Самым жестким «репрессиям» подвергся лидер протестного движения, избранный официальный представитель водителей-дальнобойщиков, выступающих против системы взимания платы «Платон», председатель Объединения перевозчиков России (ОПР) Андрей Бажутин. 27 марта его арестовали на 14 суток, из них 5 продержали в камере, потом отпустили, но за это время едва не отняли четверых детей и чуть не довели до потери ребенка беременную жену. Но все это Бажутина, как и его коллег, не заставило прекратить борьбу.
— Арест на 14 суток — адекватная мера в вашей ситуации? За что такое наказание или зачем?
— Цель ясна. Это не самодеятельность ГИБДД, полиции или других служб. Это целенаправленное действие власти, чтобы изолировать меня. Единственное, что суд с той мерой, которую мне определил — 14 суток, сильно погорячился. Жесткость решения — чрезмерная. Я не совершал такого страшного поступка, чтобы меня изолировать на 14 суток.
— А что вы совершили? Вообще были нарушения?
— Все три дела, дошедшие до суда, — по лишению меня водительских прав. Два из них рассматривала судья Марина Афанасьева, которая и приняла решение о моем аресте. Но из трех ситуаций в двух меня даже не было за рулем. Есть видеофиксация. Есть доказательная база. Однако, несмотря на это, меня лишили прав.
— Когда вы узнали, что ездите без прав?
— 27 марта при задержании. Я знал, что обвинения есть, мы их оспариваем, и был уверен, что все оспорим. Но произошло то, что произошло. При этом инспекторы ГИБДД говорили мне, что я не мог об этом не знать. Но за два дня до задержания я на своей машине ездил в Москву, вернулся обратно, меня никто не останавливал. А главное: я что, сумасшедший, зная, что я лишен прав, ехать на машине в другой город за 1000 км?!
В момент задержания я вез ребенка с тренировки, он был в мокрой форме. До дома оставалось буквально 100 метров. 25-й отдел полиции, куда меня потом доставили, находится во дворе моего дома. Я просил инспектора ДПС, чтобы либо я сам, либо он сел за руль и мы доехали до дома — довезли сына, но инспектор категорически отказал. Более того, он передал сообщение в службу опеки, после чего опека решила забрать детей.
— Что вы делали, когда узнали об этом?
— Пока у меня еще был мобильный телефон, я дозвонился до старшего сына, тот прибежал домой. Но органы опеки объяснили, что он не является опекуном и не может оставаться с детьми. Меня в этот момент уже отвезли в 25-й отдел полиции. Сотрудники опеки вместе с сыном зашли домой, все обследовали, вплоть до холодильника. Затем Артем позвонил маме, моей жене, все рассказал. Она ушла из больницы, где лежала на сохранении (Наталья Бажутина находится на 7-м месяце беременности. — Н.П.), приехала домой, объясняла чиновникам: есть старший сын, есть бабушка. Но те заявили: нужна доверенность. Наталья побежала в нотариальную контору. А там сказали: такую доверенность можно написать в присутствии сотрудников опеки. Но беременной женщине об этом не сообщили. Зато предупредили: если мой старший сын или бабушка выйдут на улицу с детьми погулять, то дети будут немедленно изъяты, поскольку у них нет никаких юридических подтверждений на опекунство.
— Находясь в суде, в СИЗО, вы знали о происходящем дома?
— Первые два дня нет. Я был изолирован. Потом мне передали сим-карту, я позвонил домой. К тому моменту ребята наши (из ОПР. — Н.П.) постоянно дежурили во дворе, не давая никому постороннему проникнуть в квартиру. Потому что во дворе постоянно было наружное наблюдение. Круглосуточно курсировала машина с непонятными молодыми людьми. Лишь через четыре дня после моего ареста они исчезли.
Фото: Анна Артемьева / «Новая»
— Все это делалось, чтобы запугать вас?
— Запугать меня такими методами нельзя. Хотя в последнее время ко мне кто только не приходил — полиция, налоговая, прокуратура, ФСБ… Инопланетяне еще не приходили.
Наши власти не понимают, что такими действиями нас — я сейчас о дальнобойщиках в целом — запугать невозможно. Не понимают, с кем имеют дело. Это — мужики, которые привыкли все делать сами, миллион раз в одиночку ночевали в лесах, на стоянках, на дорогах, тут же чинили машины, добывали еду, сами себя защищали. Это люди, которые привыкли сами себя защищать. Таким нельзя ставить палки в колеса. Не тот случай.
— Вас вообще слышат?
— Слышат, но не так, как нужно. У нас есть информация, что во власти тоже из-за нас, из-за этой ситуации, происходят нервные срывы. Но мы не этого хотим. Мы не профессиональные «протестанты». Мы предлагаем: «Давайте сядем за стол переговоров и решим наши проблемы». То, что сейчас происходит в отрасли, — ненормально. В акции участвует все больше дальнобойщиков. Некоторые не могут поставить свои машины, но они идут по трассе порожняком — не берут грузы. Они не стоят на обочинах, не участвуют в акции протеста напрямую, но они нас поддерживают.
— Арест и история с детьми ваши личные намерения не изменили?
— Абсолютно никак. Я, конечно, переживал за детей, пока не был уверен: оставят их или нет, переживал за жену, за ее состояние. Но сразу со всей страны мне посыпались SMS: люди готовы помочь, забрать мою семью, увезти, спрятать. Я буду осторожен впредь. Но мы не прекратим то, что делаем, пока не добьемся результата.
— Какие настроения сейчас у дальнобойщиков? Как долго они хотят бастовать? Как далеко готовы идти в протестных действиях?
— До принятия решения властями мы не прекратим забастовку. Если в начале акции протеста многие коллеги говорили: «Мы больше недели не продержимся», то сейчас все как один говорят: «Нет, теперь уже до конца».
Главная цель — переговоры с министром транспорта Соколовым, с председателем правительства Медведевым, которые, по-моему, вообще ничего не соображают в наших проблемах. Хотим, чтобы они, по крайней мере попытались, в них разобраться.
Кроме того, должны сесть за стол все представители профессионального сообщества, даже те, кто не разделяет нашу точку зрения. Потому что проблема — обширна, это — реальный сектор экономики, мнение всех нужно учитывать.
Пока такая встреча не состоится, забастовка не будет прекращена. Пока не будет реального решения, мы останемся на дороге.
— 5 апреля в Москве задержали лидера дагестанских дальнобойщиковРустама Малламагомедова. Разобрались ли вы в этой ситуации и как будете на нее реагировать?
— Это беспредел. Мы долго не могли понять — кто эти люди: сотрудники МУРа или ФСБ? Какие у них претензии к Рустаму, не знаем до сих пор. Но мы сразу подключили адвокатов и правозащитников. Сработало. Рустам сейчас на свободе. Мы вместе едем в Махачкалу, где 7 апреля дальнобойщики из Дагестана, Кабардино-Балкарии и Чечни встретятся с журналистами. На обратном пути в столицу такие же встречи проведем в Осетии, Краснодаре, Ростове-на-Дону. Потому что информационный голод есть.
— Почему Дагестан стал самой горячей точкой?
— В Дагестане 90% водителей — частные перевозчики. А республика невелика, и там это четко выражено. У нас же по всей стране растеклись забастовщики, но настолько широка география России, что это не так заметно. Хотя бастует огромное количество людей. К 10 апреля мы обобщим данные. Хотим посчитать количество регионов, в которых стоят протестные лагеря и число участников в этих лагерях. Где стоят, где стояли, но разогнаны полицией.
Постараемся дать общую картину по всем городам России. Это сложно. Только в Петербурге более 200 стоянок и надо каждую объехать. Еще и людей, которые в открытую не участвуют в протесте, но поддерживают акцию и стоят на стоянке, тоже надо учесть. Сейчас такую статистику не могут дать даже ГИБДД и МВД. Но точно могу сказать: из общей массы дальнобойщиков на сегодня встали не меньше половины. А если в цифрах — это более миллиона машин.
Фото: Анна Артемьева / «Новая»
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»