Сюжеты · Общество

«Как проснетесь в гостинице, откройте окно и сядьте за стол. Проведите рукой по столу. Посмотрите на руку...»

Экскурсия по Красноярску, живущему в режиме постоянной экологической катастрофы, для пиарщика угольного магната

Алексей Тарасов , Обозреватель
Fotoimedia / ТАСС
18 марта в Красноярске пройдет митинг «За чистое небо».
обновлено 18 марта, 14:00 мск
Репортаж с экологического митинга 18 марта в Красноярске, самого массового с 2011 года, читайте здесь.
Город измучен перманентной экологической катастрофой. Ее виновник — по всем научным выкладкам — прежде всего КрАЗ, Красноярский алюминиевый завод, нарастивший за последние годы выплавку металла до крупнейших в мире показателей. Это подразделение РУСАЛа Олега Дерипаски. На втором месте по выбросам — три угольных ТЭЦ Сибирской генерирующей компании (СГК) Андрея Мельниченко.
Это персонаж не столь публичный, как Дерипаска. Чтобы его представить, напомню самую дорогую в мире яхту, которую в феврале арестовывали в Гибралтаре. Она сварена на германских верфях по заказу Мельниченко, и я недавно писал о ней.
Мельниченко, его представители, как любые граждане (организации), имеют право на ответ — статья 46 Закона о СМИ. Поэтому публикуем повторное в наш адрес письмо директора Морозова, достойно представляющего этого российского предпринимателя. В первом письме директор по связям с общественностью СГК Андрей Морозов (живущий в Москве) «с большим удовольствием» пригласил меня (постоянно живущего в Красноярске) приехать в Красноярск, чтобы познакомиться с «положением дел»: «…посетить наши предприятия в этом городе, встретиться и обсудить положение дел с нашими специалистами, партнерами по бизнесу и потребителями наших услуг». Я ему предложил организовать лечение в Москве нескольких наших детей из легочных отделений и онкологии, и в ответ в редакцию пришло второе письмо.
Публикуем дословно:
«Повторно обращаюсь в Вашу газету в связи с тем, что в последнее время в ней были опубликованы несколько статей Алексея Тарасова по экологической ситуации в Красноярске. В статьях речь идет и о деятельности нашей компании. Безусловно, мы уважаем право автора на собственную точку зрения и, конечно, не имеем ни малейших намерений вмешиваться в редакционную политику, тем не менее я должен заметить, что статьи Тарасова носят абсолютно односторонний характер, не основаны на объективных научных данных или мнениях признанных экспертов. Эмоции в чистом виде. Проблема — не только для нас, для всех — в условиях эмоционального накала и массовой истерии очень сложно принимать решения, которые могут и должны принести реальную пользу людям. Мы всегда были и готовы впредь давать любую информацию по всем аспектам нашей деятельности, полные ответы на все возможные вопросы. Если Ваша газета заинтересована в объективном освещении действительно очень сложной ситуации в Красноярске, приглашаю Вас к диалогу. Мы готовы общаться с вашими журналистами. В первом письме, которое я направил на адрес, указанный на сайте, я приглашал приехать в Красноярск журналиста, который бы не был настроен предвзято, который смог бы посмотреть на ситуацию со всех сторон, который бы подготовил простую статью по простым (западным) стандартам прессы: мнения жителей, мнения экспертов, мнения заинтересованных сторон — полный спектр мнений, выводы делает читатель. Но это Вам решать. Я лично уважаю Вашу газету за остро гражданскую позицию. При этом хочется в ней видеть и солидное издание, а не, простите, погромный листок».
То есть мы — про «экологическую катастрофу» (это не обиходное выражение, это не из соцсети или разговоров старушек, а строгий термин из бесед с учеными), про красноярских раковых младенцев на фоне яхты в Средиземноморье. А нам в ответ откровенно валяют дурака. Нормально. Директор Морозов, пишите еще.
Насчет же предвзятости и эмоциональности — так и есть, подтверждаю. Только хотелось бы обсуждать не мое отношение к главным вопросам моей и моих детей жизни, а фактическую сторону дела.
Но о фактах снова — ничего.
Не буду ответно валять дурака и делать вид, что не понимаю причин именно такого, в таком виде оживления работников пиара (Морозов — только одно яркое пятно в сегодняшней суете). В то же время нет причин подозревать всех их в людоедстве — в конце концов, не такие уж деньги, наверное, им платят. Поэтому — встречное предложение. Приезжайте в Красноярск, я вас провезу по нашим микрорайонам. Заедем в гости к вдовам и детям моих уже покойных друзей и знакомых. Им было по сорок-пятьдесят.
Я вам много чего расскажу о специфике красноярского биоценоза. Завезу в районы электролизников и анодчиков. Они вам расскажут, как это, поскользнувшись, ломать руки-ноги в 14 местах. Ну да, всего лишь анекдот. Интересно, в Москве его поймут?
Кости здесь становятся хрупкими, как скорлупа грецкого ореха. Уже годам к тридцати пяти. Посмотрите на детишек — поросль металлургов с крошащимися зубами. И флюороз скелета мальчикам нашим приходится кстати — ко времени взросления у них снижается температурная и болевая чувствительность. Отморозок — это не фигура речи.
А вы им потом расскажите, если только не забоитесь нашей Тартарии, что Красноярск — это промышленный город и такова его планида. Что КрАЗ дает людям работу и деньги.
В онкодиспансер, пожалуй, не поедем. Я человек эмоциональный, как верно вы отметили. Я вас повезу в хорошую, тихую, детскую больницу в центре Красноярска, на углу Маркса и Перенсона. Знаете, в каждом провинциальном городе есть такие — старые, обшарпанные, но дающие надежду. В некоторых еще встречаются чудесные доктора. На стенах там висят детские рисунки. Бьют наотмашь.
Так вот, здесь, в центре Красноярска, встречаются странные: обычные сюжеты из сказок, басен, мультфильмов. Это издалека, рассредоточенным зрением. Вблизи увидите: на картон наклеены и раскрашены разнообразные макаронные изделия (рожки, ракушки, перья, ригатоны, спирали), горошины черного перца, рис. Если из риса выстроены стилизованные изображения хоть кого (чего), то лаврушка образовывает исключительно листву на деревьях, а укропное семя служит глазами зверушек, панировочные сухари — речным песком. Сюр. Что-то вроде плодоовощных картин-головоломок классика маньеризма Джузеппе Арчимбольдо. Только тот составлял причудливые портреты из тщательно и реалистически выписанных спелых фруктов и овощей, листьев, цветов, злаков, минералов. Наши больные дети радикальней — они берут доступную им пищу и склеивают из нее день за днем пальчиками картины.
Не знаю, есть ли у вас проблемы с пищевой зависимостью. Но вот наши дети-тростинки (вероятно, под водительством нянечек-постмодернисток) пытаются хоть как-то подружиться с едой.
Сейчас время такое, вы как пиарщики знаете: лучше пара картинок, чем много текста.
И да, я, конечно, не утверждаю, что виллы и яхты Дерипаски и Мельниченко построены за счет всего вот этого. Конечно.
Съездим еще на местные кладбища. На Бадалыке и Шинниках, этих выставках достижений народного хозяйства, главные красноярские рекорды (помимо производства алюминия) наглядны, запечатлены, высечены в камне: срок жизни здесь сокращен до неандертальского. Енисей по расходу воды — кубометрам, пролетающим в секунду, — первый на просторах бывшей империи. Город на Енисее, если б учитывался сброс не только воды, но и жизней, — самый текучий: рождаются и мрут, приезжают и тоже мрут, жизнь стремится к пустяку, исчезающей мелочи, незаметности.
На один квадратный километр городских кварталов с неба каждый день падает от полутонны до тонны пыли (взвешенных веществ и прочей дряни). В некоторых местах — до пяти тонн. Это преимущество Красноярска: мы тут видим то, что вдыхаем.
Утречком, как проснетесь в гостиничном номере, откройте окно и сядьте за стол. Проведите рукой по столу. Посмотрите на руку. Ну а потом, пожалуйста, пишите и звоните еще, всегда рады.
***
Учитывая предложенный директором Морозовым уровень дискуссии, придется, простите, проговорить некоторые тривиальные вещи.
Итак.
Никакой бизнес не может строиться на здоровье посторонних этому бизнесу людей. (А за болезни красноярских детей, надеюсь, Дерипаска и Мельниченко когда-нибудь ответят отдельно.)
Колониализм — это не к нам, директор Морозов. Это вам, пожалуйста, в Африку позапрошлого века. Красноярский край — субъект Российской Федерации, Красноярск — город с миллионным населением, и я нигде не нашел законов/постановлений/указов, позволяющих к этому миллиону относиться по-особенному.
Третье. Это — наша земля. Наша. Это наша мать. Хотелось бы, конечно, написать, что «гадить здесь мы не позволим никому», но это не будет соответствовать действительности. Позволяем. Но неужели еще кому-то не ясно, что это не навсегда?
В красноярской «прессе» (пресса здесь почти вся закончилась еще в первой половине нулевых) городу сейчас усиленно доказывают, что он — туземный. И что из-под плинтуса выглядывать горожане не должны. Утрирую, конечно, но смысл таков. И кто бы сомневался, что такой накат в «прессе» будет.
И кто сомневается, что КрАЗ — в его сегодняшнем виде — будет закрыт, а угольные ТЭЦ поменяют технологии или перейдут на газ?
Желающие невозможного всегда добиваются своего. Первый этап, когда таких людей не замечают, пройден. Второй, когда над ними смеются, — пройден тоже. Сейчас третий — когда с ними борются. Потом будет четвертый, когда обнаружится, что они победили.
Слушайте, ну не могут люди жить вечно в состоянии целины, которую кто-то осваивает, перемалывая их со всеми их отпрысками. Болотом, которое осушают и затем зажигают. Сколько можно нам, красноярцам, советовать жить гостеприимно задницей вперед?
Нашел в своих залежах бумаг свою же огромную статью в «Известиях» от 10 декабря 1993 года «Хозяева и холопы». Четверть века прошла, а ситуация — один в один. Там, в 93-м, в частности, про жизнь поселка Коркино в пригороде Красноярска — под факелом КрАЗа, про их болезни, голодовки, протесты. И про руководителей КрАЗа, обсуждавших в тот же момент на Кипре вопросы вложений в тамошний гостиничный бизнес (а чтобы переселить коркинцев, в Красноярске требовалось построить всего лишь пару многоэтажек).
И вот заметка в «Новой» от 22 февраля 2017 года «Яхтовый метод», вызвавшая неудовольствие директора Морозова. Здесь, в частности, об аресте — на фоне режима «черного неба» в Красноярске — SailingYacht A, крупнейшей частной яхты в мире.
Пожалуй, все-таки жизнь идет — ощутите разницу в масштабах.
И еще один момент: тогда никто не смел петь про эмоциональность и предвзятость. И Коркино-то в итоге переселили.