Приговор огласили 10 февраля прошлого года, а через две недели началась специальная военная операция, и судьбу конкретного подростка заслонили судьбы народов.

Меж тем по сути это одно и то же событие, с одним смыслом, ну или это одна цепочка намертво связанных фактов: продолжающееся поныне 24 февраля имеет самое непосредственное отношение к детям, дети — агенты будущего, для России — иноагенты, поскольку у нее сейчас как раз с будущим проблемы, она враждует, прежде всего, с ним, отказывается от него, его убивает.

24 февраля логично последовало сразу за 10-м. И если вспомнить 13-дневную разницу между старым календарным стилем и новым, похоже на то, что 10-го, когда отправили в тюрьму Никиту, какая-то галка слетела в настройке нашей вселенной, не могла не слететь, раз Достоевский с его слезинкой ребенка — то, что всегда было в нашей прошивке, — не сработало, и мы оказались в этом 13-дневном разломе, между своими физическим и духовным календарями, одни в дезориентированном космосе, внутри сбоя в чугунной матрице. Ну и на следующий день — по логике разгона, наращивания эмоций, раз уж никакой слезинки больше нет, — началось все прочее.

«Требовать справедливости — не могу, просить милости — не хочу»

Так как дела у Никиты? Апелляционный военный суд (Власиха Московской области) оставил приговор без изменений, летом Никиту перевели из СИЗО в Канскую воспитательную колонию (ВК; в прежде мощном промышленном Канске ВК сейчас практически градообразующее предприятие), он отказался писать прошение о помиловании, научился работать на шести деревообрабатывающих станках и т.д. Событий вокруг него и с ним произошло немало.

По порядку. 10 февраля бесчисленные добропорядочные граждане, научившиеся писать и говорить и с тех пор не замолкающие, трындят: мало дали, день в СИЗО засчитают за полтора, за два, сидеть ему всего ничего, выйдет по УДО до конца года… Так вот — конец срока, по документам ФСИН, 19 марта 2026 года. Статья Никиты — терроризм — перечеркивает всякую возможность зачетов, послаблений, намеков на гуманность. Его сразу, еще в СИЗО, ставят на профилактический учет — это, по сути, превентивное наказание, основанием служит сам по себе состав преступления, за которое Уваров осужден (однако ФСИН не рассматривает постановку на профучет как нарушение прав и свобод осужденного, считая это частью воспитательной работы).

Из разговора Никиты с адвокатом Владимиром Васиным 9 декабря в ВК:

— Это такая отметка, биосмарт называют ее тут. Нужно приложить палец и отсканировать. Каждые два часа со мной это происходит. Плюс еще общая отметка. Первая — утром перед завтраком, а последняя вечером во время личного вечернего времени.

— Работают ли с тобой психологи?

— Да, меня постоянно к психологу вызывают по программе из-за профучета. То дождик нарисовать просят, то разговоры ведут о том, кем я себя вижу в будущем. Спрашивают, как я отношусь к преступлению, которое совершил. А я каждый раз говорю, что я невиновен (улыбается). Только жалею, что взрывчатку делал без лицензии (смеется).

16 июня, еще до перевода Никиты в ВК, Анна Уварова пишет президенту:

27 июня начальник департамента по вопросам помилования управления президента по обеспечению конституционных прав граждан администрации президента З. Петрова отписывает матери, что порядок тут иной: необходимо личное обращение осужденного с ходатайством о помиловании к президенту через администрацию исправительного учреждения (ИУ). Дальше — комиссия субъекта РФ, на нее возложено «предварительное рассмотрение». И матери посоветовали ходатайствовать или в эту комиссию субъекта, или в администрацию ИУ, и это будет учтено при рассмотрении прошения самого осужденного; окончательное же решение принимает президент. (Вот интересно: лица в структурах Пригожина освобождаются от уголовного наказания именно по этой, единственной, процедуре?)

Еще один экземпляр прошения матери, практически аналогичный, передают, однако, не по инстанциям, а неформальным путем, и он, по нашим сведениям, доходит если не до самого Путина, то до лиц, находящихся где-то с ним совсем рядом.

Опрашивать соседей в подъезде Уваровых, говорить, что президенту подано прошение. И обстоятельства — быть может, неверно истолкованные — указывают на то, что президент его может освободить. Адвокат Васин, чтобы подступиться с просьбой к Никите написать это прошение, решает заручиться поддержкой — письмами о том, что свобода лучше, чем несвобода, что можно попросить о смягчении наказания без признания вины (Никита — кремень, и изначально было ясно, что он на это не пойдет, но признания вины императивно и не требуется).

Однако кто авторитет для Никиты? Кому ему писать и какие слова — чтобы он пожалел себя?

Лев Толстой, Прудон, Кропоткин, Бакунин, Достоевский — все те, кем Никита зачитывался, — померли, к ним не обратишься. Нынешние столичные властители дум и Никита живут в разных вселенных, они друг другу не нужны и не интересны, он их и слушать не будет… Что делать, взялись писать мы сами, те, кто чувствовал себя причастным к его судьбе.

Васин заходит в колонию с пачкой сканов потрясающих писем — в основном, конечно, женских, девичьих. Журналистки, банковские пиарщицы, видеооператор и режиссер, снимавший Никиту. Пишет психолог Николай Щербаков, выступавший на суде, — он по собственной инициативе подключился к делу и анализировал перед судом состояние подростка; пишет ему «Новая» — потому что парень читал ее (и эксперты в его деле ставили ему это в вину). Пишет — многостраничное, уважительное, с запредельным сопереживанием — режиссер Александр Сокуров. Юрий Шевчук отправляет Никите видеописьмо (в 1937-м в Канске расстреляли деда Юрия Юлиановича — Сосфена Ивановича Шевчука. Его имя есть в многотомной Книге памяти Красноярского края).

Процитирую только письма родных Никиты. Бабушка: «Держись, мой родной, видно, такая доля выпала на твою детскую голову. […] Ты нам нужен дома, а не в тюрьме. Еще раз прошу, подумай о жизни на свободе». Татьяна, тетя и крестная мать: «Хочу тебя попросить, чтобы ты прислушался к предложению ВВ (адвоката Васина. — А. Т.), это наш шанс. Очень надеюсь, что ты примешь верное решение». Анна: «Сынок, прошу тебя, подумай об этом. Сейчас у нас есть возможность попробовать использовать это прошение. Нет гарантии, что оно будет удовлетворено, но пока не попробуем, не узнаем. Главное, что признавать вину при этом не нужно. Ну и, если нам повезет, будем устраивать твою долгую счастливую жизнь».

Про «долгую счастливую жизнь» написал Никите в это же время и я. Мы с Анной не сговаривались, но вот так получилось. Помимо фильма Шпаликова, которого молодые не знают, это и альбом, и песня Егора Летова 2004 года. Никита родился в 2005-м. И вот эту песню, вообще сибирский андеграунд последних десятилетий, Никита и его друзья знают отлично. Так что фраза эта с учетом контекста прозвучит тоскливо, но что мы друг другу — врать будем? «Беспощадные глубины морщин / Марсианские впадины глаз / Марсианские хроники нас, нас, нас / Посреди одинаковых стен / В гробовых отдаленных домах / В непроглядной ледяной тишине / Долгая счастливая жизнь / Такая долгая счастливая жизнь / Отныне долгая счастливая жизнь / Каждому из нас».

В тот день, когда Васин едет с письмами в колонию к Никите, мы постоянно на связи:

Васин передает смысл всех писем. Гаджеты сдаются на входе, поэтому видеописьмо Шевчука расшифровано на бумаге, на ней же скриншоты видео. Васин дает Никите два с половиной часа подумать. У него заготовка прошения к президенту. Когда выходит во второй раз, присылает видео: «Дословно было так: «Подумал?» — «Подумал». — «Решил?» — «Да. Я не буду». — «Почему?» — «Получается так, что я шел против него, а тут начал просить о помиловании». Все, точка».

Абсолютно четкое понимание, за что его посадили, а он сел и сидит. Неколебимость. Спокойное мужество. И — снятие с нас всех чувства вины.

«Требовать справедливости — не могу, просить милости — не хочу». Так написала Ефросиния Керсновская в 1943-м, когда ее приговорили к расстрелу, а потом, выдав лист «хорошей бумаги» и карандаш, предложили написать просьбу о помиловании.

Двухтомник Керсновской «Правда как свет», изданный при помощи и участии «Новой газеты», теперь есть у Никиты дома. Привезя эти книги в Канск в феврале 2021-го, когда Никита сидел в СИЗО, я рассчитывал, что он прочтет, а потом, как все прочие книги, эти два тома останутся в тюремной библиотеке, пригодятся другим узникам — там лайфхаки. Передавала книги уже Анна, их долго не хотели брать. Все же со временем взяли. Но, открыв, почти сразу отдали обратно.

И еще из декабрьского разговора адвоката Васина с Никитой:

— В колонии есть возможность и желание получить какую-то профессию или профессиональную подготовку?

— Возможность есть. Профессия дипломированного уборщика у меня уже есть (смеется). Удостоверение имеется. Сейчас я получаю профессию станочника деревообрабатывающего производства. Я уже умею работать на (считает, загибая пальцы, смотрит в потолок) — 1, 2, 3, 4, 5 — на пяти станках. Ручных фрезах. И еще на одном токарном.

— Есть ли в вашей школе «Разговоры о важном»?

— Да! Каждый понедельник. Флаг выносят ребята втроем, несут и уносят. Гимн петь нужно. Правда, не все слова знают до конца. Выключают на половине. Смотрим фигню всякую. Балет. «Лебединое озеро» смотрели. О семейных ценностях часто рассказывают. День матери там, День единства. Про то, что сепаратизма не должно быть.

— Чего бы хотелось добавить в учебе/школьной жизни?

— Мне нравятся уроки истории и литературы. Если бы их больше, то было бы хорошо…

В августе этого года Никите исполнится 18, и в ВК если его еще и могут задержать, то лишь на год, не больше. Было бы неплохим вариантом — Канская колония, по отзывам и Никиты, и его родных, и Васина, и по отзывам других сидельцев и их близких, на фоне прочих учреждений ФСИН выигрывает очень сильно.

Концептуальная облава

Внутри сбоя в матрице, через неделю после приговора Уварову и за неделю до начала СВО, 17.02.2022 на расширенной коллегии МВД Путин говорит, что подростковая преступность снижается. Вроде все неплохо (министр Колокольцев подтверждает: снижение за 10 лет в два раза). Однако сама конструкция президентской речи, ее композиция указывают на главное: Путин говорит о многом, но вот за детьми у него впритык следует экстремизм — его рост за 2021 год более чем на четверть. Детей и экстремизм президент объединяет темой профилактики и превентивных мер:

— Считаю важным консолидировать усилия органов власти, всех субъектов системы профилактики по созданию единой государственной системы непрерывного социального сопровождения подростков, склонных к правонарушениям.

И далее:

— Соответствующим подразделениям МВД во взаимодействии с вашими коллегами из других правоохранительных органов и спецслужб важно своевременно оценивать риски возможных экстремистских проявлений и на этой основе выработать эффективные превентивные меры. Особое внимание следует уделять нейтрализации попыток экстремистов и разного рода радикалов использовать сеть Интернет (мы с вами знаем об этом и постоянно говорим об этом), использовать современные средства для разжигания межнациональной, религиозной и социальной вражды.

Глава МВД Колокольцев тогда же: «В центре постоянного внимания находились вопросы предупреждения криминализации подростковой среды. Сотрудники полиции проводили разъяснительную работу с детьми и родителями. Налажены контакты с администрациями учебных заведений в целях своевременного реагирования на девиантное поведение школьников и студентов. Оказывалось содействие в организации досуга и занятости ребят. Личный состав ориентирован на пресечение деятельности лиц, негативно влияющих на несовершеннолетних, в том числе посредством сети Интернет. Выявлено 1,5 тысячи фактов их вовлечения в преступления и антиобщественные действия».

И закрывает, как пишут «Ведомости», «политический» 2022 год президент заседанием Госсовета по молодежной политике, и его посвящают именно молодежи, ее проблемам, как они видятся Кремлю.

говорит газете один из членов Госсовета. «В связи с известными событиями геополитического характера молодежь попала под шквал информационных атак и оказалась в весьма уязвимом положении», — это уже сам Путин на Госсовете 22 декабря.

К Госсовету и предваряющему его съезду нового движения юных — «Движения первых», в Красноярске проводят громкую облаву на неформальную молодежь в ее клубе «64/6» (название от адреса клуба на улице Качинской). СОБР (Росгвардия) и спецназ МВД — судя по нашивкам и надписям на камуфляже — врываются во время концерта панк-групп, с нарочитой жесткостью и малообъяснимым куражом укладывают на пол всех. Силовики в штатском и в балаклавах требуют — по типу гопоты, предлагающей «пояснить за шмот», — рассказывать им о значении красных подтяжек (щелкая ими по спине и груди парня), белых шнурков, футболки с надписью «Обама», татуировок — да, посетителей и работников клуба заставляют раздеваться. Ничего и никого по своей компетенции в итоге не находят, но шороху наводят.

Все эти «маски-шоу», поиски неведомых демонов беззастенчиво выкладываются на симпатизирующем силовикам телеграм-канале — так что все могут насладиться, как кошмарят тех, кто молод и у кого стрижка отличается от «канадки». На удивление — ужасающихся комментов куда больше, чем одобрительных. Вот, например, отклики с наибольшим количество плюсов (лайков) на провластных ресурсах, сообщавших о рейде:

Это концептуальная облава. Воспоминание о каноне. Сдобренное жестокостью последних лет. Из Янки Дягилевой (панк-рок, Новосибирск), тридцать три года назад: «Концептуальный обед щами с лаптями / Лыко не вяжет внутри кровь с кислородом / Пыль села в углу на старый диванчик / Боль встала столбом у изголовья».

«Профилактированные»

А до декабрьского рейда силы правопорядка ходят по конкретным адресам подростков. Масштабы покрытия такой профилактикой знают только сами силовики — лишь единичные семьи выносят сор, обращаются к адвокатам, и лишь единичные адвокаты готовы предавать эти дела огласке.

Вот, например, узнаю от одного из юристов совершенно рядовую для последних (с 2017-го) лет историю: Красноярск, школьник в личной переписке с одноклассницей в соцсетях помещает картинку казанского стрелка (расстрел в 175-й гимназии 11 мая 2021 года).

Доносит ли девочка, или кто-то, имеющий доступ к ее личному пространству, или докладывает сама соцсеть (как понимаете, они разные, система мониторинга в одной может угрожать вашему ребенку баном, а в другой — тюрьмой) — мальчика ставят на учет.

Директор школы включается, социальные педагоги… «О, эти — вообще детское гестапо, как я понял для себя за последние годы, — говорит адвокат. — Они ведут материалы на детей, квалифицируют их: повышенная активность, гиперактивность, протестная активность, интерес к митингам… Как правило, это бывшие сотрудники полиции или сексоты». И вот сейчас, год спустя после тех разборок, к «профилактированному» отроку вновь приходят.

Приходят 26 октября вновь и по старому адресу Алены Прокудиной в Красноярске, и в тот же день к тому мальчику, которого хотели притянуть к терроризму/экстремизму в его 13 лет (наверное, пока это российский рекорд). Тогда, накануне 1 сентября 2020 года, ФСБ свезла в краевой психоневрологический диспансер 11 молодых людей и девушек: выдергивали семьи из постелей, говоря, что надо пройти тесты.

(позже ничего не подтвердилось). Родители Алены отозвали свое согласие на помещение ребенка в ПНД и потребовали вернуть ее. Возник шум, и, видимо, органы решили ответить — в красноярском «Борусе», позиционируемом как «самое читаемое российское телеграм-издание за Уралом», появился эксклюзив, очевидно, слитый из органов, — видеоролик: Алена в тяжких раздумьях под песню о мозгах одноклассников на стене занимается имитацией — курения (незажженная самокрутка во рту), противоправных замыслов (достает из шкафа коробку, а из нее — имитацию серьезного оружия — пневматику), прячет ее под кожаный плащ и удаляется — по всему выходит, в школу. Далее следуют стоп-кадры «Колумбайна» (признан Верховным судом 2.02.2022 террористическим движением и запрещен) и Керченского расстрела.

Видимо, это должно доказывать правоту органов, пресекших тайные замыслы. Штука в том, что сама Алена ответить не могла, находясь тогда в изоляции от мира и попросту не зная, что о ней говорят. Авторство этого ролика так и осталось неизвестным — Алена занималась в киношколе, но ее ролик на ту же тему был совершенно иным и с противоположным смыслом. Монтировала она ролик в телефоне, там все исходники, рабочий материал, монтажные куски. Телефон изъяла ФСБ.

В итоге ничего из подозрений не подтвердилось. В творчестве Алены госэкспертиза признаков пропаганды терроризма, призывов к нему, его оправдания не нашла.

14 октября 2022 года судья Галина Агапова (федсуд Центрального района Красноярска) своим постановлением разрешает проведение ОРМ (оперативно-разыскного мероприятия) — «обследование помещений, зданий, сооружений, участков местности и транспортных средств» по адресу, где в данный момент фактически живет Алена Прокудина, и адрес этот, как явствует из постановления, установлен в результате предыдущего ОРМ.

Целью нового и «гласного» ОРМ называют обнаружение и изъятие экстремистской и террористической атрибутики и материалов, огнестрельного оружия и взрывчатых веществ, документирование преступных действий Прокудиной; срок проведения ОРМ — 180 суток.

В постановлении судья пишет: «В (отдел полиции) поступила оперативная информация о том, что Прокудина проявляет активность в закрытых «Колумбайн»-сообществах, запрещенных в РФ, где обсуждает темы терроризма, личности террористов, оправдывает указанную деятельность, проявляет интерес к схемам изготовления оружия и боеприпасов к нему, может хранить по адресу проживания огнестрельное оружие и взрывчатые вещества. […] Установлено, что с соблюдением мер конспирации, в целях обсуждения радикальных идеологических аспектов экстремистской и террористической направленности по адресу проживания Прокудина А.Д. проводит встречи с единомышленниками, разделяющими радикальные убеждения экстремистской и террористической направленности […]».

Штука в том, что Алены по этому адресу уже давно нет. Она теперь учится в техникуме и живет в общежитии. И уже только из этого понятна цена «поступившей оперативной информации». Да и был ли донос? Или сами себе сигнализируют — лишь бы санкционировать обыск? Доложить о выполненном приказе о профилактике?

Из «протокола о проведении обследования помещений…» от 26.10.2022, заполненного майором полиции, явствует, что в присутствии понятых и с участием родителей Алены произведено обследование указанного адреса — жилого одноэтажного дома. Подробно описывается расположение комнат, входных дверей, цвет мебели. Ничего, что искали, за чем шли, «обнаружено не было».

В тот же день, 26 октября, полиция приходит к самому мелкому «карбонарию», попавшему в фокус чекистского пригляда в 13 лет. Опрашивают, все ли «в порядке», записывают номера телефонов, оставляют свой. Спрашивают про А. Это еще одна девочка-подросток, помещенная тогда в ПНД вместе с Аленой Прокудиной и этим мальчиком, которого мать в последний момент сумела оттуда выцарапать.

У А., как рассказывают дети, присутствовала склонность повествовать о том, чего она и не делала. Необычная такая. С богатой фантазией и отсутствием адвоката — ценная, в общем, находка.

А. живет по соседству с мальчиком. Но он с ней не общается — так и ответил полицейским.

«Учет и контроль, повсеместный, всеобщий, универсальный»

Зимой 2020/21 года на суде из рапорта оперуполномоченного выясняется, что комплекс оперативно-разыскных мероприятий, в том числе личный досмотр 13-летнего, осуществляли сотрудники УФСБ, ЦПЭ ГУ МВД и ОУР местного отдела МВД. Изъято: 5 блокнотов, 8 тетрадей, 21 лист, телефон, металлическая трубка и петарда, «которую использовал в качестве самострела, в качестве поражающего элемента использовал гвозди».

Этот самострел, якобы пуляющий гвоздями, нигде в судебных документах, — а суд дважды рассматривал материалы дела, — больше не упоминается и не всплывает, самострел есть только в первоначальном рапорте.

По словам матери (ее в тот день вызвали звонком с работы), сотрудники ФСБ действительно изымают у них дома блокноты с рисунками сына, смотрят его телефон, во дворе дома находят железную трубку и петарду. Однако, взяв объяснения, позже все возвращают, сказав, что к ребенку претензий нет.

После того как мать вытащила сына из ПНД, они с его рисунками самостоятельно идут к психологу, и тот не видит в них ничего страшного. Ранее у мальчика действительно были проблемы в школе, и рисунки — свидетельство его переживаний. Но никаких проблем психолог не выявляет. После перевода в другую школу «ситуация нормализуется».

Меж тем городская комиссия по делам несовершеннолетних (КДН) в своем постановлении указывает, что мальчик является участником «Колумбайн»-сообщества, и рисунки отражают эту «деструктивную субкультурную идеологию». При этом — никаких доказательств, экспертиз или заключений специалистов.

«Подростку необходимо было пройти обследование в психиатрической клинике Красноярска, однако мать написала отказ от госпитализации, чем подвергает жизнь и здоровье опасности». А самого ребенка на основании ничем не подтвержденных обвинений о членстве в некоем неведомом «Колумбайн»-сообществе и «деструктивном поведении» ставят на спецучет как «находящегося в социально опасном положении».

Мать последовательно через суды обжалует эти решения, действуя, как предлагают в самолете — «наденьте маску сначала на себя, потом на ребенка, дышите». И первый суд отменяет постановление о ее, матери, виновности в 5.35 КоАП РФ (ненадлежащее воспитание), производство по делу прекращает. Через полтора месяца — второй процесс. Представитель МВД ссылается на утвержденную 845-м приказом МВД от 15.10.2013 инструкцию, на то, что рисунки и фотографии в телефоне сотрудники МВД и ФСБ отнесли к течению «Колумбайн», «они показывают наличие у ребенка повышенной агрессии». И вся профилактическая работа «организована в интересах ребенка».

Суд тем не менее решает, что весь вот этот кошмар и ужас — рисунки, где вооруженные люди в школе или рядом с ней, горящая школа, человек в очках, на кого-то, вероятно, похожий, а также скриншот экрана телефона, где есть фото одного из нападавших на школу «Колумбайн», — явно не тянет на объективные подтверждения участия мальчика в «Колумбайн»-сообществе. Сведений о совершении им каких-либо антиобщественных действий также нет. И признает постановление КДН в части указания на то, что подросток является участником «Колумбайн»-сообщества, а также постановки его на учет «как находящегося в социально опасном положении» — незаконным.

Но на учете ребенок все же остается.

Как вы отлично понимаете, это только первые главы эпоса. Саги.

Мальчик состоял на учете с 23 сентября 2020-го. 24 марта 2021-го КДН (заседают 19 человек, включая старшего помощника городского прокурора) слушает отчет и постановляет: «В связи с исправлением» решено с учета снять, КИПР (комплексную индивидуальную программу реабилитации и адаптации несовершеннолетнего) прекратить, учетную карту в едином банке данных несовершеннолетних и семей, находящихся в СОП (социально опасном положении), закрыть. Постановление разослано в шесть адресов «учреждений системы профилактики», в том числе в местный отдел по делам несовершеннолетних МВД. (Да, это система. Куча народа, ведомств и организаций, бюрократический волапюк — все как положено.)

Все? Нет, есть нюансы, и мать о них знает. И идет по инстанциям дальше: просит возбудить исполнительное производство (и его возбуждают) — дабы обязать КДН удалить из ее постановления от 23 сентября 2020-го фразы, что ее сын является участником «Колумбайн»-сообщества, что он ставится на учет как находящийся в СОП, и поручение о занесении сведений о нем в единый краевой банк данных, находящихся в СОП. Мать понимает: с этим следом, тянущимся за сыном, покоя ему не дадут.

В КДН судебным приставам отвечают, что мальчика с учета сняли — это можно, а вот исключить словосочетание, что он является участником «Колумбайн»-сообщества, «не представляется возможным».

Адвокат:

Но 16 июня собирается новое заседание КДН (уже 21 человек). И, видя настрой матери, постановляют все эти фразы удалить.

Проходит полтора года. И снова к ним приходит полиция.

Снятие через серию судов с учета в КДН, таким образом, для системы не значит ничего, он все равно остается в учетах органов из трех букв.

Как там Ленин говорил? «Учет и контроль, повсеместный, всеобщий, универсальный — в этом суть…»

Мать, кстати, спросила об этом: почему пришли? В ответ услышала (передаю со слов адвоката, сама она просто боится общаться с журналистами): данные подавала ФСБ, полиция обязана отработать, проверить. Адвокат: «Несмотря ни на что, ни на какие судебные решения, человек все равно останется на учете. У каждого ведомства, тем более у ФСБ, свой учет — неформальный, секретный, полусекретный — для оперативной работы».

И еще адвокат сказал, что в психушке, когда мать забирала сына, чекисты ей заметили, что у нее будут проблемы.

Не хочу сказать, что проблемы эти, которые она разгребает третий год, ей специально создает спецслужба — разумеется, нет. Никаких злодеев, никакого злого умысла тут и не нужно — система сама по себе так устроена, этим живет, это ее имманентное.

Да и дошкольники. Их каляки-маляки. Водят карандашами не по линейке, круги эти размашистые, выходящие за рамки. Что это? Смущаются. Дым, говорят. Ну кто уже говорить умеет. Какой, откуда, почему дым? Его, известно, без огня не бывает.

«Побросают всё и уйдут»

Отцы и деды, дети и отцы. Этот конфликт — тоже канон, традиция. Правда, редко когда с таким процентом голосов старичье голосовало за погибель юности — судя по социологии минувшего года.

И выходили из таких разломов по-разному. В 1988-м Янка пела: «Я неуклонно стеpвенею с каждым часом / Я неуклонно стеpвенею с каждой шапкой милицейской / С каждой ноpковою шапкой / Здесь не кончается война, не начинается весна / Не пpодолжается детство / Hекуда деваться — нам остались только сны и pазговоpы». А в 1989-м вывели войска из Афганистана и закончили войну (ничего ни с чем не сравниваю), вовсе перестали забирать за политику, за демонстрации и митинги, отменили призыв в армию студентов и уже призванных вернули из казарм, и в том же 1989-м Ольга Мариничева в «Комсомолке» рассказала о «политическом мальчике»: 17-летний Эдуард Чальцев вышел на центральную площадь Горького и забросил «коктейль Молотова» в окно обкома. Общество вытащило парня из тюрьмы, срок ему заменили на условный. Еще раз: условное наказание за конкретное преступление. Когда уже все рушилось, и казалось, уж за такое-то нужно примерно карать.

В Канске подростки кидали «коктейль Молотова» в стену заброшенного здания на пустыре. Красуясь перед девчонками, хохочущими тут же, — все это снималось, эти видеозаписи внутри изъятых телефонов и опубликованные во «ВК» легли, конечно, в дело.

И Уваров был на три года младше Чальцева на момент задержания, и «политическим» он еще не стал, только начал интересоваться тем, где и в чем он живет, только начал читать Толстого и Достоевского.

И — пространство страны зачищено, народ безмолвствует; казалось бы — чего бояться?

Не оправдываю ни Уварова, ни Чальцева и уж тем более не оправдываю терроризм, всего лишь сравниваю времена, умонастроения и масштаб правителей.

Не могу, нет у меня такого права, да и по-человечески это невозможно — сказать, что Никита прав, не позволив себе просить о помиловании. Но сам отказ этого подростка во глубине сибирских руд от вступления в диалог, в отношения с верховной властью — что-то вроде лакмусовой бумаги.

Не только динозавры могут отказываться от будущего — оно их уничтожит, они знают. Само будущее и дети, как его агенты, тоже ведь способны этот раскол и разлом увеличить. До непреодолимости.

И хотя ничего с «64/6» не стало, «Яндекс» на запрос о нем теперь выдает: «Больше не работает». Если бы эти миры стали параллельными и невидимыми друг для друга, непересекающимися, это, наверное, был бы лучший итог из всех возможных (хороших выходов среди возможных не осталось). Но сможет ли юность стать незаметной, пропасть с радаров, стать глюком, зыбким маревом, миражом — большой вопрос. Некоторым удается стать сложнее — чтоб троиться в чужих глазах, чтоб они не могли сфокусироваться; не попадать в их картину мира, в их логику, выпасть из нее, раствориться в пейзаже. Другие просто уезжают. Но это не для всех.

В 2017-м Кремль увидел девочек в тяжелых грубых ботинках и мальчиков в их полукедах с голыми щиколотками — московскую школоту, — вышедших на демонстрации против коррупции и скандирующих на Тверской «Гриффиндор! Гриффиндор!». И началась кампания против вовлечения школьников и студентов в политику — несанкционированную. Тогда же, в 2017-м, началась еще одна кампания: Путин потребовал усилить выявление законспирированных и спящих террористических ячеек. Поначалу процессы шли вроде параллельно, но быстро пересеклись: самые заметные дела — «Сети» (признана террористической и запрещена) и «Нового величия» (суд признал фигурантов дела виновными в создании экстремистского сообщества).

Власть боялась, что детей уведет за собой некто. И начала «профилактировать». О том, что дети уходят не за кем-то, а от кого-то, о том, что они уйдут все равно, о современном Канске, Красноярске, о множестве других больших и малых российских городов почти все уже написали классики. Вот у Чехова, например, есть про фабричный Канск и про Уварова — «Случай из практики»:

«[…] Хорошая будет жизнь лет через пятьдесят, жаль только, что мы не дотянем. Интересно было бы взглянуть.

— Что же будут делать дети и внуки? — спросила Лиза.

— Не знаю… Должно быть, побросают всё и уйдут.

— Куда уйдут?

— Куда?.. Да куда угодно, — сказал Королев и засмеялся. — Мало ли куда можно уйти хорошему, умному человеку».

Из короткого письма Максима, двоюродного младшего брата Никиты: «Я вот сижу и мечтаю о том, как уедем с тобой далеко отсюда. Очень жду, Никита, когда ты освободишься. Я на самом деле не знаю, что еще сказать. Удачи, брат!»