«Крымский сценарий», «русские шпионы», непризнанные паспорта и неистребимая коррупция. Что происходит в самопровозглашенном Косове? Специальный репортаж
В отношениях Сербии и Косова — сильнейший за последние годы кризис. Докатились до разговоров о новой войне. Белград и Приштина обмениваются провокациями. Сербы отправляют в Косово «патриотический» поезд. Косовары отправляют навстречу поезду спецназ. Президент Сербии заявляет, что поднимет армию и сам пойдет воевать. Президент Косова отвечает, что сербы готовят аннексию по «крымскому сценарию». Сербы отгораживаются стеной. Косовары находят в республике «российских шпионов». Агентами Москвы названы журналист, политики и бывшие военные из сербских анклавов.
Эскалацию связывают в первую очередь с президентскими выборами в Сербии (они пройдут 30 апреля) и политическим кризисом в Косове (оппозиция требует досрочных парламентских выборов в 2017 году). В то же время нельзя сказать, что на бытовом уровне знаковый для Европы конфликт исчерпан и два балканских народа ладят между собой вне политики.
Корреспондент «Новой газеты» Никита Гирин отправился в Косово и увидел, как легко взвести курок вражды между нищими народами.
Мост
Разделенный город Косовска-Митровица. На ближнем берегу живут сербы, за мостом — албанцы. Фото: Никита Гирин / «Новая газета»
Между берегами Ибара нет ничего общего, ни капли ракии. Кроме Нового моста. Он стал символом Косовской войны, разделившей город Митровица на две части: сербскую и албанскую. Отсюда на юг, в створе бульвара, видны минареты. На север, на холме, — православные купола. Речка Ибар — это буквальный водораздел между двумя цивилизациями.
Недавно мост подновили на деньги Евросоюза и скоро должны открыть для транспорта. Для пешеходов он был открыт практически всегда. Но их немного. Все предпочитают лишний раз не показываться на чужой стороне. Впрочем, у албанцев нет особой нужды — их в южной части города 60 тысяч человек, там есть все необходимое. Северная часть меньше, здесь 15 тысяч сербов. Многие закупаются в торговых центрах на албанском берегу — дешевле.
Сербская Митровица напоминает любой российский городок в 90-х: кругом облезлые киоски и торговля с лотков. Много сербских триколоров и патриотических граффити. Вот связанные в узел сербский и российский флаги, а на них — очертания границ Косова и Крыма. Ниже приписка для дураков: «Косово — это Сербия. Крим je Русиja».
Все столбы, деревья и остановки обклеены — как у нас рекламой микрокредитов — двумя видами листовок. Это традиционные балканские смртовницы (кто умер и когда похороны). И — плакаты с Дональдом Трампом.
На них довольный президент США, а по углам слова косовского лидера Хашима Тачи и албанского премьера Эди Рама: «Албанцы выбирают Клинтон», «Трамп — это угроза Албании». В Сербии надеются, что новая американская администрация перестанет спонсировать Косово.
Косовска-Митровица. Надпись на билборде: «Сербы его поддерживали!» Фото: Никита Гирин / «Новая газета»
Но российскому президенту Трамп, конечно, не конкурент.
— Путин — хорошо. Нет, суперхорошо, — говорит по-русски Зоран Чиркович (62 года, полицейский на пенсии). Зоран сидит в бедной кофейне с наклейкой на двери: «Хотим союз с Россией». На вопрос о причинах нового конфликта между сербами и албанцами Зоран отвечает: «Нет конфликта. Политика!» — и указывает пальцем в потолок.
— Еще десять лет, и все будет спокойно, — уверен Чиркович.
— Уже прошло почти двадцать, — возражаю я. Полицейский отмахивается и читает по памяти: «Ехали медведи на велосипеде…»
Уперлись в стену
Митровица — фактическая столица Северного Косова. Это три муниципалитета, где сербов — 95%. За их спинами — «большая» Сербия. Регион не подчиняется в полной мере ни Приштине (из принципа), ни Белграду (по условиям резолюции Совбеза ООН).
Железнодорожное сообщение с Митровицей возобновилось в 2006 году. С тех пор поезда ходили из города Кралево в центральной Сербии. Недавно стороны согласовали запуск линии из Белграда.
14 января 2017 года. Поезд «Косово — это Сербия» с чиновниками и журналистами следует из Белграда в Косовска-Митровицу. Фото: AP
— Этот поезд в самом деле очень нужен сербам в Косове. Мы по-прежнему считаем себя частью Сербии, — говорит Миодраг Маринкович, директор НКО «Актив». Организация добивается большего участия сербской общины в жизни Косова, помогает бизнесу выходить на косовский рынок. — Но они зачем-то написали на вагонах, что Косово — это Сербия. Глупо. На что они рассчитывали? Что Приштина не отреагирует, и сербские СМИ напишут про успех политики Белграда? Надо было взвесить «за» и «против». А теперь косовские власти называют незаконной уже существующую линию из Кралева. Вот тебе и последствия.
До Митровицы поезд не доехал. Из-за угрозы безопасности пассажиров его пришлось остановить у границы. Так распорядился премьер-министр Сербии Александр Вучич. (Именно он, а не действующий глава государства Томислав Николич, будет кандидатом от власти на выборах президента.)
Незадолго до этого сербы возвели двухметровую бетонную стену перед Новым мостом. Чиновники объяснили: это на время реконструкции пешеходной зоны. Улица имеет большой уклон, ее надо «поднять», а стена — это опора для насыпи. Люди разглядели суть: это защита от возможного «вторжения». Не сказать, чтобы кто-то этому удивился. Раньше на мосту были баррикады, потом «Парк мира», ну а теперь — стена. Правда, короткая, метров 50, можно объехать с обеих сторон. Однако албанцев возмутил сам жест. В начале февраля Евросоюз уговорил сербов сломать стену. Но косовские политики уже получили аргумент для политических споров в Брюсселе и внутри страны.
5 февраля 2017 года. Сербы сносят стену в Косовска-Митровице, которую ранее возвели «для защиты от албанцев». Фото: Reuters
Миодраг Маринкович убежден, что Приштина сознательно переключает внимание косоваров на мост и стену.
— Я встречался на семинарах с албанскими студентами. Мы обсуждали, что они считают главным препятствием для развития Косова. К моему удивлению, многие сказали, что это мост. Они не сказали: экономика. Хотя безработица среди косовской молодежи составляет 57%. Не сказали: коррупция, образование. Они сказали: мост в Митровице.
— Албанцы твердят, что мы ограничиваем свободу их передвижения, — говорит менеджер политических программ «Актива», 25-летняя Милица Андрич. — При этом мы не можем легально ездить в Косово, потому что там отказываются признавать половину наших документов.
По договору о свободе передвижения, заключенному в 2011 году, паспорта и водительские права, выданные властями Косова, действуют и в Сербии (Белград, в соответствии с Конституцией, считает всех резидентов Косова своими гражданами). Формально Косово тоже признает сербские документы, но лишь те, что выданы в «большой» Сербии. Документы, оформленные в Северном Косове, Приштина принимать отказывается. Косовары делают исключение только для свидетельств о рождении — чтобы выдавать на их основе косовские ID-карты.
Все дело в параллельных институтах.
Интеграция
Милица объясняет причудливое политическое устройство Северного Косова:
— До 2013 года здесь действовали сербские государственные органы. В апреле 2013-го были заключены Брюссельские соглашения, по которым параллельные институты в Северном Косове должны быть ликвидированы. Но местная администрация отказалась идти на сближение. Ее разогнали, нашли предлог. Назначили временный совет из шести человек, который должен был организовать местные выборы по косовским законам. Выборы прошли в ноябре 2013 года, но временный совет остался. Он теперь вроде администрации.
В итоге в южной Митровице есть мэр и парламент, но нет администрации. А в северной — есть администрация, но нет мэра и парламента. Две параллельные системы, и обе неполные.
То же самое с судами. На севере есть только гражданский суд, а на юге — только уголовный. Некоторые дела еще берет EULEX (миссия Евросоюза по вопросам законности и правопорядка. — Ред.). Три суда, и ни один толком не работает.
— Интеграция в Косово — это опасный процесс, потому что люди останутся без работы, — предупреждает Маринкович. — Сербское правительство всеми средствами поддерживает занятость сербов в Косове. Например, вместо госпиталя, в котором нормальный штат был бы 200 человек, они содержат госпиталь со штатом 1000 человек. Не важно, что им нечего делать. Важно, что они числятся на работе. И так по всему Косову. У нас очень раздутые госаппарат и бюджетная сфера, в них занято около 70% населения, и теперь их надо как бы интегрировать. Косово не примет ту же тысячу человек. Они примут 300, а 700 останутся без работы. Так уже было с таможней, с полицией.
— Мы действительно живем чуть лучше, чем должны. Вероятно, поэтому албанцы во всем нас и обвиняют, — говорит Милица. — Кто-то успевает работать в обеих системах, получает две зарплаты. И я не берусь их судить. Ты поживи в таких условиях. Если у тебя есть возможность использовать оба государства, мне правда нет до этого дела. Ни одно из них не заслуживает верности.
Агент ФСБ
Марко Якшич считает интеграцию предательством. Марко называют радикалом, он один из лидеров сербской общины в Северном Косове. Якшич возглавляет движение «Отечество». В январе по косовскому ТВ заявили (в духе наших «Анатомий протеста»), что Якшич — один из «русских шпионов», действующих в республике.
Предполагаемому агенту российских спецслужб 66-й год, он пенсионер, просто одет, немного растерян, немного взъерошен и скорее похож на университетского преподавателя.
— Я не буду скромничать: это я защитил северную часть города от албанцев, — говорит Якшич. — В 1999 году здесь оставались 500 человек, а сейчас в северной части около 15 тысяч сербов. Я организовал больше 100 акций. Как минимум на 50 из них я выступал. Но Белград пустил всю эту борьбу коту под хвост, когда подписал Брюссельские соглашения и по-тихому преподнес Северное Косово на тарелочке албанцам. Мы утверждаем, что Вучич — трус. Из-за этого нас и подожгли, точно говорю.
Офис «Отечества» располагался в жилой шестиэтажке у самого моста. Пожар случился в ночь на 7 февраля. Люди выбирались из окон по связанным простыням.
Дом, в котором располагался офис движения «Отечество». Фото: Никита Гирин / «Новая газета»
— Я не пойму, за что они борются: за евроинтеграцию или за Косово? Сербия, с одной стороны, не признает Косово, а с другой — признает их документы. Сербия дала Косову телефонный код. С разрешения Сербии Косово участвовало в Олимпийских играх.
— А вы что предлагаете?
— Я бы просто отменил границу, раз уж мы считаем Косово своей территорией. Белград сам поставил пропускные пункты.
— Но это вызовет эскалацию.
— Нас не должно занимать, как отреагирует Косово.
«Ты или борешься за Косово, или думаешь о последствиях. Представь, что Россия в свое время стала бы размышлять, как отреагирует Чечня».
— Ну мы особо не размышляли, ввели войска, и началась война.
— Ты меня извини, но если отстаиваешь границы, будь готов к войне.
— Может, хватит уже? Слишком многие на Балканах от нее пострадали.
— В сравнении с 1999 годом сейчас другая ситуация. Мировой баланс изменился. Нас уже точно не будут бомбить. Мы за два часа можем дойти до Албании. Если у тебя что-то забрали военным путем, единственный путь это вернуть — тоже военный. Нет другого варианта. Но я понимаю албанцев, я бы на их месте тоже мирно не отдал эту землю. Пятьсот лет Косово было под властью Османской империи.
Вообще-то Марко Якшич — ортопед. 37 лет он был главврачом Митровицкой больницы, а во время войны провел больше 100 операций, в том числе оперировал албанцев. Об этом радикальный политик вспоминает как-то походя, не то что о проведении сотни митингов: ну да, мол, и такое бывало. «Нам приходилось прятать албанцев, потому что в соседних палатах лежали сербские солдаты, и мы не знали, как они могли отреагировать».
Молодые сербы не разделяют радикализм пенсионера Якшича. Рассказывает Милица Андрич:
— Я уже не уверена, что хочу видеть Косово частью Сербии. Там безумная коррупция. И она распространится на Сербию, как распространилась на международные миссии. Я не хочу интегрироваться не потому, что не люблю албанцев, а потому, что вижу, как они живут. И мои друзья не хотят. Восемь человек уже уехали в Сербию. У нас тихая миграция. Возможно, это и будет концом косовской саги. Что сербы потихоньку уйдут. После чего Косово обретет независимость. Но я не думаю, что Косово сможет выжить самостоятельно. Есть такая фотография: девушка на улице после провозглашения независимости Косова, и на майке у нее написано: «Независимость лучше, чем электричество». Что-то я подозреваю, что сейчас они уже так не думают.
«Независимость нельзя съесть, на независимость нельзя жить. Тебе сначала нужно электричество, а потом — независимость».
Иллюстрация: Алексей Комаров / «Новая»
«Мы дружим только в фейсбуке»
Сербы предупреждали меня, что «русский в Косове — это как американец в Сербии». Даже советовали не представляться московским журналистом. Вспоминали, как прямо на улице был убит сотрудник ООН, болгарин Валентин Крумов. Албанцы спросили его «сколько времени» по-сербски, а он — ответил. (Об этом до сих пор рассказывают так, словно убийство произошло на днях, а не в разгар конфликта в 1999 году.) Успокаивают: «Но сейчас в Приштине можно спокойно на сербском». Оговариваются: «Но это столица».
Нападения все еще случаются, утверждают правозащитники. Чаще всего на «возвращенцев». Разоряют хозяйства, поджигают дома.
— Кто нападает?
— Те, кто пострадал от войны. Кто потерял близких, кого пытали. Те, у кого есть… не то чтобы право, но причина, — признает Милица. — Сербские солдаты действительно были жестокими, но ведь это были люди из «большой» Сербии, а не их соседи. Да, около миллиона косоваров бежали от войны в Албанию и Македонию. Но почти все они вернулись через три недели и выгнали 260 тысяч сербов, которые уже никогда сюда не вернулись.
Я перехожу Ибар. У моста дежурят итальянские карабинеры. Они входят в состав KFOR (Kosovo Forces) — единственных вооруженных сил, которым разрешено находиться в Косове.
На площади за мостом реет флаг Албании. Южная Митровица гудит. Больше пешеходов, гораздо больше машин. На первых этажах — парикмахерские, свадебные салоны, ширпотреб, забегаловки.
— Здесь нет работы. Только сфера услуг. Это выживание, — говорит мне в одной такой забегаловке Мехмет, компьютерный мастер. — Вот этот парень, он держит кофейню не потому, что она приносит ему деньги. Сегодня мы с тобой зашли, а завтра, может, вообще никто не придет. Он просто пытается хоть как-то кормить семью.
— Сербы сюда ходят свободно, — уверяет албанец. — К моему отцу приходит друг-серб, они вспоминают довоенные времена. А у меня в Северном Косове есть друзья, которых я не видел с 1999 года. Дружим теперь только в фейсбуке, я туда ходить не могу.
— Почему?
Мехмет наклоняется и показывает глубокий шрам поперек лысой головы. В 1991 году Мехмета отправили служить в сербскую часть в Македонии, и кто-то выстрелил ему в голову. «Мой друг смеется: Мехмет, ты такой умный с половиной мозга, представляешь, каким бы ты был с целым?»
— Я боюсь. Один удар — и все. 15 тысяч человек меня не тронут, а достаточно одного придурка — и меня нет, — говорит албанец и начинает курить одну за другой.
В декабре Мехмета сократили. Он отчаялся найти работу и пытается уехать к приятелю в Канаду.
— У меня пенсия по инвалидности 75 евро. Мои лекарства в месяц обходятся в 80 евро, — объясняет Мехмет и не произносит никакой последней фразы, молчит.
Полевые командиры на гей-параде
Дорога на Приштину — это автосервисы, автомойки, автодекор, автокосметика, авто-всё. Часто мелькают придорожные гостиницы (с одним из таких авто-чем-нибудь на первом этаже), а при них — целые склады разбитых и сгоревших машин. Обычно такой хлам используют для продажи идентификационных номеров под угнанные автомобили.
По холмам разбросаны албанские поселки: одинаковые двух- и трехэтажные коттеджи с двускатными крышами, словно это размножили один и тот же домик.
Приштина. Фото: РИА Новости
Сама косовская столица (около 200 тысяч жителей) — город вполне европейский, без всяких скидок на исламский консерватизм. Туристы, модная молодежь, бары через дверь, хостелы. Пешеходный бульвар Матери Терезы (она была косовской албанкой) продолжается улицей Джорджа Буша (младшего). Тут на узком тротуаре продают духи, очки, кожаные ремни, кепки, «ролексы» и «патек-филиппы». Где заканчивается улица Буша, направо начинается шумный шестиполосный бульвар Билла Клинтона. Новые высотки, старые высотки, кое-где между ними еще выглядывают частные домики. Атмосфера — вроде той, что на конечных станциях московского метро. Аляповатые торговые центры (на прилавках есть сербские продукты), вывески — каждая на свой лад.
В конце бульвара Б. Клинтона — трехметровая статуя Б. Клинтона. (На ее открытие в 2009 году приезжал сам Б. Клинтон.) Флаг США. Памятная доска: «Я хочу для вас только светлого будущего и буду делать все, что в моих силах, чтобы поддерживать вас всю свою жизнь». Трехметровый Клинтон — удобный ориентир для встреч на районе.
— Америка нам очень помогла, — говорит Анэс, чернявый парень в спортивном костюме. Анэс продает бижутерию в лавке за спиной у Клинтона.
— Я люблю Америку. А вот наши чиновники — они все коррумпированы. И, кстати, американский посол… В общем, он с ними того, — не подобрав слова, Анэс сцепляет указательные пальцы: заодно.
— Да уж, мы были бы счастливы, если бы все Косово можно было перенести в США, — смеется Сельвие Курти, сторонница Young Women Peace Network. Эта правозащитная сеть добивается большего влияния женщин на политику. — При этом я чувствую себя пешкой в игре между двумя державами, и Америка одна из них. Но если бы не американцы, меня, возможно, вообще не было бы. А вот Россию мы тут боимся. Я сначала переживала, что иду на интервью с русским журналистом. Но ты вроде ничего.
Памятник Биллу Клинтону в Приштине. Фото: EPA
Сельвие рассказывает, что у Косова очень продвинутая Конституция. В ней максимально защищены права всех меньшинств, в том числе сексуальных: никакой дискриминации, можно официально сменить пол, де-юре разрешены однополые браки, а первые лица даже принимают участие в ЛГБТ-акциях.
— А вас тут не смущает, что эти первые лица, пусть они и выходят на гей-парады, — бывшие функционеры и командиры «Армии освобождения Косова»? Президента Тачи, например, обвиняют в контроле европейского наркотрафика и причастности к торговле человеческими органами во время войны.
— Я не верю в обвинения Тачи по наркотикам и торговле органами, никто это не доказал. Но я их всех терпеть не могу за то, что они воруют наши налоги и государственные ресурсы. В то время как предел мечтаний молодежи — это стать водителем или уборщицей в международных организациях. Ты, кстати, знаешь шутку, что в Приштине делают лучший макиато в мире?
«Тут у всех докторская степень по приготовлению макиато. Потому что сотрудники западных миссий любят макиато. И все учатся его готовить, чтобы устроиться хотя бы в кафе».
— К сожалению, сотрудники западных миссий едут сюда не проблемы решать, а получать высокие зарплаты, которые можно потом потратить в развитой Европе, — считает Стефан Сурлич, директор белградского Центра социальных исследований. — ООН и Евросоюз 17 лет в Косове. Да, есть некоторые улучшения в инфраструктуре. Но институциональных изменений нет. Тогда почему они до сих пор тут? Потому что если они признают, что провалились в Косове, и уйдут, то потеряют всякий авторитет для решения таких же проблем на Ближнем Востоке, на Украине, где угодно.
Стефан — косовский серб, Приштина — его родной город. До войны здесь жили около 40 тысяч сербов. Теперь не больше ста человек. В 1999 году Стефану было 10. Семья бежала в Сербию. Вернулись через четыре года — посмотреть на свой дом. «Это было очень странно. Улицу переименовали. Дом был населен совершенно другими людьми». После войны свободные сербские квартиры занимали албанцы. Многим сербам до сих пор не удается вернуть жилье.
У Сельвие к сербам тоже достаточно претензий. Когда началась война, ей было 6. «Я все помню. Как мы шли пешком от Митровицы до Албании. Как в конце каждого дня мама не могла снять с меня ботинки, потому что они прирастали к ногам. Как солдаты зачем-то выдергивали из нашего каравана женщин. Как мы потом жили в лагере для беженцев. И я против того, чтобы говорить, что обе стороны виноваты в равной мере. Это они напали. Да, наши лидеры — это военные. Причем необразованные. Но они защищали свою землю».
Я спрашиваю Сельвие про одну вещь, которую необходимо сделать для процветания Косова. Она настаивает на двух: «Я бы пересажала всех наших политиков, которые замарались в коррупции. И второе — я бы спросила с сербов за прошлое».
Наложить на себя санкции
Прошлое на Балканах настолько запутано, что у каждого есть что спросить с соседа (чем они тут веками и занимаются — см. справку).
— Мне правда любопытно, как это выглядит со стороны: кто-то против всех международных правил взял и забрал часть территории. Это что такое? — спрашивает меня Драгана Матович, редактор белградского антикоррупционного портала Pistaljka («Свисток»). И сама отвечает: — Это ограбление. Не нравится эта страна? У тебя есть своя — Албания. Живи в Албании!
«Какого черта? Если Запад налагает санкции на Россию за Крым, он должен был наложить санкции на себя за Косово!»
Одной из причин эскалации Драгана называет желание Америки вывести из Косова своих солдат: «У Косова нет армии. Они не хотят оставаться без американской поддержки. А Трамп не выглядит как человек, который пожертвует всем ради косоваров. Отсюда и провокации».
— Сербы всегда были на правильной стороне, — гордится Матович. — В Первую мировую — против немцев, во Вторую — против фашистов. А теперь каким-то образом нас хотят показать как инициаторов геноцида. Это не так. Это не в нашей культуре. Тут очень много истории между народами. И, честно говоря, я могу понять, почему всем до лампочки, что тут происходит. Здесь было столько войн, что никто уже слышать об этом не хочет. Но ты не можешь вмешиваться в конфликт, как Америка, не зная о нем ничего.
Но даже сербы — и те уже не все хотят слышать о Косове.
— Да, это важный регион для сербской истории. Но наша экономика в заднице, наше образование в заднице, а мы говорим об одном только Косове, — кипятится Лазарь Милович, недавний выпускник факультета политических наук Белградского университета. — По телевизору нам втюхивают, что если албанцы сделают то-то и то-то, мы ответим им войной. Ненавижу это все. У меня есть друзья-албанцы. Их это тоже достало.
«Да, нас воспитывали во вражде. Нам запрещали общаться. Но потом мы вырастаем, узнаем друг друга и понимаем, что все это — булшит».
— Оба правительства используют вековой конфликт для своей выгоды, — объясняет Миодраг Маринкович. — Люди реально не знают, что там обсуждается на переговорах в Брюсселе. Потому что по телевизору и те и другие говорят: «Мы их нагнули!» Они все националисты. Так они зарабатывают голоса. Белград спекулирует на старинных сантиментах. Приштина — на светлом будущем.
Настоящего времени, в котором по обыкновению живут люди, в политической риторике нет.
<strong>Справка «Новой»</strong>
Кратчайшая история Косова примерно такова. В XIII веке это был культурный центр Сербии. В Призрене поживал король, а в городе Печ — патриарх. Потом сюда на 500 лет пришла Османская империя. В Косово потянулись албанцы, принявшие ислам. В начале XX века, по итогам Балканских войн, Косово вновь оказалось у Сербии. Тут уж возмутились албанцы. После Второй мировой Тито, генсек югославской компартии, поддерживал переселение албанцев в Косово. Рассчитывал, что Албания присоединится к Югославскому союзу. К 1981 году Косово уже имело широкую автономию, но албанцы потребовали статус республики и стали притеснять сербов. А потом пришел Милошевич, урезал албанцам всю их автономию, и уже сербы стали притеснять албанцев. Те запротестовали. Так появились партизаны, а к середине 90-х с помощью албанской диаспоры образовалась «Армия освобождения Косова» (АОК), которая стала атаковать югославскую полицию, чиновников, мирных жителей и церкви. В конце концов против АОК направили армию Югославии, и тут уже всякое было с обеих сторон (в Гааге до сих пор разбираются с чудовищными военными преступлениями). В марте 1999 года в конфликт вмешалось НАТО, Югославия подверглась бомбардировкам, а Примаков развернул самолет над Атлантикой. США, где АОК поначалу называли террористической группировкой, поддержали ее борьбу за независимость Косова. В июне война закончилась. Косово перешло под международное управление. Погибли больше 13 тысяч человек — гражданских и военных. В 2008 году Косово в одностороннем порядке провозгласило независимость от Сербии, которую признали 111 из 193 стран — членов ООН.
Спасибо, теперь на почту вам будут приходить письма лично от редакторов «Новой»