Имидж ничто, жажда — всё

**«Имидж» — ходовое слово, «репутация» — полузабытое. Можно ли преодолеть разрыв между искусственно созданным образом и людским мнением, складывающимся годами? Смену имиджа можно произвести в одночасье, а репутация выстраивается всей жизнью. Их конфликт может стать непримиримым.**

**Яркий пример — Ксения Собчак.**

**Не она первая сделала капитал на худших чертах времени, но в ее поколении на такой крутой гребень, пожалуй, не поднимался никто. В свои двадцать восемь Ксения Собчак — уже не столько персонаж, сколько понятие. Для этого надо было сильно потрудиться.**

**В моем мире дочку первого и последнего мэра Петербурга оценивают в узком диапазоне от брезгливости до насмешливого неприятия: неразборчивая, агрессивная, безвкусная. В мире, где обитает сама Ксения, ее рвут на части: смелая, умелая, неутомимая — на льду, в цирке, на туземном острове, у костра, в секс-колумнистках, в шоколаде. Заработки шестизначные, в рабочих сутках 48 часов.**

**И вдруг тусовщица-трудоголик вышла из глянцевой резервации на нашу территорию — вместе с Александром Вайнштейном стала вести ток-шоу «Свобода мысли».**

**Ксения Собчак сдвинула старую маску, и из-под нее проглянул новый образ: «Свободу мысли» на Пятом канале ведет сдержанная, неглупая молодая дама. Может ли леопард поменять пятна?  — вопросил поэт, путешествуя по Африке; может ли человек радикально поменять имидж? — глядя на Ксению Анатольевну, задались вопросом мы. Ответ искали вместе.**

**Глазами клоунессы**

Между невзрачной, петербургски-прозрачной девочкой, вокруг которой всегда вяло слонялись неподходящие спутники, и нынешней дивой такая же разница, как между глуповатой песенкой «Моя сестра вышла замуж», с которой Ксения лет 12 назад впервые снялась на ТВ, и условно-вокальным воем: «Отымею тебя за ночь и привезу к утру».

В нашем медийном пространстве сопоставимых персонажей, пожалуй, два — Пугачева и Жириновский. Их громкую известность, помимо дарований, сделала добровольная клоунада на эстраде, в политике, в жизни. Ксения Собчак претендует на куда более широкую палитру состояний — и не видит препятствий. Когда-то великий клоун Никулин сыграл трагическую роль в «Двадцати днях без войны». Но Ксения не играет роли — она строит модели поведения, и тут все выглядит куда менее безобидно.

**— Вы — мастер блефа и провокаций. Ваш новый имидж в «Свободе мысли» тоже маска?**

— Пока нет, но, безусловно, это некая роль.

**— Быть и казаться — разные вещи. Какой сегодня хочет быть и какой казаться Ксения Собчак?**

— Я просто очень разная, как любой человек. Раньше про меня говорили, что я стерва, скандалистка, одиозная личность. Потом: нежная, добрая, ласковая. И то, и другое неправда. Правда, как обычно, сложней.

**— Вас многие ругают, воспринимая при этом вполне всерьез. А мне кажется, ваш главный жанр и основное проявление — клоунесса. Не обижаетесь, надеюсь?**

— Ничуть! Но даже то, что это слово кажется резким в отношении женщины — в одном этом какая-то неправильность и трагичность жизни.

Понятно, что были великие женщины-клоунессы, которые вызывают восхищение (здесь для меня главный герой — Фаина Раневская), но это все-таки не женская функция. Настоящую героиню мы представляем томной красоткой под вуалью. Для женщины жанр клоунессы — очень обременительный…

**— Но вы же себя им обременили добровольно?**

— Это просто часть моей сущности!

**— Для поколения отцов вы — «икона пошлости», для поколения детей — икона стиля. Тоже обременительно?**

— Знаете, когда я получаю письма от каких-то девочек: хочу быть похожей на тебя, выйти замуж за богатого, ходить в дорогих шмотках… — в этот момент мне становится ужасно, я думаю, господи, какие чудовищные вещи…

**— …Вы породили? Но вы ж сознательно работали на этот чудовищный эталон?**

— Наоборот, я работала против этого эталона! Через ассоциирование себя с ним! Мне вообще кажется, что единственно возможная форма самореализации в постмодерне — форма соревнования с реальностью. И когда люди этого не чувствуют, мне просто жутко становится!

Это самое неприятное — понимать, что я неправильно понята. Потому что люди не видят этого стеба, второго дна…

**— Маска «Блондинки в шоколаде» не прирастает намертво?**

— Ну иногда прирастает. Зато, если возникает ситуация, когда нужно проявить характер, уже есть механизм, который можно использовать. Я это называю «дать Ксению Собчак». В секунду я могу выглядеть как человек, который впал в ярость или истерику, и люди будут воспринимать это абсолютно серьезно, притом, что это и выключается за секунду.

**— Вы в точности, как Хлестаков: «Я — везде». Что вас подхлестывает: выносливость, всеядность?**

— Есть разные виды своего пиара. Есть люди, которые не дают интервью, как Пелевин; есть люди, которые покрывают собой все пространство, как Жириновский. Моя стратегия основана на том, что я могу проявлять себя очень массово, но для того, чтобы не перекормить собой и не надоесть, должна быть очень разной. И для меня важно иметь в своем чемоданчике набор совершенно разных… не то что масок, но образов.

**— И «Блондинка» будет жить?**

— Сейчас времени нет, но когда я разберусь с тем, что есть, я с удовольствием ее снова запущу. И «Дом» я продолжаю вести, каждый день езжу туда и успеваю. Для меня в этом нет противоречия, в этом крутость, понимаете?

**— Не вполне.**

— Но это то, к чему мы обязательно придем на нашем телевидении: нет низкого и высокого жанров! Если канал «Культура»  — значит, обязательно скучные дядьки разговаривают о Серебряном веке, если ТНТ — значит, обязательно жопу показывают. Но если ты делаешь что-то талантливо, весело, живо, это могут быть самые разные жанры и смешение самых разных вещей. Что плохого в шутке ради шутки?! Мне очень в этом смысле нравится американское, французское, итальянское телевидение… Сегодня в студию может прийти Барак Обама, а на следующий день Эминем. В этом крутость.

**Тень отца**

Каждый может видеть в YouTube файл под названием «Собчак читает стихи»: блондинка в роскошном красном платье выходит на сцену, разворачивается и лицом в камеру читает матерное стихотворение Орлуши «Подарили мне на день рождения надувную Ксению Собчак». Финальная фраза: «Не иметь мне дочку Собчака!» (глагол против оригинала меняю на щадящий. — М. Т.). Наша героиня говорит и пишет матом на ТВ и в журналах. Это не просто табуированная лексика — код доступа. Мат в России стал языком сытых и богатых, а не бедных и полуголодных. Жизнь за гранью нормы способна выражать себя только ненормативно. Насколько лично я представляю себе Анатолия Александровича, ему трудно было бы пережить некоторые моменты дочерних проявлений. Но его нет уже десять лет, и Ксения сегодня свободна заявлять: «Я никакой себя не стыжусь».

**— Вы девять лет с немалой для себя выгодой играете на людях в анфан террибля. Сколько в успехе этой игры от вашего характера, а сколько — от конвертации фамилии?**

— Тут смесь обстоятельств. Безусловно, моя семья дала мне возможность иметь некую не то чтобы легенду, но с моей фамилией связан для нашей страны некий очень важный исторический отрезок…

**— Стали бы делать все то, что делаете сейчас, если б отец был жив?**

— Думаю, да. Я всегда хотела иметь отношение к шоу-бизнесу, быть в кадре.

Был период, когда я очень не хотела жить в тени своего отца и, возможно, из-за этого выбрала путь, где невозможно оказаться в чьей-то тени. Вот ты сам, вот твой рейтинг, вот твои программы. Сегодня мне даже обидно, что многие мои поклонники знают, кто такая Ксения Собчак, и не знают, кто такой Анатолий Собчак.

**— Вы по образованию дипломат, какие политические поступки Собчака считаете самыми яркими?**

— Переименование города. Это то, что останется в истории. Какие-то вещи будут блекнуть, уходить, казаться неважными, а дата, когда Ленинград снова стал Петербургом, останется. Безусловно, его поведение во время путча 91-го года, митинги и то, как он сумел не допустить танки, которые шли на город. Это вехи и в его политической жизни, и в политической жизни страны…

**— Смогли бы прочитать отцу стихотворение Орлуши про надувную Ксению Собчак?**

— Конечно! У папы было потрясающее чувство юмора, он абсолютно не был ханжой. Обожал какие-то матные анекдоты, частушки. В этом смысле он был абсолютно свободным человеком, сам мог выругаться в какой-то ситуации. У него не было того, что я называю «148 выражений поджатой куриной жопы»: как?! вы не знаете этого стихотворения Мандельштама?! Наоборот, я думаю, мы бы вместе посмеялись над этим…

**— В политику по его стопам не пойдете?**

— Никогда! Как только ты идешь в политику, начинаешь врать и изворачиваться, а я, как только начинаю врать и изворачиваться на публике, и сама себя отвратительно чувствую, и люди замечают, и все это как-то отвратительно получается…

**— Лицемерие — самый мерзкий из пороков?**

— Нет, в первую очередь я бы согласилась и с Воландом, и с Иешуа: главный человеческий порок — это все-таки трусость.

**— Она вам присуща?**

— Нет!

**Вокруг свободы**

Утром на студии имени Горького, где снимают программу «Свобода мысли», Ксению ждут гример, парикмахер, стилист. Пока мы разговариваем, на бледное лицо накладывают плотные лессировки грима, а мокрые волосы превращают в белокурую гриву. На вешалке висят разноцветные платья, но сегодняшняя тема  — корни терроризма, и Ксения одевается в скромное, черное. В гримерке она спокойна, готова к ответам на любые вопросы. В студии «Свободы мысли» менее убедительна: не всегда владеет дискуссией, задает наивные вопросы, формулирует некий средний обывательский взгляд на проблему, слишком напряженно слушает наушник.

**— Что-то есть странное в словосочетании «Свобода мысли»: ведь мысль неуследима, и хотя бы потому свободна… Что для вас лично это означает?**

— Для меня это свобода высказываний, суждений, идей. Относительно программы  — свобода некоего полета. Мне хочется, чтобы мы иногда обсуждали самые безумные идеи, но, как показывает опыт, людей с такими идеями мало. Найти человека, который мыслит нестандартно, пусть даже чуждо тебе, очень трудно.

**— В «Доме-2» вы — гуру, в «Блондинке»  — глянцевая звездища, а здесь кто?**

— Ученица. Я люблю расти. Мне важно быть где-то, где есть куда двигаться. Я уже вела самые рейтинговые шоу, работала на Первом канале. Но в какой-то момент поняла, что ехать в Аргентину на очередные скачки, гонки, даже быть главной звездой шоу… все это уже было, и не раз, в этом я одна из лучших в стране, как бы нескромно это ни звучало. А на Пятом мне нравится даже ощущение, что не все получается. Я точно знала, что хочу и иду к тому, чтобы попробовать себя в таком шоу, как «Свобода мысли».

**— В какой сфере больше всего не хватает свободы мысли?**

— В политической.

**— Видимо, поэтому в своей передаче вы туда особо и не захаживаете?**

— Ну, я бы, безусловно, делала программу более провокативно.

**— Что этому мешает?**

— Надо брать более провокационные темы, стремиться к тому, чтобы говорить остро и на политические темы, и на социальные. Крутость не в том, чтобы Путин дал интервью, крутость в том, чтобы наши политические и общественные деятели стали более свободными, обрели самоиронию.

**— Мне кажется, вы временами лишь держите на лице выражение интереса, а мыслями далеко. Ваш партнер, Александр Вайнштейн, гораздо больше поглощен происходящим в студии.**

— Нет, мне, правда, интересно! И с Сашей легко и надежно, я всегда чувствую его плечо, в таких условиях развиваться комфортно.

**— Ну раз речь о свободомыслии, кто из философов для вас значим?**

— Даже страшно об этом говорить… Я Ницше очень люблю…

**— Что же тут страшного — и блондинки грамоте знают. Если бы можно было взять на необитаемый остров десять книг, какие это были бы книги?**

— Десять?! Боюсь, они на костер бы пошли… Я бы больше хотела получить DVD-проигрыватель и диски: очень люблю кино. Но если книги, это, безусловно, будет Набоков: «Камера-обскура», «Машенька», «Защита Лужина», его лекции по русской литературе, я их обожаю. «Волхв» Фаулза, «Братья Карамазовы», недавно перечитывала — сильнейшее впечатление. Взяла бы одну из моих любимых книг о любви — «Священную книгу оборотня» Пелевина, трилогию Сорокина, «Сердце Пармы» Алексея Иванова. И еще «Зависть» Олеши: когда мне плохо, я ее беру и прямо пропитываюсь ею. И, наверное, притом, что я совершенно не люблю ни одно другое ее произведение, — «Переводчик Даниэль Штайн» Улицкой. Все эти книги меня в чем-то перевернули.

**— Какие идеи, внедренные в сознание людей, с вашей точки зрения, могли бы сделать мир чуть лучше, если это вообще возможно?**

— (Пауза.) Дайте я подумаю. Мне самой интересно.

**— В «Школе злословия» вы сказали, что все хотят казаться хорошими, и это неправильно. А что правильно?**

— Быть самим собой. Ценить себя за то, какой ты есть. О, я поняла, вы меня подвели к этому! Мне кажется, что вся беда истории человечества как раз и состоит в том, что людям все время внедряют какие-то идеи, в которые они начинают верить, и, как правило, это приводит к трагедиям, войнам за эти идеи, а самое главное — идея становится важнее человеческой жизни. Я против навязывания каких-то идей, которые потом для людей становятся важнее их самих. Хотя, конечно, идеи и двигают наш век — без них мы не были бы людьми. Но здесь такая тонкая взаимосвязь, что в религии, что в политике — любая идея имеет двойную природу: с одной стороны делает нас людьми, а с другой стороны — может разрушать сознание.

**— Появляться с голой спиной при обсуждении общественных и прочих проблем, по-вашему, хороший вкус?**

— Знаете, одеваться здесь как-то специально под девизом «Я не такая, я жду трамвая» не собираюсь, ношу то, что и в жизни, выбираю платья красивые (снимает с вешалки нечто розово-зеленое), вот, скажем, Диана фон Фюрстенберг…

**Без грима**

Бюффон, объяснивший, что стиль — это человек, в этом случае бы сильно затруднился: Ксения Собчак — личность в стиле фьюжн. На этом построен ее персональный миф. Все перемешано в белокурой голове: себялюбие и гедонизм, желание защитить себя и жажда обнажаться. Мир  — предмет ее огромного аппетита: брать, опережать, отрываться, побеждать, пить, глотать. Ей нужно очень быстро двигаться, чтобы не отстать от самой себя.

Она смеется над собой, называет себя страшком, иронизирует над «кривенькими ножками». Но во многих важных нюансах она  — чистый дальтоник: очки не помогают.

**— С голой грудью фотографируетесь, эротические танцы на камеру танцуете. Считается: Собчак свободная, дерзкая, отвязная. А мне кажется, вы герметичный человек. Так?**

— Да. Я открыта в поведении, но закрыта в своих переживаниях. Эту зону я очень сильно охраняю.

**— Если для вас главная суть — любовь к себе, какой ты есть, значит, у вас с собой нет конфликта?**

— Есть, конечно!

**— Вы человек, уверенный в себе?**

— Не всегда.

**— То есть робость тоже присутствует?**

— Робость и неуверенность — разные вещи. Я не всегда уверена в себе, но я не робкий человек, точно.

**— Жизнь — ринг? Что в вашем опыте вас сделало бойцом?**

— Преодоление. Очень важно себя преодолевать, очень важно не быть трусом.

**— Что преодолевали?**

— Свои комплексы, семейные проблемы, тень своих родителей, критику, ненависть одних людей, насмешки других, непозволение быть смешной…

**— С каким комплексом расстались с наибольшим облегчением?**

— С комплексом некрасивого человека. Я не стала считать себя красавицей, просто поняла, что это вообще не важно, что человек красив своими проявлениями и качествами.

**— Если быть не Ксенией Собчак, то кем? Вы написали про душу Михаила Прохорова в ее энном существовании, а ваша душа — в чье тело бы устремилась?**

— Я бы хотела перевоплотиться в мужчину.

**— Не сомневаюсь. Надеюсь, не в Иисуса?**

— Что вы! Я к муке не готова, я вообще против того, чтобы гибнуть за какие-то идеалы, мучиться, страдать. Когда государству что-то от тебя надо, оно называет себя родиной. Я верю, что у нас есть только одна жизнь, нужно ее беречь и ценить, нет такого идеала, ради которого я полезу на амбразуру. Хочу жить ради себя, наслаждаться своей жизнью и своими близкими. Вот ради близких — да…

Я против абстракций, которые заставляют людей уничтожать себя и других — как только что было в метро.

**—…Так в каких мужчин?**

— Я бы хотела открыть для себя три ипостаси. Первая — быть настоящим секс-символом, которого желают миллионы женщин. Вторая — понять, как устроена голова крупного философа или ученого, внедриться в мозг человека, скорость пентиума которого в разы превышает мой. И третья — диктатор, человек, который воплощает зло. Хотела бы понять, почему, сидя со Сталиным, никто не воткнул в него вилку. Понять ауру злого гения и то, как человек внутри живет наедине с абсолютным злодейством.

**— Вы знаете, что означает ваше имя? Ощущаете вы себя чужестранкой в этой реальности или вы с ней полностью слиты?**

— Я люблю эту реальность! Иногда она меня пугает, но я ее люблю. Я вообще очень жизнь люблю. Я прямо ее пью большими глотками. Люблю радоваться. Я вообще позитивный человек.

**— Тогда почему так много публично материтесь:  на ТВ, в интервью для GQ?**

— Потому что это там уместно! Нам с Соколовой Усков тоже иногда говорит: бабы, вы обалдели! Ну как еще иначе сказать? Знаете, из всех моих творческих проявлений  то, что я делаю в GQ, нравится мне больше всего…

**— Слабо припоминаю тихую девочку петербургского периода в брекетах?..**

— Ой, вы что! Я всегда хулиганкой была! Энергии у меня всегда было очень много.

**— Через два года тридцать?**

— Самое сложное время уже позади, двадцать семь — перелом, ужасная паника старения; тебя начинает потрясывать от ощущения: ты не нашел своего места, все плохо, надо замуж!

**— Ко мне на каком-то сборище года три назад ваша матушка подошла с обвинением: из-за того, что пишете вы и ваши коллеги, моя дочь до сих пор не вышла замуж! А написала я чистую правду: в Питере ради свадьбы дочери Собчака будут разводить мосты.**

— Это правда. Так хотелось выйти замуж!

**— При разведенных мостах?**

— Да! Так хотелось платье от Юдашкина, белый лимузин, красные паруса. В общем, «бриллиантовый дым застил дворницкую…»

**— Стыдно, что ли?**

— До сих пор стыдно, но вспомнить прикольно. Сейчас мне, во-первых, уже совсем замуж не хочется, во-вторых, я думаю, как хорошо, что та свадьба не состоялась, потом всю жизнь бы вспоминала и думала: какая была идиотка!

Но я благодарна тому, что у меня это было, иначе, может, на всю жизнь осталась бы интеллигентская озлобленность на людей, у которых есть деньги, возможности, на этих новых русских. А сейчас я к ним с такой добротой отношусь…

**— Тем более что Ксения Собчак — это прибыльный бизнес-проект?**

— Да, и я очень счастлива, что так получилось. Я просто жила и получала от этого удовольствие, а потом это превратилось в большой, успешный бизнес. Но изначально мотив был развлекаться, и в этом крутость…

**— Роль денег?**

— Очень люблю деньги. У меня фобия нищеты. Я не умею копить, откладывать, все время боюсь, что у меня будет страшная костлявая бедность. Я очень люблю деньги и люблю их зарабатывать.

**— Готовы ими делиться в благотворительных целях?**

— Я не считаю нужным это афишировать.

**— В тратах есть нравственность и безнравственность?**

— Я люблю тратить очень! У меня концепция жизни такая: я живу ради своего удовольствия, я люблю помогать близким, считаю, что какие-то социальные долги отдаю, но при этом совершенно не отношусь к тем людям, которые готовы себя в чем-то ущемить.

**P.S.** _В день, когда погиб самолет, летевший в Смоленск, в прямом эфире «Свободы мысли» обсуждались причины трагедии. В тот же день на одном канале состоялись очередные звездные танцы на льду, а на другом — премьера шоу Собчак и Канделаки «Идеальный мужчина». Потребительство — религия нашего времени, и Ксения Собчак — ее подвижница._

_А Петербург, у которого вновь отняли канал, неожиданно резко саботирует новации федералов. Новый имидж Ксении Собчак не обеспечен доверием. Она считает: вопрос времени. Мне кажется  — направления внутреннего движения. Сегодня Ксения  — зеркало, глядя в которое, обнимаются миллионы. Вчерашнюю Ксению Собчак они и создали. Завтрашнюю — она может создать сама. Если хватит свободы мысли._