Гальванизация пространства

Открытие Электротеатра «Станиславский», случившееся в минувшую среду на Тверской, 23, стало событием в самом деле электризующим.

История доходного дома на Тверской началась в 1874 году; сто лет назад, в 1915-м, дом был превращен в моднейший электрокинотеатр «Арс». После революции стал сначала детским, потом взрослым драматическим театром. Соединение электричества новой эпохи и самого громкого ее театрального имени дало теперешнее название — Электротеатр «Станиславский».

Новая история старого театра началась с назначения художественным руководителем Бориса Юхананова. Ученик Эфроса и Васильева, экспериментатор и теоретик, Юхананов никогда еще не был главным (а это, как известно, отдельная профессия), но начал революционно. Закрыл обветшавшее здание, взял годовую паузу, нашел деньги на капитальное обновление. И вот — реконструкция. Качественная, продуманная, артистичная. «Фонд поддержки и развития Электротеатра» и бюро Wowhaus полностью изменили привычный облик театра, словно ураганом смело многочисленных арендаторов — ювелирный магазин, сигарный бутик, ресторан.

Сегодня в театре шесть репетиционных помещений, малая сцена, большой зал на 300 мест. Внутренние дворы, где раньше были мастерские и склады, теперь открыты, опоясаны галереями на разных уровнях и служат гибким модулем для любых культурных новаций. В Электротеатре изменилось все — от вешалок в подвалах до зала-трансформера, от гримерок с душевыми до впечатляющего фойе со старым потолком, открытыми балками и софитами. Словом, архитекторы Wowhaus, впервые занявшиеся театральным проектом, справились на славу. Главная идея пространства: театр может возникать всюду, все может превращаться в театр — сцена тотальна.

Открытию предшествовал ряд актов-проекций в лаборатории крупных европейских режиссеров: Кэти Митчелл, Ромео Кастеллуччи. Спектакль открытия — «Вакханки» Теодороса Терзопулоса.

Премьера Юхананова впереди. И она — знаковая. «Синяя птица» по Метерлинку.

Заметим, что имя Станиславского на фасаде внутреннюю жизнь театра прежде лишь осложняло: здесь не было художественно благополучных времен, были лишь относительно спокойные; первое десятилетие нового века стало особенно проблемным: скандалы, чехарда руководителей и директоров, борьба за площади.

Борис Юхананов, получив театр, к труппе отнесся бережно. В его грядущей «Синей птице», феерии в трех вечерах, главные роли отданы премьерам театра Владимиру Кореневу и Алевтине Константиновой. В метерлинковский легендарный сюжет поисков счастья вплетена документальная пьеса о реальных событиях жизни двух актеров на фоне советской истории, ставшей историей театра. В планах — спецпрограммы — выставки, фестивали, издательские проекты. Но кажется, именно от того, насколько хороша будет «Синяя птица», многое будет зависеть в новой судьбе театра.

Впрочем, Электротеатр «Станиславский» — сам по себе уже подарок столице. Ведь сделан он на частные, внебюджетные средства. И его появление — часть начавшегося в Москве, идущего мучительно и неровно процесса театрального обновления.

А теперь о премьере. Терзопулос — мастер, это неоспоримо. Это его четвертый вариант знаменитой пьесы — он ставил «Вакханок» в своем театре Attis, в разных частях света, и вот теперь с русскими актерами. Пьеса дошла до нас в блестящем переводе Иннокентия Анненского, «последнего из царскосельских лебедей», тончайшего знатока античности, создавшего из текста, написанного в 406 году до нашей эры, самостоятельное поэтическое произведение.

Выверенность мизансцен, точность пластики, особенность интонирования — всему этому Терзопулос уделил пристальное внимание. Техничность всех сторон зрелища — важная его часть.

Событие спектакля — роль Диониса в исполнении Елены Морозовой. Она — воплощение духа античной трагедии, безысходности и мести. Вакхического морока, неумолимого и чудовищного. Прошла бездна лет со времен Еврипида, но одержимость вакханок, их звериная жестокость, их роль орудий в руках карающего бога — все еще находят опоры в современности. Образ слепого, нерассуждающего насилия нынешней цивилизацией обострен до новой крупности, так же внятен, как в античные времена.

Кого-то ритуальное решение Терзопулоса заворожит, кому-то покажется лишь демонстрацией ледяного мастерства. Очевидно одно: технические усилия артистов по освоению пластики и речи — экстраординарны. Поэтому в спектакле многое просто красиво: движение и свет, русский стих, прошитый репликами на греческом, явление режиссера, с небрежной грацией произносящего финальные строфы…

Не знаю, коснулось ли зала электричество греческой трагедии, но общая гальванизация пространства состоялась.