Третьего декабря на сайте Европейской комиссии неожиданно появился пресс-релиз, который сообщил: с этого дня Россия — в перечне стран высокого риска со «стратегическими недостатками» в системах противодействия отмыванию денег и финансированию терроризма (ПОД/ФТ). С этого же дня всем странам Евросоюза предписано проводить усиленные меры финансовой проверки в отношении обычных россиян, российских бизнесов, учреждений и организаций. О том, что это за перечень, почему Россию включили в него именно сейчас, чем конкретно всем нам грозит попадание в него и как и когда из него можно будет выбраться, мы поговорили с экспертом в области противодействия коррупции и отмыванию преступных доходов Ильей Шумановым*.

— Илья, 3 декабря объявили, что Европа то ли собирается вносить, то ли уже внесла Россию в «черный список» стран с высоким риском отмывания денег и финансирования терроризма и что это так или иначе может напрямую сказаться на жизни россиян — как обычных людей, так и российского бизнеса, да и страны в целом. Что это за «черный список»? На каких правовых нормах он основан? Кто и почему вносит в него те или иные страны?

— Как юрист начну с нормативных рамок. На международном уровне Конвенцией по борьбе с транснациональной организованной преступностью 2000 года для всех стран-подписантов, к которым относятся и страны Европы, и Россия, установлены требования по криминализации отмывания преступных доходов. Также на международном уровне разработаны рекомендации, направленные на противодействие отмыванию криминальных денежных средств и противодействию финансирования терроризма. Это так называемые антиотмывочные стандарты, за соблюдением которых надзирает международная организация Financial Actions Task Force (FATF/ФАТФ), которая, по сути, является международной сетью национальных финансовых разведок, таких как российский Росфинмониторинг.

В реальности к разведке как таковой деятельность этих организаций имеет очень опосредованное отношение. Они следят и борются с отмыванием денежных средств, расследуют пути вывода незаконных доходов, ограничивают подобные пути, обмениваются информацией о них с другими странами. Ценность работы финансовой разведки заключается в первую очередь в возможности получения и обмена данных с другими странами, чего Россия сейчас лишена. Почему лишена? Потому что членство России в ФАТФ приостановлено, заморожено c 2023 года. Есть еще одна организация, которая организует технический обмен информацией финансовых разведок, она называется Egmont Group и находится в Канаде. Членство России в этой организации тоже тогда же и по тем же причинам заморожено.

Что же это за международные стандарты, которые Россия обязана соблюдать? Есть требования к государству, связанные с тем, как оно должно регулировать систему противодействия отмыванию денежных средств и финансирования терроризма. Есть требования к финансовым учреждениям — таким, как, например, банки, платежные сервисы, страховые компании. Есть требования к финансовым посредникам (например, ломбардам), а также к отдельным профессиям типа бухгалтеров, юристов, нотариусов, которые тоже обязаны соблюдать антиотмывочное законодательство. Каждая страна регулярно проходит взаимный мониторинг, направленный на оценку того, как она соблюдает антиотмывочные стандарты. Приезжают оценщики из других стран, они дают заключение, как страна выполняет те или иные международные рекомендации. Если страна их плохо выполняет, то ее могут включить в «черный» или «серый» список международной сети финансовых разведок.

Проблема заключается в том, что оценка проводится достаточно формально. Смотрят, есть ли закон или необходимое регулирование, и если есть — то отлично, а эффективно ли оно работает, зачастую толком не оценивается. При этом всем понятно, что техническое исполнение рекомендаций на бумаге и их постоянное реальное исполнение на практике — это две большие разницы. Когда пять лет назад оценивали Россию, мы направляли в секретариат ФАТФ предложения по тому, на что необходимо обратить внимание. Увы, ФАТФ в тот момент не очень сильно была готова сотрудничать с институтами гражданского общества, да и в принципе такое сотрудничество всегда было затруднено, поскольку

При этом у Европейского союза тоже есть собственный антиотмывочный «черный список». Он появился достаточно давно и долгое время пополнялся синхронно с международным «черным списком» ФАТФ. Но начиная с 2022 года в европейский список стали включаться страны, которые не попадали в список ФАТФ. Именно в этот список сейчас и внесли Россию. Похоже, что европейские бюрократы сочли, что теперь ФАТФ не может реально кого-то наказать или понудить ту или иную страну к выполнению требований антиотмывочных рекомендаций. И Европейский союз решил сделать это самостоятельно, поскольку для этого у него существует собственный, значительно более упрощенный порядок. И Евросоюз это сделал, причем довольно быстро.

— То есть мы уже в этом списке?

— Да, мы уже находимся в этом списке. Четвертого декабря я заходил на сайт Европейской комиссии: там указано, что решение по России ею принято. Оно может быть оспорено двумя инстанциями: Советом министров Евросоюза или Европарламентом. У этих двух институтов есть месяц на пересмотр принятого решения. В некоторых случаях этот срок может быть продлен до двух месяцев. То есть к началу февраля мы с достаточно большой вероятностью гарантированно получим попадание России в этот «черный список». Но формальные решения и реальные действия по отношению к гражданам Российской Федерации европейские финансовые учреждения начнут предпринимать, не дожидаясь ни января, ни февраля.

— А с какими странами Россия отныне соседствует в этом списке?

— Там собрались все наши друзья — от Северной Кореи, Сирии, Мьянмы до таких уважаемых стран, как Мали. В нем есть партнеры России по БРИКС — например, Южная Африка. И еще Танзания. Список постоянно расширяется, он не статичен. А некоторые страны выходят из него. Арабские Эмираты почти два года боролись за то, чтобы этот список покинуть. Их очень напрягали большие репутационные издержки, связанные с нахождением в «черном списке» ЕС, и тот факт, что очень немногие страны готовы работать со страной, которая находится в «черном» или «сером» списке. И Эмиратам удалось добиться своего.

— Так что же такое этот «черный список»? Что запрещается, что разрешается находящимся в нем? В чем смысл такого страшного названия?

— Когда страна попадает в этот список, то в отношении всех транзакций организаций и граждан этой страны будут проводиться не стандартные проверки «знай своего клиента» (Know Your Customer/KYC и Due Diligence (DD), а специальные усиленные проверки Enhanced Due Diligence (EDD). В отношении практически любых движений любых средств и в отношении абсолютного любого физического или юридического лица, связанного с Россией.

— То есть с включением России в этот список плита этого тотального усиленного финансового надзора упадет на всех: на россиян, оставшихся внутри страны, на уехавших россиян, на российский бизнес, который хоть как-то где-то пытается с чем-то европейским работать. Если начать с первой категории, то как это практически может сказаться на россиянах, которые живут сейчас в России, которые, например, собираются сегодня утром на работу и понятия не имеют, что в отношении них произошло такое значительное изменение?

— Начнем с дорогих моему сердцу россиян, которые находятся внутри России. Я бы в отношении них предложил смотреть на краткосрочные и долгосрочные перспективы. Потому что с точки зрения краткосрочных перспектив, условно — до полугода, они это могут и не почувствовать. Те граждане, организации, учреждения, которые не ведут прямых дел с Европой, в первое время никаких изменений не заметят. Однако финансовый статус страны постепенно изменится. Международные банки, любые иностранные контрагенты начнут относиться к любым российским операциям настороженно, даже если компания или человек не работает с ЕС. Это начнет сказываться на переводах в третьи страны, на совершении операций с банками — например, Центральной Азии или иных стран, которые служат для россиян сегодня посредническими точками. Эти компенсационные каналы будут становиться все менее надежными.

Как это будет выглядеть? Например, известно, что у нас большое количество зарубежных платежей идет в долларах и евро. Постепенно это будет становиться все менее возможным. И в международных расчетах компаний, и в платежах обычных людей все больше будут появляться китайские юани и индийские рупии. Возможно, придется привыкать к валюте стран Ближнего Востока, для того чтобы оставаться на плаву. Это, мне кажется, может оказаться и практической сложностью, и психологическим шоком, особенно для обывателя. Потому что никто в юанях особо пока считать не научился и не воспринимает эту валюту как некий золотой стандарт использования, пересчета своих доходов на эту валюту и так далее. Это может вызвать дополнительную нервозность для бизнеса и для граждан. Все расчеты при этом станут и дольше, и сложнее, и дороже. Может вырасти спрос на наличную иностранную валюту и на какие-то альтернативные каналы сбережений и расчетов — типа золота.

Могут активизироваться операции с криптовалютами как защитная реакция перед новым барьером. Думаю, что российские Центробанк и Минфин это понимают и уже готовятся к тому, чтобы как-то справиться с возникающими тут рисками. Надеюсь, что чиновники читают мой телеграм-канал и знают, какие риски от Европейского союза стоит ждать и в части контроля за движением обычных валют и криптовалют, поскольку этот контроль постоянно ужесточается, и не без причины.

— То есть россияне, которые остались в стране, это поначалу почувствуют весьма опосредованно. Но есть же, как считается, почти миллион россиян, которые выехали за рубеж. Вот им, наверное, хуже всех придется в этой ситуации?

— Да, увы, вынужден это подтвердить. Конечно, граждане Российской Федерации, живущие за рубежом, даже имеющие ВНЖ или постоянный вид на жительство на территории Евросоюза, столкнутся с достаточно большими издержками и ограничениями. Де-факто именно для них это станет самой большой проблемой просто в силу частоты их неизбежного практически ежедневного взаимодействия с европейскими финансовыми институтами и их услугами. И это довольно трагично. Мне кажется, что это воспринимается институтами Евросоюза как collateral damage, как сопутствующий ущерб, который сопровождает усилия, направленные на охлаждение российской экономики, замедление военной машины, сокращение объемов торговли, снижение эффективности российских финансовых институтов и так далее.

— Действительно, получается печальная история. Потому что понятно, что те, на кого пытаются в первую очередь повлиять, привычно проскользнут в разные тайные щели, найдут запасные пути, а дискриминированными в первую очередь окажутся те, кто придерживается демократических взглядов.

— Я бы сказал так: да, конечно же, это плата за военные действия в широком смысле. Но что конкретно стало причиной включения России в «черный список»? Что стало триггером для Европейской комиссии? И среди объяснений есть много такого, с чем трудно спорить.

• Есть, например, ЧВК «Вагнер», которая сейчас уже вроде как и не существует или даже если существует, то уже не играет такой роли, как раньше. В части стран Европейского союза эта организация была признана террористической организацией. А Владимир Путин в одном из своих высказываний подтвердил, что он действительно знает, что российские государственные органы финансировали эту организацию. Это раз.
• Или активное сотрудничество с афганским «Талибаном», с такими странами, как Иран и КНДР, включая развитие двусторонних финансовых систем с Ираном. Это два.
• И конечно, самое главное — это то, что российская экономическая и финансовая система в целом превратилась в большую стиральную машину, где не только отмывают деньги на внутреннем рынке, но и используют ту же самую криптовалюту для отмывания денежных средств за рубежом. Российские криптовалютные ландроматы и сервисы стали уже притчей во языцех. В некоторых регионах мира они уже превалируют над традиционными теневыми схемами.

Возникает вопрос: если российская экономика до такого докатилась, то являются ли граждане страны заложниками этой ситуации? Да, получается, что систематическое нарушение страной всевозможных антиотмывочных стандартов и требований сделало их такими заложниками. Для многих экономик, в том числе европейской экономики, это уже не вопрос формальных ограничений, а вопрос обеспечения собственной финансовой и экономической безопасности. И тут не до сентиментов. Конечно, есть политический элемент включения России в этот «черный список», но есть еще и весьма пугающая реальность, с которой сталкиваются представители европейских властей.

— А что будет с российскими бизнесом? Как с большим, который где-то чем-то еще худо-бедно международно торгует, так и с обычным средним бизнесом, который вывез на себе в последние годы российскую потребительскую экономику? Ведь если на них попадание России в этот список скажется, то это неизбежно скажется в долгосрочной перспективе и на всех россиянах?

— Верно. Есть много компаний, которые так или иначе работают в Евросоюзе. В целом это достаточно большая среда. Я смотрю регулярно статистику относительно того, где открываются новые компании, где россияне являются бенефициарами, в каких странах Евросоюза. Например, в странах Балтии снижается количество таких открываемых компаний, а в некоторых центральноевропейских странах увеличивается, и так далее. Во всех странах ЕС в отношении таких компаний появится обязательный усиленный контроль всех операции вне зависимости от сумм. От этих компаний будут требовать более детальную информацию по каждому платежу. То есть по каждому контракту и каждому контрагенту. Контролирующий орган должен будет убедиться, что источником денежных средств являются законные операции. Он захочет узнать все: кто у вас контрагент, откуда было заплачено, что за услуги, кто бенефициары этой компании и так далее и тому подобное.

Это автоматически приведет к увеличению административной нагрузки и издержек для бизнеса, потому что один бухгалтер или юрист с таким объемом работы просто не справится. Там нужно будет два бухгалтера или три. Потребуется большее количество юридических документов, то есть дополнительных юристов тоже придется нанимать. Те компании, которые до сих пор имели счета в европейских банках, могут столкнуться и, скорее всего, столкнутся с пересмотром условий открытия таких счетов. Некоторые банки просто предпочтут закрыть счета, чтобы снизить риски. Европейские партнеры российских предприятий станут гораздо осторожнее, потому что теперь при любой сделке с российской стороной это может вызвать негативные последствия для контрагентов. К чему это может привести, понятно: к дальнейшему сокращению торговых связей с Россией, к отказам от сотрудничества. Конечно, кто-то сможет перестроиться, как-то найти убедительные обоснования, договориться со своими финансовыми учреждениями, но так или иначе это скажется на всех.

— Пожалуй, стоит поговорить про слона. Про большого слона в европейской комнате — про российский газ. Мы все знаем, что Европа, по официальной статистике, за прошлый год закупила его очень много. Некоторые страны, такие как Венгрия, Словакия, вполне официально его выпускают. Как с этим всем будет? Это же тоже платежи, тоже расчеты…

— Верно, есть такой слон. Конечно, всегда есть некоторое лицемерие: у Евросоюза никогда ни к кому не возникает никаких требований, когда ему это невыгодно. Но, думаю, надо отметить: Европейский союз уже назвал окончательную дату отказа от российского газа; если не ошибаюсь, это ноябрь 2027 года. То есть меньше чем через два года ЕС полностью готов отказаться от российского газа, что, на мой взгляд, достаточно сильное заявление. Думаю, какие-то операции останутся, если есть очень жесткая необходимость в таких поставках.

Скорее всего, Евросоюз будет выдавать так называемые лицензии (разрешения), которые будут позволять создавать какие-то окошки — например, проводить отдельные внешнеэкономические операции по гуманитарным основаниям либо по основаниям, связанным с серьезными экономическими причинами. Будет эдакий такой поворот от свободной торговли к торговле по разрешениям. Это совершенно другой подход к взаимодействию с российскими контрагентами.

— Может быть, я излишне цинична, но у меня почему-то такое ощущение, что в результате всего этого может выйти так, что у вас в Европе ваш личный счет закроют, у меня в Москве все подорожает, а у «больших ребят» все будет хорошо с разрешениями или без. Я права?

— Богатые становятся богаче, бедные становятся беднее — это правило любого кризиса. Я с этим не буду спорить. Мне кажется, что, конечно же, для сверхбогатых людей, будь то олигархи, будь то российский политический истеблишмент, назовем его так, для них всегда останется доступ к хорошей консультационной помощи, к хорошим юристам, бухгалтерам, помощникам, номиналам и ассистентам, которые будет помогать им обходить ограничения тем или иным образом, используя дырки в законодательстве. Которые всегда есть. Не говоря уже о том, что часть стран Европейского союза вполне себе готова делать такие исключения, создавать особые условия и прочее.

Важно помнить, что «черный список» — это не полный запрет на вообще все операции.

Это дополнительные процедуры, которые снизят эффективность, снизят возможности и желание вести тот или иной вид деятельности. То есть даже те люди, которые официально смогут себе позволить проводить финансовые операции, скорее всего, из-за большого количества дополнительных требований будут стараться уходить в тень.

— Наш длинный разговор выглядит весьма сумрачно, и хочется хотя бы немного развернуть его в сторону потенциальных надежд. Как оказалось, попасть в «черный список» можно довольно быстро. А как из него выходят? Что должно для этого сделать государство, что должна сделать страна, что в ней должно измениться, сколько времени это может занять? Что нужно сделать, чтобы из этого «черного списка» выбраться обратно к нормальным людям?

— Если бы мне поручили подготовить план выхода России из «черного списка» ЕС» я бы начал с того, что разделил бы задачу на две части. Первая — это технические аспекты, практические меры или реформы. Это был бы перечень того, что надо сделать с точки зрения перестройки системы противодействия отмыванию средств, финансирования терроризма и приведения этой системы к международным стандартам. Потому что есть эти самые 40 рекомендаций ФАТФ, со значительной частью которых у России проблемы. Тут существует большое количество точек, где надо устранить стратегические дефекты. И это не только про совершенствование законов или каких-то норм, а про обеспечение реального их исполнения.

Здесь основная задача, которую потребуется решить, — это возобновление сотрудничества с зарубежными регуляторами, которым нужно будет доказать, что Россия является достаточно устойчивым партнером, для того чтобы вернуть их доверие. И это огромная, трудная задача. Но это единственный путь к исключению из подобных списков.

Хороший пример — Пакистан, который долгое время (с 2018 года) находился в «сером списке» ФАТФ. К этой стране было 34 пункта замечаний, но она за несколько лет продемонстрировала значительное улучшение своей системы и смогла выйти из списка. Объем изменений, которые потребуется совершить в России, не уступает пакистанскому.

Теперь перейдем к главному. Помимо технических критериев и реформ, России будет необходимо выполнить важнейшее, фундаментальное политическое условие. Оно зависит не только и не столько от выполнения Россией антиотмывочных требований, сколько от восстановления базового международного доверия к ней, исчезнувшего из-за военных действий в Украине. Прекращение вооруженного конфликта, заключение прочного мирного соглашения, конечно же, являются основным шагом для выхода из этого списка. На текущий момент европейские власти считают Россию военной машиной и во многом именно с этим связывают свои жесткие меры. Нынешнее включение в «черный список» не напрямую, но тем не менее связано с попытками Москвы обходить введенные против страны санкции. То есть последовательность шагов тут такая: прекращение военных действий, нормализация отношений с Западом, разработка и реализация плана модернизации институтов, восстановление доверия с европейскими странами. И тогда речь будет идти не только про Европейский союз, но и про ФАТФ, и про Egmont Group, и про другие международные институты.

Это не только про выполнение формальных обязательств, но и про прекращение практик, противоречащих требованиям ФАТФ, к которым Россия весьма тяготеет. Сюда относятся торговля оружием с режимами, которые находятся под санкциями, толерантность к киберпреступникам, которые отмывают денежные средства через криптовалюты, поддержка частных военных компаний и так далее. То есть должна быть проявлена политическая воля для борьбы с финансовой преступностью и прекращены попытки покрывать своих партнеров и союзников по нелегальному сектору, таких как КНДР или Иран.

Россия должна измениться, изменить свою модель поведения от конфронтации к сотрудничеству. Только тогда европейские регуляторы начнут какой-то путь к выводу ее из «черного списка». России это уже удавалось в нулевых. Но тогда она была новичком в международном сообществе, все ей помогали и ее поддерживали. Теперь же Россия будет стартовать не с нуля, как тогда, в нулевых, а с минусовой позиции, потому что доверие к ней кардинально подорвано. Тем же Арабским Эмиратам было легче выйти из «черных» и «серых» списков, потому что у этого государства не было такого пятна на репутации. Поэтому два столпа, на которых будет основываться возможный будущий выход России из любых «черных списков», — это настоящее, непритворное исполнение требований по противодействию отмыванию и политическая воля.

— То есть всего-то и нужно, что заключить мир, ориентироваться в антиотмывочных реформах минимум на Объединенные Арабские Эмираты, а не на Иран, и надеяться, что нам в очередной раз поверят… Увы, кажется, что до всего этого нам еще далековато. Значит, пока будем просто наблюдать, ждать и надеяться. Надежда же всегда остается.

* Минюстом РФ внесен в реестр «иностранных агентов».