Ксенжепольский Ян Александрович 2000 г.р.

ФКУ СИЗО-1 УФСИН России по г. Санкт-Петербургу и Ленинградской области

Предновогодняя пора — самое время писать письма с поздравлениями. И как не поздравить любимую газету, которую столько лет читал? Тем более я задолжал вам ответы на ваши вопросы. Но если вы позволите, начну свое письмо издалека.

Уже полтора года, как я и мои «коллеги по несчастью» находятся в заключении. Это немалый период как для человеческой жизни, так и, как выяснилось, для государства. Много чего произошло за этот период. Все больше мы погружаемся во тьму, что ощущается даже здесь, за забором с колючей проволокой. Количество политических и условно политических заключенных в нашей стране позволяет формировать камеры с «неблагонадежными элементами». Насколько мне известно, политических в Москве снова стали свозить в «Бутырский замок», как в «славные» советские годы.

За полтора года прошли существенные изменения в российском законодательстве о военной службе. По сути, легализовали участие осужденных в СВО, парламентарии позволили «встать под ружье» почти каждому на любой стадии дела, и это привело к невиданному уровню вербовки в СИЗО. Порой по 2–3 раза в неделю. Причем сотрудниками как Минобороны, так и ФСИН.

У этого сюжета есть не всем очевидные последствия. Я думаю, многие, даже среди ваших читателей, думают, что хорошо, что на фронт идут зэки, а не их близкие. Хотя большинство заключенных, пускай они и оступились, — тоже наши сограждане, у которых есть родные. Но проблема в том, что многие, кого раньше от совершения преступлений удерживал страх перед тюрьмой, теперь ее совершенно не боятся. Я уже имел опыт общения с теми, кто, ранее отслужив и получив свободу, воспользовался этим шансом для совершения новых преступлений. У большинства из них нет ни малейший рефлексии. А самое главное — нет страха перед реальным сроком в пять, семь, десять лет. Ведь они знают, что уже через месяц избегут наказания и подпишут контракт. Но справедливости ради стоит сказать, что попадаются и обратные примеры. (…)

Если же абстрагироваться от гнетущей атмосферы, витающей в воздухе, жизнь рядового обитателя «мест не столь отдаленных» (и моя, в частности) не сильно изменилась. По-прежнему тяжело без живого общения с родными и близкими. В СИЗО доступны только письма, звонки продолжительностью 15 минут раз в две недели и «свидания» по часу. Стоит понимать: несмотря, на то, что вроде как у нас «система», в каждом СИЗО в регионах свои правила. Где-то звонки положены каждую неделю, где-то — раз в месяц, где-то дают час на общение или всего 15 минут. Что же до «свиданий», по закону они могут длиться до трех часов, но опять же администрация имеет право установить предел, поскольку в законе не прописаны никакие границы. И не стоит думать, что в течение этого короткого времени у вас есть возможность не то что обнять — даже дотянуться до человека. Все происходит через одно, а порой и через два стекла по телефону. По этой причине я пишу слово «свидание» в кавычках. Длительных свиданий в СИЗО не дают, несмотря на то, что в данном учреждении могут сидеть и по 2–3 года, а то и дольше.

Не самым легким оказался и этап [из Москвы в Петербург]. Переезжать всегда нелегко, а под конвоем это приобретает отчетливые черты пыток. Во-первых, все вещи, которые накопились за год, нужно тащить с собой и самому. Благо ехали мы не одни, и часть нагрузки взяли на себя наши попутчики. Но самое главное испытание — это «столыпин» (вагон для этапирования заключенных). Мы ехали втроем, нам достался новый вагон с кондиционером. Нас ехало относительно немного, повезло с конвоем, который старался выводить нас в уборную. Но все же эти три дня выдались непростыми. Все равно ощущалась теснота, несмотря на неполную загрузку. Не самая удобная конструкция лавок — по сути, голые деревянные доски.

Ну и конечно, жизнь по расписанию. Уборная по графику, так же как и кипяток. Проспал — твои проблемы. Бесконечная проверка и перепроверка вещей, обыски, даже сами сотрудники это называют «шмон». В этой системе ты не человек, а единица спецконтингента. При передаче от конвоя к «железнодорожному конвою» — тоже обыск, и вновь обыск по прибытии в СИЗО.

Но в целом, как я писал выше, за полтора года в моей жизни перемен особых не произошло. Общий язык так или иначе можно найти со всеми. Мы не выбираем, с кем сидеть, вот и приходится находить компромиссы. Наше дело вызывает у всех разную реакцию: кто-то удивляется, что за такое сажают, кто-то реагирует достаточно буднично. «И не за такое в нашей стране расстреливали», — заметил один из моих собеседников в сборном помещении. Правда, в Питере довелось встретить и немалое количество людей, одобряющих нашу посадку и называющих нас врагами народа. Зачастую такие люди прошли СВО.

В целом все мое время занимают ответы на письма и чтение. Так как с цензурой в Крестах большие проблемы, количество писем серьезно сократилось. В том числе — из-за моей просьбы не устраивать вечера писем. Я в основном читаю. Сейчас подсчитал, что за год прочел около 40 книг. Я бы не сказал, что меня что-то особенно зацепило. Отмечу лишь моего любимого Ремарка с его гнетущей, вязкой, всеобъемлющей тоской, атмосферой потерянности и ненужности, которая так знакома многим поколениям в нашей стране. Погрузился в мир творчества Егора Летова, тоже в какой-то степени потерянного, благодаря книге Юрия Доманского. Прочитал много книг про тюрьму: «Остров Сахалин» Чехова, «И возвращается ветер…» Буковского, конечно, Солженицына «В круге первом» и Довлатова с его «Зоной». К сожалению, должен констатировать, что многое осталось в том же состоянии, что 20, 30, а то и 50 лет тому назад.

Но вообще, несмотря на то, что сфера моего интереса лежит в прошлом, сам я стараюсь не очень часто думать, что можно было что-то изменить. Жернова истории назад провернуть нельзя. Хотя некоторые политические деятели и стараются это сделать. Нет причин пытать себя тем, что было, нужно принять это и жить дальше.

Заканчивая письмо, стоит сказать, наверное, что-то вдохновляющее. Сегодня мне вспоминаются слова Уинстона Черчилля:

«Никогда не сдавайтесь! Никогда не уступайте! Никогда-никогда-никогда — ни в чем: ни в великом, ни в ничтожном, ни в большом, ни в малом, — если только честь и здравый смысл не велят вам поступить иначе».

Моя честь и здравый смысл по-прежнему подсказывают мне не сдаваться и не уступать.

С наступающим или наступившим Новым годом и Рождеством!