Двадцатидвухлетняя тогда Татьяна Ступникова, переводчица, младший лейтенант, прошедшая фронт дочь «врагов народа», человек, несмотря на свою молодость, пытаный и битый временем, в конце 90-х записала свои воспоминания о процессе и издала их ничтожным тиражом в издательстве «Русские словари».

Вот день, который она «запомнила на всю жизнь», — американский обвинитель Додд допрашивал Фрица Заукеля, имперского уполномоченного по трудовым ресурсам, отвечавшего за поставку в рейх рабов из оккупированных стран. «И тут произошло нечто невероятное и необъяснимое, — пишет Ступникова. — Подсудимый разволновался и стал кричать, что он ни в чем не виноват, что его обманул Гитлер, что он всегда был идеалистом, защищающим справедливость… А Додд представлял все новые и новые доказательства его неоспоримой вины, и, возмущенный упорным отрицанием Заукеля, тоже начал кричать: «Вас надо повесить!»

Заукель в ответ закричал, что его не надо вешать, что он сам — честный рабочий и моряк».

Ступникова и ее коллега, переводчик с английского, находились в это время в своем «аквариуме». У них был один микрофон на двоих, который они должны были передавать друг другу. «Все это мы исправно и быстро переводили, и перевод бесперебойно поступал в наушники сидевших в зале русскоязычных слушателей.

И вдруг с нами произошло что-то непонятное. Когда мы очнулись, то, к своему великому ужасу, увидели, что мы вскочили с наших стульев и ведем громкий и резкий диалог… Причем мой напарник крепко сдавил мою руку выше локтя и, обращаясь ко мне, столь же громко, как и взволнованный обвинитель, только по-русски, повторял: «Вас надо повесить!» А я, вся в слезах от боли в руке, вместе с Заукелем кричала ему в ответ: «Меня не надо вешать! Я — рабочий, я — моряк!..»

На них обернулся весь зал. И только председательствовавший лорд-судья Лоуренс, смотревший поверх съехавших на кончик носа очков, спокойно сказал: «Что-то там случилось с русскими переводчиками…» И объявил перерыв.

На переводчицу «куда следует» тут же поступил донос. Она якобы проявила сочувствие к подсудимому Заукелю. Но обошлось без последствий. Остались только синяки на руке.

Через много-много лет, за несколько дней до смерти от тяжелого заболевания, тот самый доносчик вдруг позвонил Ступниковой. «Он просил у меня прощения за свою «ошибку». Бог его простит, раз у него хватило решимости покаяться».

Заукеля повесили. Ступникова оказалась лучшей советской синхронисткой и по итогам процесса ее представили к ордену «Знак Почета». Но награды она не получила, как, впрочем, и все остальные: в списке было 57 человек. Не дала добро советская сторона и на награждение участников процесса зарубежными орденами. На соответствующее письмо американцев Сталин даже не ответил (почему, интересно?).

«Этот процесс должен стать краеугольным камнем в истории цивилизации, принеся не только возмездие преступникам, не только показав, что в конечном итоге право торжествует над злом, но также показав, что все люди во всем мире (и здесь я не делаю разницы между друзьями и врагами) теперь будут определенно знать, что отдельный человек должен стоять выше государства… После этой Голгофы, через которую заставили пройти человечество, человечество, которое борется теперь за то, чтобы восстановить во всех странах мира самые обычные и простейшие вещи: свободу, любовь, взаимопонимание, — обращается к Трибуналу в своей заключительной речи главный британский обвинитель Х. Шоукросс, и восклицает: — Вот наши законы, пусть они восторжествуют!..»

Законы вроде бы восторжествовали. Но «краеугольным камнем в истории цивилизации» процесс так и не стал. Во всяком случае, резолюция, представленная будущим премьер-министром Великобритании Энтони Иденом в 1946 году Организации Объединенных Наций по вопросу кодификации установленных в Нюрнберге принципов, была передана в Комиссию по международному праву, где и оказалась без излишних церемоний преданной забвению.

«Cоздание предложенного французами международного кассационного суда по делам, рассмотренным национальными судами, нарушает суверенитет национальных судов. Принятие предложения французов по этому вопросу будет означать, что приговоры наших судов будут контролироваться и пересматриваться этим судом». Это уже из докладной записки видных советских чиновников заместителю министра иностранных дел Деканозову — в том же 1946 году.

В СССР в начале 60-х был издан семитомник — с совершенно понятными купюрами: без полных речей адвокатов или, например, без истории про Катынь… В 90-е дело начало было поправляться: вышел новый восьмитомник, восполнивший кое-какие важные пробелы. Но, опять же, не все.

Нюрнберг: к истории вопроса

Комиссия по военным преступлениям была учреждена союзниками 7 октября 1942 года; ей предстояло должным образом подготовить списки военных преступлений, подлежащих разбирательству. В комиссии были представлены 15 государств, Советский Союз в нее не вошел — «как и в других случаях, русские предпочли действовать самостоятельно».

СССР был главным победителем! И главной жертвой!

В Харькове (а после судов в Ленинграде и Краснодаре) обвиняемые были публично повешены.

Осенью 1943 года Молотов, госсекретарь США Хэлл, британский министр Иден подписали Московскую декларацию о наказании главных военных преступников. Имен в ней не было.

С огромными сложностями (СССР, например, требовал включения в состав Международного суда представителей всех союзных республик, Великобритания — своих доминионов и Индии) на Лондонской конференции, в ходе подготовки Нюрнбергского процесса (1945 год), а затем и в Потсдаме, все принципиальные вопросы были решены, и утвержден список обвиняемых. По этому поводу разногласий практически не было. Правда, главный обвинитель от США Джексон не видел особого смысла в том, чтобы привлекать именно к этому процессу радиоведущего Фриче, но на этом настаивали русские — очевидно, просто потому, что он был одним из всего лишь нескольких находившихся у них в плену известных нацистов. Джексон не спорил.

Текст Обвинительного заключения на английском языке был официально одобрен Комитетом обвинителей 6 октября 1945 года. Главный советский обвинитель Роман Руденко, правда, оставил за собой возможность внесения определенных изменений и дополнений «после перевода документа на русский язык».

Но несмотря на то что Руденко постоянно информировал Москву обо всех проектах Обвинительного заключения и направлял эти проекты в НКИД, его согласие подписать английский вариант этого документа 6 октября впоследствии было квалифицировано правительственной Комиссией по Нюрнбергскому процессу как «безответственные действия», а принятие его на заседании Международного военного трибунала (МВТ) — как беспечность со стороны советского судьи Ионы Никитченко. Специальная комиссия потребовала от обоих представить «свои письменные объяснения их поведения» и настоятельно рекомендовала им «сделать соответствующие выводы из всего сказанного здесь, работая совместно, блюсти дисциплину».

Главным советским принципом всегда было придирчиво следить за каждым.

8 октября текст Обвинительного заключения был вручен Трибуналу на открытом распорядительном заседании в Берлине. В нем полностью была учтена правка, предложенная по пункту 6: «Вторжение Германии 22 июня на территорию СССР и нарушение пакта о ненападении от 23 августа 1939 г.»; заменены слова «вождь» и «вождизм» на «фюрер» и «фюрерство»; пояснено после слова «тотальный» (но не «тоталитарный») «всеобъемлющий», но не приняты остальные изменения.

Последние препятствия были, таким образом, преодолены.

20 ноября 1945 года Международный военный трибунал начал работу в Нюрнберге.

Некоторые цифры

Процесс проходил в зале заседаний № 600 Дворца правосудия. Он продолжался около 11 месяцев. Состоялось 403 открытых судебных заседания. Было допрошено 360 свидетелей и рассмотрено почти 200 тысяч письменных показаний.

И еще:

• 12 874 страницы официальной стенограммы.
• 11 687 страниц документов дела.
• 250 000 письменных документов — расшифровки слушаний на английском, французском, немецком и русском языках, письменные ходатайства, доказательства, приобщенные обвинением и защитой, документы Комитета по расследованию и обвинению главных военных преступников, приговор.
• 1942 граммофонные пластинки, соответствующие 775 часам слушаний.
• 37 кинопленок, использованных в качестве доказательств на процессе, и 12 микропленок, содержащих копию дневника подсудимого Ганса Франка.
• Сразу же после завершения Трибунала все материалы были переданы на хранение в Гаагу (в Международный суд ООН), где они находятся и поныне. Из-за обилия материалов процедура их передачи растянулась на четыре года и закончилась в 1950 году.
• Из 100 000 попавших в распоряжение следствия документов было отобрано для процесса 10 000. Только с американской стороны в Нюрнберге работали более 600 человек. Примерно столько же — со стороны остальных трех союзных держав.

Трудности перевода

Еще накануне открытия процесса 29 сентября 1945 года главный американский обвинитель Джексон с тревогой писал советскому коллеге Руденко:

Через два месяца корреспонденты ТАСС сообщали «наверх»:

И так до конца процесса. И после него.

Но советскую сторону больше волновали иные вопросы.

Перечень этот, между прочим, нашими составлялся по предложению американцев, они нам дважды об этом напоминали, но мы (и французы, кстати) дело затягивали.

Наконец, 26 ноября список вопросов был рассмотрен на заседании Комиссии и одобрен ею. Однако Комитету обвинителей передан почему-то не был. Англичане же 1 декабря представили на рассмотрение своих коллег перечень вопросов, начинавшихся с Англо-бурской войны и кончавшихся периодом Второй мировой войны. В него были включены события, связанные с нападением на Данию, Норвегию, Бельгию, Нидерланды, Югославию, Грецию и др.

Дело в том, что белыми и пушистыми не был никто. Но предоставление возможности побежденным преступникам замотать обсуждение собственных преступлений ссылками на политику победителей — было бы невозможно оправдать.

Так или иначе, «ни одна из четырех делегаций на процессе не воспользовалась возникавшими на процессе время от времени щекотливыми ситуациями, чтобы представить политику правительств союзных стран в неблагоприятном свете. Так было при обсуждении аншлюса Австрии, мюнхенских маневров. Взаимодействие обвинителей было особенно важным в тех случаях, когда дебатировался вопрос о советско-германских договорах и секретных протоколах к ним».

Но советская сторона, пошагово руководимая из Москвы, сама раз за разом провоцировала нарушение этих договоренностей.

Слишком разными были страны, приведенные историей за общий стол трибунала. И разница их юридических систем не была самым непреодолимым обстоятельством.

Кто стрелял?

В марте 1940-го, выполняя решение Политбюро по записке Берии, НКВД расстрелял 20 тысяч пленных польских офицеров. В 1943-м на место расстрела под селом Катынь в Смоленской области случайно наткнулись гитлеровцы и, естественно, скрывать находку не стали. Советский Союз, в свою очередь, прислал после освобождения Смоленщины на место Комиссию академика Бурденко и объявил казнь делом рук оккупантов.

Будучи уверенными, что (принятая по настоянию СССР) статья 21-я Устава МВТ обязывает суд «принимать без доказательств доклады правительственных комиссий по расследованию злодеяний гитлеровцев», советская сторона настояла на отображении в Обвинительном заключении тезиса о германской ответственности за расстрел польских офицеров в Катыни. В его англоязычном варианте появился следующий текст: «В сентябре 1941 г. 925 польских офицеров, которые являлись военнопленными, были расстреляны в Катынском лесу близ Смоленска» (число 925 соответствовало количеству эксгумированных Комиссией Бурденко тел). И английские, и американские обвинители рекомендовали советским коллегам отказаться от этого обвинения, но безуспешно.

Советские представители спохватились, когда защитник Геринга потребовал пригласить свидетелей, опровергающих обвинение.

Вопрос вынесли на закрытое заседание Трибунала.

Трибунал постановил разрешить сторонам представить по три свидетеля. В итоге «катынский эпизод» в приговор не попал. В ходе обсуждения в совещательной комнате вопрос о катынском расстреле ни разу не поднимался. Никитченко своего «особого мнения» не заявлял, протеста по этому поводу не выразил. И это не удивительно, ведь в пространных указаниях относительно готовившегося приговора, которые были подготовлены прокурором Горшениным и замнаркома иностранных дел Деканозовым, одобрены Вышинским и Молотовым, после чего санкционированы Сталиным и направлены 17 сентября члену МВТ от СССР, Катынь также не упоминалась.

Если коротко, то по «Катынскому делу» можно добавить следующее.

В советских архивах никакого упоминания «о поляках не могли обнаружить» многие десятилетия. Конечно, ведь они хранились в абсолютно «недоступном месте» — в ЦК КПСС.

И очередное возвращение к теме расстрелянных поляков произошло уже во время перестройки. Курировавший работу Комиссии по белым пятнам истории член Политбюро ЦК КПСС Александр Яковлев писал об этом так: «Началась длительная поисковая волынка. Польская часть объединенной комиссии нажимала на Г. Смирнова (советский сопредседатель. — П. Г.), он, в свою очередь, звонил мне и просил помочь в поиске документов. Каждый раз я обращался к Михаилу Сергеевичу [Горбачеву], который отвечал на мои неоднократные просьбы одним словом: «Ищите!» Неоднократно спрашивал у заведующего общим отделом ЦК Валерия Болдина, хранителя архивов, где же могут быть хоть какие-то документы по Катыни. Он уверял, что таковых у него нет. Но говорил это с легкой усмешкой… Так продолжалось достаточно долго. Но однажды вся эта невнятица была взорвана. Ко мне пришел Сергей Станкевич и сказал, что историк Н.С. Лебедева, работая с документами конвойных войск, неожиданно обнаружила сведения о Катыни».

Заведующий международным отделом ЦК КПСС Валентин Фалин 22 февраля 1990 года обратился к Горбачеву с письмом. Сообщив о находках историков и принятии редколлегиями ряда журналов их статей, он подчеркивал: «Появление таких публикаций создало бы в известном смысле новую ситуацию. Наш аргумент — в госархивах СССР не обнаружено материалов, раскрывающих истинную подоплеку катынской трагедии, стал бы недостоверным. Выявленные учеными материалы, а ими, несомненно, вскрыта лишь часть тайников, в сочетании с данными, на которые опирается в своих оценках польская сторона, вряд ли позволят нам дальше придерживаться прежней версии».

Фалин считал целесообразным сообщить президенту Польши Ярузельскому, что «в архивном наследии Главного управления НКВД по делам военнопленных и интернированных, а также Управления конвойных войск НКВД за 1940 год обнаружены индиции, которые подвергают сомнению достоверность «доклада Н. Бурденко». На основании означенных индиций можно сделать вывод о том, что гибель польских офицеров в районе Катыни — дело рук НКВД и персонально Берии и Меркулова».

Так и сделали. Ну дальше — пошло; «Новая газета» писала об этой позорной истории многократно и подробно.

И несколько слов об упомянутой в мемуарах Яковлева «историке Лебедевой».

Наталия Сергеевна Лебедева — главный научный сотрудник Института всеобщей истории РАН. Ее безо всяких преувеличений следует называть среди основных героев любого разговора о Нюрнберге и не только о нем. Достаточно сказать, что под ее редакторством вышли практически все основополагающие книги о процессе, включая упомянутый восьмитомник. Ее усилиями в научный и общественный обиход вошли уникальные документы. Фондом «Демократия» был издан фундаментальный том «Катынь. 1940–2000».

Если мы сейчас знаем что-то достоверное об этом эпизоде нашей истории, то в огромной степени — благодаря Лебедевой.

Кого и за что судили потом?

Между осенью 1945 и мартом 1946 года в странах Европы союзниками было расследовано около 1000 дел, по которым проходили более 3500 обвиняемых, в то время как в списках Комиссии ООН по военным преступлениям значилось 36 800 фамилий.

Перед американскими трибуналами в Нюрнберге с июля 1945 по июль 1949 года предстало 199 человек, из которых 38 было оправдано, 36 приговорено к смерти (18 приговоров приведено в исполнение), 23 — к пожизненному заключению и 102 человека — к меньшим срокам заключения. Американский трибунал в Дахау приговорил к смертной казни 420 человек.

Все их преступления были безусловны, а доказательства — неопровержимы.

Вслед за главным международным судом над бывшими руководителями гитлеровской Германии последовала череда так называемых «малых Нюрнбергских процессов», проходивших в американской оккупационной зоне с общей формулировкой «Соединенные Штаты против…». За три года прошли 12 «тематических» процессов (врачей, промышленников и т.д.).

В СССР в 60-е годы крохотным тиражом вышли два тоненьких томика с некоторыми документами двух таких процессов — судом над высшим командованием вермахта и знаменитом «процессе судей». В них вошли речи обвинителей, приговоры и идеологически выверенные предисловия, «отвечающие моменту».

О деле судей в 1963 году в Москве была издана книжица — кинороман Эбби Манна «Суд над судьями» и показан знаменитый художественный фильм Стэнли Кубрика по этому кинороману «Нюрнбергский процесс».

Чем ближе финал, тем менее предсказуемым представляется вердикт, который вынесет киношный судья Хейвуд. «Нюрнбергский процесс» поднимает множество таких вопросов, на которые, как начинает казаться, сложно получить однозначные ответы. Правомерны ли вообще подобные суды? Можно ли судить целую нацию? Ведь все, что произошло в нацистской Германии, произошло при полной поддержке большинства немцев.

Может быть, действительно, как горько пошутил прокурор по ходу фильма, «во всем виноваты «эскимосы», которые захватили Германию»?

В книгу документов, изданную в Москве, не попали выступления защитников, задававших эти и другие «неудобные» вопросы, но кинороман Эбби Манна и фильм книгу дополнили. Никто из осужденных на процессе до конца свой срок не отсидел, вмешалась холодная война и продиктованные ею сиюминутные интересы.

Но приговор судьям прозвучал, и это следует помнить.

Не бумажное это дело

На русском языке материалы Нюрнбергских процессов — всех, включая главный! — до сих пор не изданы. Что не помешало Госдуме принять закон, строго карающий за «отрицание решений» этого суда.

Как у нас издавна водится, то, что не удосужилось сделать государство, делает человек.

Историк Сергей Мирошниченко несколько лет назад взял на себя абсолютно неподъемную задачу восполнить то, чем официальная Россия заниматься не желает. Переводчик по второй специальности, Мирошниченко решил перевести на русский хотя бы полную стенограмму Нюрнбергского процесса. Шаг за шагом, день за днем, заседание за заседанием, он начал переводить этот гигантский документальный массив.

К 2022 году были переведены и выложены в открытый доступ (militera.lib.ru) 14 томов стенограммы процесса, охватывающие период от открытия Международного военного трибунала в Берлине 18 октября 1945 года, на котором Трибуналу было вручено обвинительное заключение, до 10 июня 1946-го (из 218 заседаний процесса Сергеем к тому времени полностью было переведено 151).

При этом работа продолжалась и, как было оптимистически заявлено, «будет доведена до самого последнего дня процесса». Сам Сергей оценивал оставшиеся материалы еще в 2–3 тома.

«Причем Сергей не просто тупо переводит по тексту: каждое переведенное предложение он потом сверяет с аудиозаписью процесса. Немногие знают, что существует полная версия аудиозаписи процесса, которая выложена в открытый доступ и доступна для любого желающего. Это достаточно интересно и необычно, когда вживую слышишь голоса как судей, так и обвиняемых. Но, опять же, на три четверти времени процесс идет на английском, немецком и французских языках», — написал два года назад в интернете оставшийся мне неизвестным рецензент.

На militera.lib.ru по-прежнему можно отыскать лишь эти 14 томов.

«В бумаге» нет ни одного.

Вердикт не отменяется!

Конечно, сейчас нельзя говорить, что Нюрнберг — образцовый пример проведения международных судов, честных и беспристрастных. Но, во-первых, были ли когда-нибудь в истории такие суды? А во-вторых, был он, безусловно, честнее и беспристрастнее многих и многих других. Что, наверное, самое поразительное.

В 2020 году, к прошлому юбилею Нюрнбергского суда, мне дал интервью знаменитый адвокат Генри Резник. Среди прочего он сказал:

«Требуется лишь заявить народу, что на его страну напали»

В перерыве между заседаниями суда Геринг сказал американскому психологу Гилберту:

— Все это, конечно, прекрасно, но народ, вне зависимости от того, наделен ли он избирательным правом или нет, всегда можно заставить повиноваться. Требуется лишь одно — заявить народу, что на его страну напали, обвинить всех пацифистов в отсутствии чувства патриотизма и утверждать, что они подвергают страну опасности. Такой метод срабатывает в любой стране.

16 октября 1946 года казнь десяти осужденных главных военных преступников свершилась. Герингу удалось покончить жизнь самоубийством. Семь человек были приговорены к заключению. Еще трое — оправданы, в том числе диктор Ганс Фриче.

Вот что написал в докладной записке Сталину Деканозов, просивший санкционировать указания судье Никитченко «о мерах наказания главным военным преступникам с приложением наказаний»:

В устах советского судьи этот «довод» должен был прозвучать особенно весомо. Но к Никитченко не прислушались.

…Вооруженные патрули, дежурившие в нюрнбергском Дворце юстиции, оставили свои посты 16 октября 1946 года в 4 часа 45 минут утра.