Ведущие: Вера Челищева и Зоя Светова

Звук: Василий Александров

Обложка: Татьяна Плотникова

Голос за кадром: Анатолий Белый

Расшифровка

Вера Челищева: Всем привет, это подкаст «Совещательная комната». И это мы, его ведущие: я — журналист Вера Челищева.

Зоя Светова: И я — журналист Зоя Светова.

Челищева: Сегодня наш гость Владимир Овчинников — художник-самоучка, краевед и просто очень неравнодушный гражданин, превративший город Боровск в Калужской области в самую большую в мире картинную галерею под открытым небом.

Владимиру Александровичу 85 лет. Он всю жизнь проработал инженером, в Москве. А когда вышел на пенсию, уехал в Боровск и выяснил, что умеет рисовать. И вот уже более 20 лет он делает жизнь Боровска в прямом смысле красочной: расписывает стены домов, учреждений, заборы, заколоченные окна различными сюжетами из истории, литературы и современной жизни. Несколько раз Овчинников пытался создать мемориал жертвам политических репрессий — настоящую галерею репрессированных, но каждый раз администрация закрашивала или портила настенные работы художника. Я сама была в Боровске и видела все своими газами. А еще раньше там побывала когда-то обозреватель «Новой газеты» (увы, сегодня уже покойная) Зоя Ерошок, рассказавшая на страницах «Новой» об Овчинникове. Его она назвала (цитирую): «человеком неукротимого нрава, чей опыт борьбы с удушьем и беспамятством уникален, важен и поучителен».

После 24 февраля 2022 года Владимир Овчинников занял антивоенную позицию, которую стал воплощать в своем творчестве: рисовал антивоенные картины на стенах города. После этого был дважды судим и оштрафован за «дискредитацию российской армии».

Мы обязательно поговорим об этих судах. Но первый вопрос у меня про «опыт борьбы с беспамятством». Ваше главное стремление последних довоенных лет — восстановить справедливость в отношении жертв политических репрессий, добиться реабилитации всех репрессированных жителей Боровска, установить в городе им памятник. Несколько лет вы собирали материалы о репрессированных в архивах и добивались от властей установки памятника. Но все попытки создания галереи репрессированных жителей Боровска уничтожались на корню. Причем это было за несколько лет до ликвидации общества «Мемориал» (который признан «иностранным агентом»), преследования его сотрудников и массового демонтажа табличек «Последнего адреса», то есть еще до официальной расправы с теми, кто сохраняет память о сталинских расстрелах.

Нет смысла искать логику в современных репрессиях. Но тем не менее. Вы прожили большую жизнь, жили при разных режимах. Как вы себе объясняете, чем продиктовано такое яростное уничтожение всего и всех, кто хоть как-то напоминает о 30–40-х годах?

Владимир Овчинников: Я думаю, продиктовано тем, что власть хочет, чтобы народ меньше знал о том, что в стране могут твориться преступления вот таким вот образом. Не знаю, может быть, это, а может, что-то другое, зависит от индивидуальных соображений власть имущих.

Челищева: А что конкретно, когда вы пытались установить этот мемориальный комплекс расстрелянным жителям, вам говорили местные власти, люди из местной администрации, как-то они объясняли свою мотивацию?

Овчинников: Они отказываются идти на контакт по любым вопросам, связанным с памятью. Ничего не хотят: книгу памяти выпустить не хотят, экспозицию сделать не хотят, провести собрание общественности не дают, сами проводят антиовчинниковские митинги.

Челищева: А что это такое? Что они на них делают?

Овчинников: Говорят что-то невнятное. Понимаете, меня на эти митинги не приглашают. Собирают они там народных дружинников, дворников, бюджетников… Выступают там коммунисты и художники, которые хотят сказать, что я не художник, что я дилетант.

Челищева: У меня еще вопрос, последний в этой связи. А как вы собирали информацию в архивах про жителей, которые были репрессированы? Сколько их вообще оказалось, какая цифра репрессированных?

Овчинников: Ну, вы знаете, по ориентировочным подсчетам на общую численность района в 40 000 человек репрессировано было около 10 тысяч жителей Боровска. Это с учетом членов семей, которые тоже считаются репрессированными. Вот такая цифра получается. 20% населения было репрессировано. Но львиная доля здесь приходится на репрессии на такую категорию, как «лишение избирательного права». МВД не хотело признавать это вообще политическими репрессиями. Пришлось идти в суд, доказывать, что это политические репрессии. Слава богу, доказал. И мне удалось реабилитировать далеко не полный список — около 1150 человек.

Челищева: Вы лично были инициатором этого разбирательства, чтобы реабилитировали жителей?

Овчинников: Да, я обратился в Генпрокуратуру и МВД, написал заявление «Прошу реабилитировать…». Нашел списки, принес в МВД. Они говорят: «Мы не знаем, это политическая репрессия или не политическая». Хотя в их компетенцию входит определить и установить это все. Пришлось идти в суд, слава богу, суд встал на мою сторону.

А так только по одному человеку обращались граждане по поводу своих родственников, доходили до Верховного суда и даже до Конституционного. Но у нас не прецедентное право, поэтому распространить нельзя было на все случаи.

Светова: Владимир Александрович, вы вот говорите про суд. Недавно вас самого как раз судили. Вы с 24 февраля 2022 года рисуете на фасадах и заборах Боровска антивоенные картины и плакаты. Их закрашивают коммунальщики по распоряжению мэрии, а вы снова рисуете. За полтора года СВО вас уже дважды судили по административной статье «за дискредитацию российской армии» и приговаривали к штрафам. Скажите, как вообще проходили эти суды? Что вы объясняли судье, что говорили? Как к вам там относились?

Овчинников: Моя пацифистская деятельность началась еще раньше, еще в 14-м году. Я тогда на постаменте Ленина нарисовал украинский флаг. Но тут подъехали работники вневедомственной охраны. Меня забрали. Это был 2014 год. А сейчас что? Я объяснял в суде, как было дело. Правда, в суд пригласить никого нельзя было, потому что еще был антиковидный режим. Сослались на это. Вместе со мной был только мой адвокат из «Руси Сидящей» (признан иностранным агентом. — Ред.). Как проходил суд? Я плохо слышу, со слуховым аппаратом даже плохо слышу. Поэтому судья разрешил сесть с ним рядышком. Просто рядом два стола было, и так он меня расспрашивал, допрашивал. Но все это было, я бы сказал, в благожелательном тоне.

Светова: Вы сказали, что у вас адвокат был от «Руси Сидящей». Я вынуждена уточнить, что «Русь Сидящая» — это организация, которая в России признана иностранным агентом. Хорошо, что это было доброжелательно. Но тем не менее штраф вам вынесли. А какие суммы?

Овчинников: На дом мне прислали постановление в 30 000 штрафа. Но поскольку в постановлении не был указан срок, до которого я должен оплатить, я не пошел оплачивать вообще.

Челищева: ?! Классно.

Светова: Здорово.

Овчинников: Второй суд был спустя больше, чем год. Тогда я изобразил на стене две мясорубки. Одна мясорубка — 1937 год — условно репрессии. И в эту мясорубку летят фигуры крестьян, священников, военных. И вторая мясорубка — современная. Меня сразу привлекли к ответственности. Ну, что сказать?

Светова: А что сказали судьи? Они же были разными у вас.

Овчинников: Разные. Второй суд был открытым, и поэтому могли прийти люди меня поддержать. И пришло очень много, но много по боровским масштабам. 10 человек сидели в зале. Правозащитница Татьяна Котляр приехала. Причем она мне подсказала мысль: написать обращение в Конституционный суд по поводу противоречия статьи о дискредитации армии в Конституции. В Конституции установлено право человека выражать свое мнение, в том числе и публично. Чрезвычайное положение у нас не объявлялось. Никакая опасная для страны ситуация не была.

Челищева: Да, я замечу, что многие люди, в том числе гражданские активисты, писали в Конституционный суд, пытались обжаловать эту административную статью. Тот же Илья Яшин, который уже осужден за фейки, и он подвергался несколько раз административным штрафам за дискредитацию. Он признан иностранным агентом. Но Конституционный суд ответил, в том числе в лице Валерия Зорькина, что все нормально, все соответствует Конституции, Основному закону страны. И государство — это самое главное. А сомнение в специальной военной операции — это как раз очень угрожает государству.

Овчинников: Точно так как раз и произошло. Ответ Зорькина был как раз накануне моего второго суда. Кстати говоря, судья, перечисляя мои грехи, вспомнил и про первый суд и сказал, что мне суд назначил штраф 30 000. И добавил, что штраф не был оплачен по истечении срока. Непонятно вообще, что это означало — «по истечении срока». Я не платил. Решение он принял такое же: оштрафовать меня на 35 тысяч рублей. Обещал выдать постановление суда в течение 10 дней, но в течение 10 дней я ничего не получил и до сих пор ничего не получаю и ничего не плачу.

Светова: После первого штрафа вы продолжили рисовать антивоенные картины в Боровске. Коммунальщики продолжили их стирать. Замечу, что если бы срок между обоими судами был меньше года, вас бы уже ждало уголовное наказание за рецидив — повторную дискредитацию. Многим людям культуры, особенно вам, художникам, сегодня приходится говорить эзоповым языком. Но даже за эзопов язык, за намек, как показывает практика, людей стали наказывать. Что дает вам силы и возможность не бояться?

Овчинников: Ну, я не знал о том, что если повторное привлечение в течение года, то оно может караться значительно больше, что может уже быть не административное, а уголовное наказание. Я этого не знал. Но, слава богу, это вышло за пределы годичного срока. Вы спрашиваете про поддержку? Да, поддерживают меня очень многие. И еще думаю, что меня защищает мой возраст. Объявить, что 85-летнего старика посадили за дискредитацию армии? Было бы смешно, наверное. Я думаю, поэтому и не решаются. Поэтому со мной тут мягко поступают. И мне позволили (ну, как позволили? Я сам сделал, но без привлечения к ответственности) очень много настенных работ антивоенных. Эта мясорубка вызвала у них такое ожесточение. Там действительно остро, это самая сильная, я считаю, работа была, но криминал с точки зрения власти. Поэтому они и хотят стереть память о предыдущих преступлениях.

Светова: Вообще какие настроения среди жителей? В целом люди сейчас тоже боятся высказывать свое мнение? Есть те, кто смотрит и поддерживает ваши картины на улицах? Вот с 24 февраля 2022 года какая вообще атмосфера в городе?

Овчинников: Это трудно описать. Понимаете, тут субъективность велика, статистики нет на этот счет. Да и статистика может врать. Я не проводил опросов. Есть, конечно, и те, кто за, есть те, кто против, но подавляющее большинство просто молчит, участвуя таким образом просто молча, по разным соображениям.

Челищева: Вы слушали подкаст «Совещательная комната», мы говорили с художником и краеведом Владимиром Овчинниковым. В свои 85 он уже дважды осужден по административной статье за «дискредитацию ВС РФ». По мнению суда, дискредитировал он вооруженные силы своими антивоенными уличными картинами. Владимир Александрович рассказал о том, почему так важно донести до людей противоположную точку зрения, почему он не боится, и как противостоять зачистке памяти о репрессиях. А вы слушайте наш подкаст на YouTube, на Apple podkast и на других платформах. Спасибо, что ставите лайки и пишете комментарии. Всем пока.