Пролог. О страхе

15 марта «Новая газета» опубликовала серию материалов о том, как европейцы помогают беженцам из Украины. Мы рассказывали, как немецкие студенты становятся волонтерами, как поляки разобрали по домам почти два миллиона бежавших к ним женщин и детей, как финны ввели для украинцев бесплатный проезд, и как делятся с беженцами последним жители Молдовы — самой бедной страны в Европе.

Но правда в том, что и русские люди, простые россияне — тоже отозвались на горе украинцев. Народная дипломатия, в отличие от государственной, не потерпела краха. На ней сейчас и держится мостик между двумя странами.

16 марта мы разослали читателям «Новой» обращение, в котором попросили их рассказать, как они помогают беженцам из Украины. Уже через полчаса на электронной почте было больше сорока ответов, потом их количество только росло. Нам писали те, кто разделил с беженцами свое жилье, кто собирает для них одежду и лекарства. Но письме на девятом взгляд зацепился за то, как часто эти люди просят не публиковать свои истории. Особенно те, кто приютил не бежавших из Донецка и Луганска (горе этих людей ничуть не меньше, но политическая ситуация у них — другая. О встрече их в России и помощи им в «Новой» выходил не один материал), а покинувших другие города, контролируемые украинским государством и оказавшиеся в зоне «спецоперации».

украинцы — из-за закона «О сотрудничестве с Россией» (вдруг бегство в Россию это тоже «сотрудничество»?), а россияне — из-за закона «О дискредитации российских Вооруженных сил» и массовой шпиономании.

В своих письмах в редакцию они как бы шепотом говорят: «Я остаюсь Человеком, я помогаю. Только не выдавайте меня».

И этим людям нечего возразить. Только сказать спасибо. Спасибо человеку из Москвы, приютившему человека из Харькова. Спасибо человеку из Одинцово, который поселил в свою квартиру семью из Украины. Спасибо тем, кто собирает гуманитарную помощь. Спасибо тем, кто консультирует беженцев.

Чуть более смело говорят те россияне, которые сейчас живут за рубежом. Хотя и они часто просят не называть своего имени. Объясняют: «Еще хотелось бы приехать в Россию».

Сегодня мы публикуем истории неравнодушных соотечественников.

«До сих пор пишут: можно ли еще помочь?»

12 и 13 марта в московский бар «Сюр» выстроились очереди. Отнюдь не за барной продукцией — «Сюр» объявил о сборе гуманитарной помощи для беженцев. И люди пошли выразить спасающимся от обстрелов свою солидарность.

Сооснователь бара Никита Фомкин рассказывает.

— У меня всегда была активная позиция. И сейчас, осматриваясь вокруг, я думал: неужели нам, москвичам, все равно? Ведь у нас никто не ходит и не высказывается. Я решил, что должен показать: мне не все равно. Договорился с фондом «Второе дыхание» и опубликовал в Instagram* пост, что мы будем собирать помощь для беженцев из Украины, которые приехали в Россию.

Многие из пришедших — а среди них были люди всех возрастов — говорили, что они не поддерживают «спецоперацию», но выходить на митинги не готовы. А вот поделиться одеждой и средствами гигиены с теми, кому сейчас труднее, — пожалуйста.

— Говорили так: «Мы хотим показать, что сопричастны к горю». При этом в соцсетях почему-то очень многие спрашивали: «Эта помощь для кого? Для жителей «ДНР» и «ЛНР» или для тех, кто бежит из Украины?». То есть почему-то разделяли [бегущих от <…>]. И я везде писал: «Прекратите. Мы просто хотим людям помогать».

В итоге сотрудникам бара и волонтерам (желающих было 30 человек!) за два дня удалось собрать пять тонн гуманитарной помощи.

— У нас только одних прокладок, которые сейчас в дефиците и стоят по 1 000 рублей, уехала целая «Газель». А всего мы отправили пять машин с памперсами, одеждой, обувью, одеялами. Некоторые из пришедших говорили, что обошли по пять магазинов, чтобы собрать посылки, — рассказывает Никита и демонстрирует на телефоне заставленные «гуманитаркой» залы.

Собранную помощь сотрудники бара и фонд «Второе дыхание» отправили людям, выехавшим в Ростовскую область.

— Меня теперь постоянно спрашивают, будем ли мы еще проводить такие акции, до сих пор пишут: «Можно ли еще помочь?». Очень большой спрос. Я думаю, да — повторим, — говорит Никита.

Мой дом — твой дом

Ксения Н. живет в России, но вот уже десять лет ездит с семьей на море в Болгарию. Даже купила там небольшую студию. Сейчас в этой студии живут трое беженцев из Одессы.

— Мы с ними познакомились практически случайно. Я подписана на болгарские группы в фейсбуке*, и в одной из них увидела сообщение о том, что люди ищут жилье. Сначала и не поняла, что речь о беженцах. Обрадовалась, что кому-то нужна квартира в Болгарии не в сезон. Начали говорить об условиях проживания, об оплате, я поинтересовалась, кто будет жить. И вдруг оказалось, что это люди, бегущие от <…>!

— В конце концов, все равно ведь я не смогу приехать в Болгарию в ближайшее время.

Она отмечает, что ей важно рассказать об этом, чтобы и другие россияне, имеющие недвижимость за границей, тоже пускали к себе беженцев.

Ольга, одна из поселившихся у Ксении, рассказывает, что из Одессы они выехали «спокойно»: в обычном, не эвакуационном поезде. Потому что ехать решились с первыми взрывами.

— 24 февраля я проснулась в 4 утра от мощного раската. Я не поняла, что именно произошло, но та напряженная обстановка, которая царила до этого, когда все говорили о скорой <…>, не оставляла сомнений.

Скорые боевые действия, по словам Ольги, предвещало многое: и переезд зарубежных дипломатов из Одессы на западную Украину, и уход некоторых иностранных компаний (она называет косметологические), и тот факт, что 22 февраля, за два дня до начала «спецоперации», в Херсоне банкоматы перестали выдавать наличные.

— Но я — человек, у которого оба деда прошли всю Войну, у которого родные в Луганске, у которого очень много знакомых в России, — я не могла даже предположить, что это действительно может случиться.

Через час после первого, раздался и второй взрыв. Где именно гремело, Ольга не знает: в начавшейся суете некогда было разбираться.

— Я позвонила невестке. Спрашиваю: «Что делаешь?» Она говорит: «Лежу и боюсь». Я сказала ей срочно ехать к маме — та живет в Измаиле, у самой границы с Румынией. И сама тоже начала собираться.

Как по злому совпадению незадолго Ольге на глаза попалась книга о правилах выживания в подобных ситуациях. Она прочитала лишь три страницы.

— В самом начале было написано: «Если на ваш город напали — первое, что нужно сделать, — как можно быстрее уехать из этого города. Но если вы не успели, тогда эти рекомендации для вас». И дальше говорилось: события будут развиваться очень быстро, вы останетесь без транспорта, дороги и узлы связи будут разрушены в самом начале, вам придется спуститься в подвал… Это ровно то, что произошло в Мариуполе, где у меня живет сестра. Я поняла, что я так не смогу.

Но взять билет до Измаила она смогла только на вечерний поезд — на 19 часов. Границу Украины и Румынии их группа беженцев — еще совсем небольшая — пересекла 25 февраля.

— В Румынии уже были готовы к встрече: по прибытии нас накормили, опросили, кому и куда нужно добраться. Тех, кто хотел остаться в Румынии, волонтеры брали с собой. Для нас организовали транспорт в Болгарию. Не знаю, на сколько мы здесь, но, конечно, очень хочется вернуться домой. В Украине остались родственники и друзья. Сестра только-только смогла уехать из Мариуполя.

При этом на россиян Ольга подчеркнуто не обижается. Говорит: «Для меня неприемлемо обобщать. Говорить: «Все русские плохие». Нет. Вот Ксения — она из России, но она нам помогла. И она не поддерживает происходящее. И я знаю, что в России очень много людей, которые не поддерживают».

Встреча

Ольга и другие беженцы попали в Болгарию через Румынию. А в самой Румынии, в Бухаресте, на вокзале Gara de Nord украинских беженцев встречает россиянка София, уроженка Татарстана.

— Я только в начале марта вернулась в Бухарест из России, и буквально на следующий день пошла помогать — узнала, что на вокзале нужны люди, знающие русский язык. Я встречаю беженцев — они выходят из поездов плотным потоком, очень много человек. Узнаю, какие у них потребности. Кому-то, вместе с другими волонтерами, помогаю найти жилье: его бесплатно предоставляют и гостиницы, и государство, и сами граждане, которые собираются на вокзалах и забирают беженцев к себе. Кому-то подсказываю, где они могут получить бесплатное горячее питание, как они могут добраться до нужных населенных пунктов: помогаю получить бесплатные билеты на поезда в сторону Венгрии, Болгарии, Австрии. Но основная моя задача, конечно, — переводить.

Поток беженцев в Румынию, по словам Софии, очень большой. Она читает расписание поездов: «7 утра, 11 утра, 12, 14 часов, 14.52, вечером — очень много».

— Эта помощь людям помогает мне не впасть в депрессию от того, что происходит. Чувствовать, что я сопричастна [их горю]. Были случаи, когда беженцы, узнав, что я россиянка, плакали. А с одной женщиной — было наоборот. Она спросила: «Откуда я?» Я сказала: «Из России». И сама не смогла сдержать слез. А она стала меня утешать. Беженцам из Украины в Румынии помогают многие россияне. Некоторые из нас сначала боялись, что они нас будут осуждать. Но нет — эти люди все понимают…

«Не народ виноват»

Одно из самых активных сообществ россиян, помогающих украинским беженцам, — в Германии.

Марфа из Дюссельдорфа поселила в своей пустующей квартире Дарью Черткову и двух ее детей — девочек девяти и трех лет, бежавших из Николаева.

— Квартира была пустая, но местные жители привезли туда мебель — чтобы Дарье с детьми было комфортно.

Сама Дарья рассказывает, что покинула Украину 4 марта. Что до этого в Николаеве еще надеялись, что все скоро закончится. Но когда взрывы и стрельба стали раздаваться в непосредственной близости от города — сели в машину.

— Нас вывозил знакомый. Он вез свою жену, своего ребенка, и нас. Путь был очень тяжелым. Из Николаева до Одессы — пять часов. В Одессе должны были сесть на эвакуационный поезд до Львова. Поезд должен был отправиться в 11 часов вечера, но прибыл на вокзал Одессы лишь в полтретьего ночи. Все это время у людей на вокзале была паника. В поезде на каждую койку было пять человек. До Львова ехали полтора дня.

Еще полтора дня Дарья с детьми пробиралась по территории Польши. Пока не оказались в Дюссельдорфе. Сейчас она говорит, что уже, наверное, не хочет возвращаться домой — только бы забрать оттуда мужа.

— Душа осталась в Николаеве. И муж, и родители. Мама с папой не захотели уезжать. Что будет с Николаевом… — вздыхает Дарья.

Другим эвакуационным поездом, из Киева, в сторону Германии выезжала молодой педиатр Алена. Во Франкфурте-на-Майне ее уже ждала россиянка Кристина, готовая поселить ее у себя.

— Мы живем на окраине Киева — ближе к Ирпеню. И все, что там происходило, было у нас очень хорошо слышно, — рассказывает Алена. — К 6 марта, когда моя мама в первый раз поставила вопрос об эвакуации, обстановка была очень тяжелая: по 4–5 сирен в день, люди постоянно вынуждены спускаться в подвалы. 7-го числа я собрала вещи и села в такси до вокзала. На своей машине уехать уже невозможно — бензина нет. На поезд Киев — Варшава сейчас не нужны билеты: он забирает всех, кто хочет эвакуироваться. Главное — успеть войти: желающих очень много. Тут даже с родственниками попрощаться нельзя — чуть задержишься, и уже не уедешь. Меня в поезд буквально засунули.

Алена рассказывает, что люди ехали даже на полу. При этом в вагоне сразу выключили свет и закрыли окна. Шел поезд медленно.

— На границе милицейские еще раз проверили, что в поезде нет мужчин. После этого нас впустили в Польшу.

Алена говорит, что не держит зла на россиян: «Мы все понимаем, что это не народ виноват». Частично веру в это помогают поддерживать те самые россияне, которые встречают беженцев и помогают собирать гуманитарную помощь, которые разделяют с ними свой дом и помогают устроиться на новом месте. Те, кто даже боясь за себя, протягивают руку.

*Instagram и Facebook принадлежат компании Meta, ее деятельность признана экстремистской и запрещена в РФ