что «Гоголь-центр» стал в некотором роде модельной территорией свободы — здесь собирались показывать документальный фильм про «Пусси Райот», здесь прошлой зимой был поставлен антисталинский спектакль «Похороны Сталина» и яркий, вызывающе современный «Машина-Мюллер», здесь в скором времени должна выступать персона нон грата, нобелевский лауреат Светлана Алексиевич… Серебренников, похоже, принципиально не желает чувствовать тренд момента: свобода больше не в моде, не в чести, не в теме.

Хотя еще два года назад он стал главным героем прокурорского запроса — его спектакли составили чуть не половину сочиненного ведомством бредового «крамольного» списка.

Ребрендинг культурного поля прямо и вызывающе связан с новыми запросами государства в канун выборов. Происходящее вокруг театра — сегодня самый точный барометр режима. Каким бы девственно не информированным ни прикидывался Дмитрий Песков, любой скандал, спровоцированный вокруг публичной фигуры, в котором обозначено противостояние человека и власти, — политический по определению.

Сто лет назад, зимой 1917 года, когда была отменена цензура, знаменитый Кугель предложил убрать «понаставленные рогатки», ущемляющие свободу театра. И вот снова — рогатки и желтые ленты оцепления. Театр — искусство, которое в России на наших глазах, выплескивается на площади и взрывается общественными скандалами. Так вот — чтоб не взрывалось! Для этого — обыски квартир, репертуаров, хард-дисков.

Экономический фактор — беспроигрышен. Он — ширма любых идеологических претензий. Чего стоит десяток недавних прокурорских проверок театра Константина Райкина…

Не случайно питомцы Бастрыкина твердой поступью идут в театр. Точно знают: «ложки» найдут — и, возможно, очень скоро — а осадок останется. И — осядет страхом. Или завихрится сомнением, выходить ли на площадь?

Тем, кто сомневается, стоит вспомнить: тоталитарное управление культурой всегда означало одно — близость краха. Все без исключения режимы, насиловавшие культуру, пали. Так что самое время рисовать плакат: «Руки прочь от художников!»