Прогноз для российской экономики от Росстата — это рост ВВП от силы на полпроцента в год, от Центробанка — чуть лучше, на 1,2%. Минфин «ожидает потепления» в марте 2026-го, уверяя, что речь идет не только о погоде. Независимые экономисты все это вместе называют неприятным словом «стагнация», попросту говоря — застой.

Почему это плохо и как мы почувствуем новый застой — объясняет экономист и социолог Владислав Иноземцев.

— Прогнозы Росстата, Центробанка и Минфина обещают российскому ВВП какой-никакой, а все-таки рост. Вы говорите — будет стагнация в экономике. Какая же это стагнация, если рост?

— В 2026 году роста не будет. Хотя, на мой взгляд, сам показатель ВВП не имеет особого значения.

— Как это?

— Допустим, мы обсуждаем замедление экономики в Соединенных Штатах. На полпроцента, например. Там данный показатель важен, потому что от него зависит ставка ФРС (Федеральной резервной системы. — Ред.), а от нее — кредитная активность, поведение фондового рынка, масштаб взятых ипотек, потребительские ожидания и так далее. То есть система склонна ловить минимальные сигналы о происходящем. Это — нормальная рыночная экономика.

Российскую экономику уже достаточно давно нормальной назвать нельзя. Она разделена на государственное хозяйство и на частный сектор. Последний занимается выживанием с целью получения прибыли для собственников, первое — финансированием правящей бюрократии. В нынешнем варианте — в основном финансовым обеспечением СВО, до этого — распилом.

Есть два подхода к оценке нынешней динамики. Первый, строго говоря, исходит из того, что рост в 2022‒2024 годах был чрезмерно быстрым, особенно на фоне санкций и шока от ***.

Самые большие затраты из резервных фондов были не в 2022 и 2023 годах, за это время рост бюджетных расходов составил около 6‒7,5% ВВП, а, например, в 2008‒2009 годах, в период мирового финансового кризиса, он составлял 13,9%. Последняя цифра существенно превышает увеличение военных расходов в 2022‒2024 годах, тем не менее по итогам 2009 года безо всяких санкций экономика рухнула на 7,9%.

— Это много для того кризиса?

— Это очень много. Такого мы не видели с начала 1990-х. Бюджетный стимул не помог, хотя реальные доходы населения в 2009 году выросли. А экономика провалилась. То есть простое вбрасывание денег не решает проблему спада.

Экономический разгон 2022‒2024 годов был связан со многими факторами: и дополнительные доходы от нефтяного экспорта, и ускорение оборонной промышленности, и дефицит рабочей силы с вытекающим из него повышением зарплат. Но если рассматривать итог как перегрев экономики, то нет сомнения, что весь этот подъем в конечном счете должен был как-то сойти на нет. Часть моих собеседников, к которым я отношусь с уважением, говорит: невозможно, чтобы экономика росла на 4% в год в условиях санкций, неопределенных перспектив, плохого инвестиционного климата, ужесточения регулирования и так далее

— Она действительно росла на 4% в год?

— Так утверждает Росстат. У меня есть много знакомых бизнесменов в разных частях страны, и они говорят, что и расценки, и объемы заказов, и прибыли росли на фоне начального этапа СВО очень быстро, сейчас процесс замедлился, но до откатов к прежним значениям еще очень далеко. Заметим, курс доллара при этом стоит на месте, так что не стоит говорить, что все эти цифры относятся только к девальвирующимся рублям. Поэтому, согласно первой точке зрения, то, что сейчас происходит, это охлаждение плановое, умеренное и все такое.

Имеет ли эта позиция право на существование? В принципе, имеет.

Рост может сохраниться на минимуме или даже смениться спадом на 0,5‒1,2%, потом вернуться на +0,5%. Но так или иначе это будет колебание вокруг нулевой отметки. Это — в рамках первой точки зрения.

— А вторая точка зрения?

— Она не отличается радикально по прогнозу, но уходит чуть дальше в историю и потому претендует на описание более долгой перспективы. В недавно вышедшем докладе мои коллеги и я говорим о ближайшем десятилетии. Вторая точка зрения основана на том, что развитие в России закончилось не в 2025 году, а в 2013-м.

— Об этом много говорили в последние годы.

— В свое время, причем именно в 2013 году, я писал, что этот год станет для России «новым 1913-м»: последней высшей точкой, откуда движение пойдет по нисходящей. Если следовать такой парадигме, мы видим застой, начавшийся в 2014 году. В политике, в обществе после Крыма был дикий энтузиазм, но экономика резко скатилась к застою. И она почти не росла до самого ковида, потом упала, в 2021 году она поднялась за счет восстановительного роста, снова упала с началом СВО, потом поднялась на военных расходах, но после этих «дефибрилляторов» сердцебиение снова прекращается, мы впадаем в прежний анабиоз.

Ситуация 2022‒2023 годов была реакцией на СВО и на те меры, которые в панике реализовали власти. И они — я это постоянно подчеркиваю — не ограничивались только вливанием денег в ВПК и армию: стоит вспомнить и о сокращении регулирования в банковской сфере, о введении «параллельного импорта», о моратории на банкротства, о «налоговых каникулах», стабильности в сфере налогов, стимулировании самозанятости и многом другом. Правительство, казалось бы, поняло важность частного бизнеса и способность его приспособления к новой реальности, и экономика вышла в рост.

Поэтому в данном варианте оценки я говорю о застое не как о современном феномене, сменяющем оживление от СВО, а как о главном и единственном тренде, заданном возвращением Путина в 2012 году.

— Если изображать это в виде кривой, она ровно пойдет по нулевой отметке с редкими ямами и всплесками?

— Да, по большей части она будет ровная и в районе нуля. И так будет дальше идти. Потому что причин для роста нет, но и особых причин падения я тоже не вижу. В этом главное мое расхождение с нашими паникерами и оппозиционерами: я не вижу сейчас причин для краха.

Зарплата платится? Платится. Да, случаются задержки. Но когда начинаешь на это смотреть, выясняется: число работников, которым не платят вовремя, выросло за год на 84%, а сумма задолженности — почти в четыре раза. Вроде бы катастрофа налицо. Но номинальная сумма долга сейчас составляет около 2 миллиардов рублей. Из общего годового фонда оплаты труда в 2024 году в 64 триллиона. Это составляет три тысячных (0,003125) процента. А если вспомнить, как задерживали зарплату в 1998 году? Среднемесячный показатель составлял 100 миллиардов рублей. В отношении к ВВП сумма задержанных выплат тогда была в 3800 раз больше, чем сегодня, 3,8% ВВП против 0,001%. И где тут неизбежный и полный крах?

В экономике нарастают неплатежи? Да, это так. Но я прекрасно помню, какие были неплатежи в экономике в 1990-е годы. В достаточно «благополучном» 1997-м, когда впервые относительно стабилизировался курс рубля и наметился скромный рост ВВП, просроченная задолженность в российской экономике превышала 50% ВВП. Сейчас неплатежи подбираются к 4 триллионам рублей, это менее 2% ВВП. Я помню, как в 1999-м московские строители за радость считали получить в качестве оплаты уже произведенных работ вексель, который банк был готов погасить через девять месяцев, потому что это была хотя бы какая-то гарантия.

— Так ведь лиха беда начало. Может быть, неплатежи и задержки только разгоняются, а дальше все будет хуже и хуже?

— Не исключено, с этим я не спорю, такое может быть. Но в то, что это может стать важным фактором, я буду готов верить при двух обстоятельствах. Во-первых, если правоохранительные органы перестанут возбуждать уголовные дела по задержкам зарплат. Вот это будет сильным сигналом, означающим, что задержки зарплат стали нормой. Тогда возникнут какие-то другие механизмы — договорные, бартерные, зачетные, но пока я этого не вижу. Во-вторых, если в экономике, как это уже было в 1990-х, запустится система денежных суррогатов, причем запустится именно государством, даже не бизнесом.

— Это вроде оплаты товара кастрюльками и как-то еще по бартеру?

— Не только. Я имею в виду прежде всего смелый эксперимент 1994 года с казначейскими налоговыми освобождениями (КНО), когда бюджет платит вам бумажками вместо денег. Эти бумажки, на которые даже начислялись проценты, хотя не так чтобы рыночные, можно было либо отдать государству обратно в виде ваших налогов, либо кому-то перепродать, чтобы налоги заплатили другие компании. Так или иначе, власти официально расплачивались со своими подрядчиками неденежными инструментами.

— Так это как в известном анекдоте, когда у человека, выпавшего из окна, спрашивают, как дела, а он отвечает, что еще не долетел. Экономика просто еще «не долетела».

— Но мы-то сейчас обсуждаем вопрос о нынешнем ее состоянии. На основе того, что я вижу сейчас, у меня вырисовывается сценарий: экономика ложится в дрейф и воспроизводит саму себя. Без роста, без развития. То есть еженедельно мы видим провал какой-нибудь очередной технологической программы. Этому не надо удивляться, о прогрессе можно просто забыть.

— Почему?

— Потому что для технологического прогресса нужны деньги, нужны мозги, нужна, в конце концов, свобода. Ничего этого нет. Сначала у вас «Сухой Суперджет» не летает без импортных двигателей, потом вы не можете построить уже и замену кукурузнику. Потом выясняется, что у вас тайваньские чипы закончились, а именно они почему-то представляли собой процессор «Байкал», на который выделили миллиарды рублей.

— Как это — ничего нет? В России планируют развивать дирижаблестроение.

— Не слышал, но посмотрим, как они взлетят. Наша реальность в том, что мы не будем строить ни нормальных машин, ни самолетов, все это — уже прошлое. И расти будет только наше отставание от нормальных стран, в клуб которых сейчас уже вошел и Китай.

При этом даже в рамках такого состояния я допускаю, что уровень жизни в России может оставаться более-менее тем же: зарплату платят, традиционную продукцию и услуги производят, нефть добывают и сбывают за границу, а что не производят, то закупают.

— Экспорт нефти выглядит как полная загадка. Евросоюз и США вводят одни санкции за другими, прикручивают гайки, индийские НПЗ кричат, что больше ни литра российской нефти. И при этом экспорт не падает?

— Пока нет. Недавно Минэнерго говорило о его стабильности в 2025 году по сравнению с 2024-м. Но, собственно, в этом нет ничего удивительного. Нефть нужна всем. Кстати, а куда российские танкеры перестали ходить? Сколько их стоит на приколе? И как «прикручивают гайки»?

— Боюсь, что этого точно не скажет никто, потому что неизвестно, сколько их вообще есть. Но санкционный список пополняется, какие-то танкеры выходят из строя, потому что ломаются, а чинить их никто не берется. Теперь еще — санкции против «Лукойла» и «Роснефти», а в начале года были введены против «Газпромнефти» и «Сургутнефтегаза». То есть для экспорта нефти все больше препятствий. И он все равно не снижается?

— По итогам года он будет чуть ниже, чем в 2022-м. И приблизительно на 7% больше, чем в 2021-м.

— Это как раз понятно, потому что перед вводом первых санкций Запад интенсивно скупал российскую нефть, обеспечив какой-то невиданный рост.

— Вот именно. Но, заметьте, санкции за четыре года даже не «срезали» всплеск 2022-го. На рынке газа — да, там катастрофа. Но газ никогда не был таким важным экспортным товаром, как нефть. А тут мы в целом видим, как говорил Сурков по другому поводу, «около нуля».

— А что дальше? Правы те, кто предсказывает в будущем обвал, или все это так и будет колебаться вокруг нулевого роста?

— Я считаю, что краха и кризиса не будет. Пока государство все свои обязательства выполняет и собирается выполнять дальше. Оно дает значительному числу населения какой-то хлеб с маслом или без.

Что будет резаться? Инвестиции. Но инвестиции в нашем государстве в большинстве случаев и были, мягко говоря, идиотскими: всякие чемпионаты, остров Русский, Северный морской путь и прочий бред, не будь их — никто бы не заметил. Уменьшение инвестиций, на мой взгляд, никаких проблем в экономике не вызовет на горизонте в два-три года. Эти деньги можно перенаправить на потребление. СВО продолжается, дефицит рабочей силы не исчез.

Конечно, так не может продолжаться бесконечно долго. И поэтому, на мой взгляд, ошибка правительства в том, что оно не пытается определить для себя некий конкретный срок. Можно сказать: товарищи военные, вот у вас есть еще, допустим, два года. Военные могут ответить: тогда дайте нам еще 10 триллионов рублей в год, и мы все принесем на блюдечке. Хорошо, 10 триллионов на два года — не вопрос: мы увеличим государственный долг, проведем военные займы, ЦБ что-то профинансирует, инфляция подрастет, но ничего страшного, проиндексируем зарплаты. Нет результатов через два года — договариваемся с Трампом, пока он еще жив и при власти, и выходим из СВО. Вот это — относительно понятный план.

— Но о таком плане никто не говорит и сроков никто не называет.

— Поэтому я и не вижу стратегии. Власть действует без сценария: она не планирует взять денег в долг на два-три года, чтобы за это время разобраться, чего она хочет, а вместо этого начинает выжимать деньги из бизнеса здесь и сейчас на свои «хотелки», которых даже она не знает. И это приведет к печальным последствиям.

— Разве это не путь к тому самому краху и кризису, о котором говорят ваши коллеги? Просто, видимо, более долгий, чем им кажется. Видимо, через какое-то время все равно к этому придет?

— Главный вопрос всегда в таких случаях — через какое время? В целом я с этим согласен. Мне кажется, что сейчас российское правительство идет по неправильному пути. У него был момент просветления, когда стало слышаться мнение: нужно нарастить госзаимствования, но не повышать налоги. Это было в конце 2023 года. Но это мнение моментально заглохло.

Мне кажется, в одном Путин и Набиуллина — полные единомышленники: нельзя брать в долг, надо тратить только то, что зарабатываем, жить по средствам. Один говорит это, видимо, исходя из того, что помнит по началу нулевых безумные долги России к тому моменту, когда он пришел к власти. Другая ориентируется на учебники макроэкономики, где сказано, что инфляция — главное зло. Но вывод один: повысим налоги и сбалансируем бюджет. Идея, на мой взгляд, безумная, но сейчас она — мейнстрим. Именно она замедлила рост экономики с 3% до нуля, и дальше не будет давать экономике расти. Мой прогноз в том, что этот «нерост» все-таки будет оставаться в пределах статистической погрешности: от 0 до -1% в 2026-м.

Чтобы остановить замедление, нужен очень четкий сигнал: снижение ставки до 10%, нужно возобновление льготных программ — ипотеки, инвестиций и прочего. А из чего, если вы по-прежнему на всем экономите?

Наверное, государство могло бы сделать много хитрых финтов, которые позволили бы немного сгладить ситуацию. Например, льготная ипотека — это была хорошая идея. Ее финансировали банки, а государство платило процент. Можно, допустим, предложить банкам возобновление этой программы за годовую отсрочку и компенсацию процентных платежей. Представляете, какая богатая идея? Вы говорите: мы предлагаем частным лицам льготную ипотеку под 9%, банки готовы выдавать ее реально, скажем, под 20%, а всю разницу государство обязуется компенсировать. Но, скажем, проценты за 2026 год оно выплатит во втором квартале 2027-го.

— Кто же им поверит-то?

— Банки поверят. За последние 20 лет государство не кидало банки ни разу. Они поверят и начнут вкладываться в эти программы. Потому что будут знать: жилье даже в последние годы не подешевело, и если они дают ипотеку под две трети стоимости, это на сто процентов беспроигрышный вариант. Не выплатит заемщик — заберут жилье.

— Прежде чем сделать выбор в пользу стимулирования спроса, государство, наверное, должно сначала выбрать, чего оно в принципе хочет: вести дальше спецоперацию или развивать экономику?

— А при чем тут СВО? В бюджете на 2026 год уже заложили на нее столько, сколько хотели. Заложили — отлично. А теперь, предположим, параллельно вы начинаете запускать программу, финансировать которую будете в 2027 году. То есть к этому бюджету вы обратитесь через год. Но за этот год вы перезапустите целый ряд отраслей, которые принесут дополнительные доходы, налоги и так далее. Почему не попытаться это сделать? Как можно быть настолько поглощенными СВО, чтобы не видеть никаких долгосрочных перспектив? Победите вы в Украине, проиграете — Земля на этом не исчезнет. Если только вы не планируете закончить это ядерной войной. Если это и планируете, тогда делайте, что хотите, тогда, конечно, не нужно никаких ускорений экономического роста и прогнозов на пятилетний период.

— Об этом ведь тоже надо специально подумать, а у правительства, как я понимаю, сейчас другие задачи.

— Да у меня и нет иллюзий, что они способны предпринять что-то значительное. Угольная промышленность вот издыхает уже четвертый год, и как раз год назад Путин давал поручение экстренно разработать программу ее спасения. Программы нет до сих пор. Может быть, у них есть какой-то сокровенный план ее убить? Окей, народ разъедется из Кузбасса и где-то будет вкалывать на других работах. Угольная отрасль — это не самое важное в российской экономике, это сектор вчерашнего дня. Но металлургия и строительство, которое забирало в 2023 году более 50% производимой в стране стали, это гораздо более серьезная вещь.

— Проблемы, как мы знаем даже из официальных новостей, возникли в более насущных сферах. «Уралвагонзавод», например, перешел на четырехдневную рабочую неделю.

— «Уралвагонзавод» не весь переходит на четырехдневную неделю, переходит только производство всего, что там есть в качестве «побочного» хозяйства. Есть же «Уралвагонзавод», который тачает танки, а есть «Уралвагонзавод», который действительно производит вагоны. Вот там, где производят вагоны, и начинаются сокращения и переход на четырехдневную неделю. На основном производстве, где тачают танки, никаких сокращений нет.

— Я упомянула «Уралвагонзавод» как пример проблем в жизненно важных, казалось бы, сферах. То есть тревожные сигналы поступают не только из каких-то там кастрюльно-тряпочных отраслей, но и из самых, казалось бы, драгоценных. Поэтому ощущение такое, что это не стагнация, что уже кирпичик за кирпичиком все рушится.

— Никто не говорит, что все хорошо. Все достаточно мрачно. И вопрос в том, к чему идет это разрушение. Они смогут в какой-то момент сориентироваться и остановить это обрушение или оно будет ускоряться? Вот на этот вопрос у меня нет ответа, последствия непонятны.

Сейчас я вижу, что зарплаты выплачиваются, инфляция высокая, но отнюдь не такая, как в 1990-х. Да, предпринимательский климат плохой, бизнес задумывается, как уходить в тень из-за повышения налогов. Но он думает именно о том, как уходить в тень, а не закрыться и разойтись. То есть готовится к выживанию, а такое мы уже проходили. Главный вопрос — можем ли мы перейти, скажем так, от росстатовских темпов в 4% в 2024 году к росстатовским темпам в 1% в 2026-м, или мы, не заметив, пройдем этот «минус один» и уйдем в кризис на уровень 2009 года? Пока масштабы неплатежей, задержек зарплат, снижения потребления не вызывают у меня ощущения, что мы снова в 1990-х.

Более того:

Сейчас, например, мы слышим про тот же «Газпром» и его убытки. Да, «Газпром» может иметь большие убытки, но у него есть невероятные возможности снижения издержек, возможности привлечь дополнительные ресурсы, отказаться от инвестпрограмм и прочего. Он может оптимизировать бизнес и без повышения цен на газ для населения и предприятий.

Объективных причин для рецессии, как это было в 2009 году или в 1990-е, я не вижу. Но субъективных причин много. Неадекватный менеджмент со стороны государства становится настолько масштабным, что отрицать возможность рецессии было бы глупо. Однако если это случится, основными причинами будут не [СВО] и не санкции, а просчеты в государственной политике или осознанное злоупотребление бюрократией своими полномочиями.

— Получается, у государственного бизнеса накопилась жировая прослойка, за счет которой он какое-то время еще протянет. Но что будет со всем остальным бизнесом? Вы уже сказали, что из-за роста налогов он готовится уходить в тень, а как на него повлияют все остальные факторы?

— Думаю, влияние здесь будет очень неравномерное. Что касается повышения НДС, я не вижу больших проблем, это можно было сделать еще год назад. Это достаточно очевидный вариант. Во-первых, потому что рост НДС на 2% принесет как минимум 1,2‒1,6 триллиона рублей в бюджет, но ни на что не повлияет с точки зрения рынка, большинство товаров как покупали, так и будут покупать. Дополнительные один-два процента инфляции ничего не изменят и не вызовут ни особых изменений в настроении потребителя, ни последствий для производителя. Так что повышение НДС, на мой взгляд, пройдет достаточно незаметно и у населения вызовет меньше недовольства, чем, скажем, индексация тарифов ЖКХ и введение прогрессивной шкалы НДФЛ.

— Повышение НДС — только один из факторов. Вы сами сказали об уходе предпринимателей в тень из-за роста других налогов. Это как повлияет на экономику?

— Вот это, на мой взгляд, экономическая диверсия. Если вы предпринимаете нечто, имеющее влияние на всех, то можете не опасаться протеста или каких-то серьезных последствий. Чем шире «взрывная волна» от вашего удара, тем меньше обратный резонанс. А вот если вы бьете в какую-то отдельную точку, то с высокой степенью вероятности получите много проблем. И это — как раз такой случай: вы создаете проблему людям, которым сами недавно пообещали, что такой проблемы не будет. Вы создаете проблему не для «планктона», который сидит на работе и плюет в потолок, а для тех, кто суетится и считает, что он свои деньги заработал сам.

Именно на этот активный слой, по большому счету — воплощение предпринимательского класса, вы накладываете резкое ограничение. Для них отмена упрощенного налогообложения означает изменение всей модели бизнеса и, может быть, даже его свертывание. Вы выбиваете большое количество поставщиков у всех прочих бизнесов. И это очень неправильный подход.

— Какого рода неприятности вы имеете в виду, говоря о последствиях этого шага для государства? Я далека от мысли, что вы предсказываете какие-то протесты в России. Но тогда что?

— Часть предприятий закроется, люди перестанут заниматься бизнесом, начнут искать себя в каких-то новых областях деятельности, если не будут искать пути эмиграции…

— На СВО кто-то пойдет.

— Эти налоги вводятся для предприятий, получающих больше 10 миллионов рублей в год. Мне кажется, что человек, который как самозанятый получал такие деньги, не пойдет на СВО. Такой позитивной с точки зрения власти перспективы тут нет вообще. Мне кажется, наступит период неопределенности. А зачем погружать людей в неопределенность, когда у вас со всех сторон финансовые дыры? Это абсолютно не вовремя. Но, вероятно, это все-таки происходит потому, что неопределенность сейчас проявляется в России практически во всем.

— Вы хотите сказать, что власть не объяснила тем, кто сейчас потеряет бизнес и любые доходы, ради чего это надо?

— Самое главное, что власть себе этого не объяснила. Если ты сам не понимаешь, чем занят, другому ты тем более объяснить не сможешь.

Вот если у вас ***, то все совсем иначе, посмотрите на Америку, скажем, в 1942 году: какой, по-вашему, был тогда дефицит бюджета? Американцы еще не высадились в Европе, идет война на Тихом океане и немного в Африке. Дефицит федерального бюджета США — 27% ВВП. Вот это — война. В России же идет спецоперация с дефицитом бюджета в 2% ВВП, и правительство боится, что он дойдет до 3,5%. В результате мы оказываемся в своего рода экономическом «болоте».

— Сколько может продолжаться такая ситуация, когда экономика болтается около нуля, не растет и не падает? К чему это должно прийти?

— Вспомним период с 2013 по 2019 год. Это было время практически нулевого роста. За шесть лет ВВП увеличился на 5%, а реальные располагаемые доходы населения снизились на 9%. Время далеко не благополучное, но никакой масштабной протестной активностью не отмеченное. Поэтому, особенно с учетом тех репрессий, на которые ныне готова власть, в перспективе 6‒7 лет нулевой рост с умеренным падением уровня жизни угроз Кремлю не несет. Вы сохраняете статус-кво, не допуская сильного ухудшения ситуации.

Мы не можем представить момент, когда российская власть хотя бы частично опомнится. Но в 2022 году, я это постоянно повторяю, ответ бюрократической системы на СВО был очень профессиональным. И неожиданным: многие решения 2022 года вели не к закручиванию гаек, а, наоборот, их ослаблению. Точнее, в политике их закручивали, а в экономике откручивали.

— Они одумались и в экономике закручивают гайки обратно.

— Совершенно верно. На каком-то этапе они могут понять, что резьба сейчас сорвется. Здесь много неизвестного. И когда я слышу рассуждения о том, что в России сейчас уже точно все развалится, больше всего меня смущает какая-то предопределенность таких прогнозов. Да, есть соблазн сказать, что вот сейчас уже настолько все плохо, что дальше возможен только обвал, это логика паникеров. И я не исключаю, что со временем именно так и произойдет. Но система очень гибкая, и пока я вижу, что ресурсы у нее колоссальные, а на кону стоит очень многое.

Эти моменты вызывают у меня эмоциональное неприятие разговоров о том, что вот-вот наступит резкий крах. Я делаю «ставку» на застой. Мы знаем множество диктаторских режимов, которые с неэффективной экономикой существуют десятки лет. Экономически они полностью дисфункциональны, но они живут.

— По данным ВЦИОМ, «ради защиты родины» 69% населения выразили готовность затянуть пояса, «ограничить свои потребности». Сам по себе такой опрос не означает подготовку людей к изменению парадигмы в сторону «все для фронта»?

— Думаю, нет: это слишком радикальный вывод из невнятно сформулированного вопроса. То есть затянуть пояса они, наверное, готовы, хотя я не знаю, как ВЦИОМ ставил вопрос и насколько это вообще репрезентативно. Но для россиян, даже не для 69%, а, наверное, для 90%, главная задача — чтобы не стало хуже. Этого Путин до последнего времени добивался, сильно хуже действительно не становилось.

Сейчас, когда людей спрашивают, готовы ли они затянуть пояса, они, наверное, ухудшение ситуации допускают. Допускают и то, что реальные доходы, которые до последнего времени не росли, теперь начнут снижаться. Скорей всего, это базовый сценарий. Готовы ужаться на 3%? «Готовы!» — отвечают люди. Но если бы им предложили лишиться всех накоплений, покупать на половину зарплаты военные облигации и приобретать товары по талонам, я не думаю, что не то что 69, а даже 20% были бы в восторге.

Опросы такого рода проводятся для зондирования настроений, чтобы по итогам следующего года сказать: да, в этом году тяготы СВО не позволили увеличить реальные доходы населения, они упали на 3%, но правительство изо всех сил старалось, чтобы они не упали еще больше. После соответствующей подготовки это пройдет как приемлемый сценарий.

— И даже с благодарностью, что этих процентов всего три?

— Да-да, это хороший результат для 2026 года, а что дальше — посмотрим. В целом мы сейчас не видим обрушения ни одной критической конструкции в этой экономической модели. Я бы так сказал: плитка с фасада осыпается все быстрее, трубы где-то текут, пара окон выпали, но чтобы где-то уже поползла несущая стена — такого я пока не вижу.

* Внесены Минюстом РФ в реестр «иноагентов».