75 лет назад начались заседания Международного военного трибунала, одного из главных судебных процессов в истории человечества. Об этом процессе мало что знали в СССР, да и теперь не знают в России. В СССР перевели на русский язык и издали только 8 томов из 42, и те увидели свет лишь в 1999-м. Почитать не удастся и о том, что по вопросу признания преступными организаций (германское правительство, генштаб, гестапо, нацистская партия…) тоже возник серьезный спор. Советская сторона возражала: выходило слишком много похожего. Что мы не знаем о Нюрнберге — спецвыпуск «Новой»
Преступник № 1
Полвека назад в Калининской области бородатый старик на санях подвозил меня по заснеженной лесной дороге до деревни, где я должен был перехватить автобус. Кончалась ночь. Ехали молча. Я дремал, завернувшись в хозяйский тулуп. И вдруг старик, не оборачиваясь, спросил:
— Вот вы, как журналист, знать должны… Гитлер он как, жив?
Я вздрогнул…
undefined
В 1995 году журналист Лев Безыменский издал книгу «Миф, или Сколько раз хоронили Гитлера». Вещи рассказал сенсационные.
…Группе разведчиков 3-й ударной армии полковнику Горбушину, майору Быстрову и переводчице лейтенанту Каган (будущая писательница Елена Ржевская) повезло. Они отыскали ассистентку дантиста Блашке Кете Хойзерман, которая сначала смогла подробно описать зубные протезы Гитлера, а потом и опознать их, снятые с обгоревшего трупа во дворе Имперской канцелярии. На этом все сомнения были отметены, протез был отвезен в Москву, Сталину.
О поисках Гитлера в конце 60-х Ржевская смогла издать книгу. Опальный маршал Жуков позвал ее к себе на дачу. Он был обескуражен.
— Я не знал, что Гитлер был обнаружен… Как это могло случиться, что я этого не знал? Я же был очень близок со Сталиным… Он меня спрашивал: где же Гитлер?..
Ответ простой: Сталин врал. Зачем, для чего – не знал ни Жуков, ни Ржевская, ни Безыменский. Просто врал. Наверное, чтобы не потерять квалификацию.
Челюстные останки, опознанные как принадлежащие Гитлеру
Точно так же он врал специальному посланнику президента Трумэна Гарри Гопкинсу.
26 мая «Сталин предположил, что Гитлер находится в Японии. Советской разведке, сказал он, известно, что у немцев было 3-4 больших подводных лодки, которые совершали рейсы между Японией и Германией… Он, Сталин, дал задание советской разведке обнаружить эти подводные лодки, но пока они еще не найдены.
Гопкинс говорит, что непременно надо найти Гитлера и лишить его жизни».
«Советской разведке» об этих удивительных подводных лодках не известно не было ничего. И никаких заданий их обнаружить она, естественно, не получала.
«Лишать» Гитлера было нечего. И Сталин это прекрасно знал.
В бункере Гитлера
Акция дезинформации шла широким фронтом. Уже 2 мая в советской печати появилась такая заметка ТАСС по поводу смерти Гитлера: «Указанные сообщения являются новым фашистским трюком: распространением утверждения о смерти Гитлера германские фашисты, очевидно, надеются предоставить Гитлеру возможность сойти со сцены и перейти на нелегальное положение». Затем стали появляться сообщения о том, что нацистские главари укрываются в Аргентине, Испании. Например, 4 июня было сообщено о том, что в Испанию бежал Риббентроп, хотя он уже находился в плену у союзников. На пресс-конференции 9 июня Жуков (вполне искренне) на вопрос о Гитлере ответил так:
«Опознанного трупа мы не нашли. Сказать что-либо утвердительное о судьбе Гитлера я не могу. В самую последнюю минуту он мог улететь из Берлина, так как взлетные дорожки позволяли это сделать».
12 июня в «Правде» перепечатали из «Нью-Йорк геральд трибюн» статью, в которой автор требовал от американских и английских властей искать Гитлера – в Испании или Южной Америке вплоть до Патагонии. 15 июня советские газеты перепечатали сообщение «Дейли мейл», что Гитлер, переодетый в женское платье, высадился в Ирландии…
Удовлетворив свое внутреннее недовольство тем, что ему не удалось заполучить живого фюрера, Сталин «закрыл» тему. Писать о поисках в СССР было запрещено, документация была засекречена, участникам поиска приказали молчать. Советский народ лишили возможности узнать, каким образом была поставлена последняя точка в истории жизни главнейшего военного преступника. Да и поставлена ли?
Лев Безыменский, советский писатель и журналист, историк-германист. Фото: Wikipedia
Безыменский насчитал «восемь могил» Гитлера. Трупы фюрера и Евы Браун смершевцы и их наследники регулярно выкапывали и перезахоранивали, когда их штаб-квартира в Германии переезжала из города в город. И наконец 13 марта 1970 года Андропов направил Брежневу, Косыгину и Подгорному письмо за № 655/A/oв, в котором из соображений секретности самые важные фразы (точный адрес, например, фамилии…) были не напечатаны на машинке, а вписаны от руки.
undefined
Предлагалось трупы извлечь и сжечь. Письмо было одобрено. Операция получила название «Архив», был составлен ее подробный план. В плане никаких фамилий уже не было вообще; предписывалось «изъять и физически уничтожить останки захороненных военных преступников». Хотя шестеро детей Геббельса никакими военными преступниками, конечно, не были. Да и жена его (женщина, на мой вкус, крайне неприятная, фанатичка) — тоже.
Одним словом, Гитлер избег Нюрнбергского процесса, на котором ему, несомненно и заслужено, было гарантировано первое место на скамье подсудимых.
А детей Геббельса, конечно, жалко.
К истории вопроса
В конце Первой мировой войны была сделана попытка составить список из 4 900 военных преступников, включавший, кроме прочих, Вильгельма II, Гинденбурга, Людендорфа, Бетмана-Гольвега (канцлера Германии) и других; но голландцы отказались выдать бежавшего кайзера, а Германия не согласилась выдать союзникам так называемых «нарушителей правил и обычаев ведения войны». Немцы утверждали, что это противоречит их законам.
На протяжении двух с половиной лет по окончании войны в Верховном суде Германии в Лейпциге прошло девять судебных процессов по делам военных преступников. Из представших на них 901 человека 888 были оправданы или обвинения в их адрес были признаны недостаточными. Одного из оставшихся приговорили к десяти месяцам, другого — к шести месяцам лишения свободы за жестокое обращение с британскими военнопленными. Двое были приговорены к четырем годам заключения каждый за участие в потоплении госпитального судна «Ландоверн Касл» и за расстрел людей, пытавшихся спастись в шлюпках. Капитан подводной лодки сначала решил, что «Ландоверн Касл», прикрываясь флагом с красным крестом, доставлял боеприпасы и снаряжение, а потом решил уничтожить свидетелей своего преступления.
Канадский госпитальный корабль «Ландоверн Касл», 1913 Wikipedia
В текст Версальского договора была включена статья о стремлении судить кайзера вместе с другими нарушителями правил и обычаев ведения войны «за грубое попрание межгосударственных договоров и нравственности в международных отношениях». Была создана специальная комиссия. Но американские и японские представители выступили против создания международного трибунала, поскольку для его работы «не было прецедента, правил, практики или процедуры».
К «прецедентам, правилам и процедурам» вернулись в годы Второй мировой.
Комиссия по военным преступлениям была учреждена 7 октября 1942 года; ей предстояло должным образом подготовить списки военных преступлений, подлежащих разбирательству. В комиссии были представлены 15 государств, Советский Союз в нее не вошел — «как и в других случаях, русские предпочли действовать самостоятельно».
Осенью 1943 года Молотов, госсекретарь США Хэлл и британский министр Иден подписали Московскую декларацию. Имен в ней опять не называлось.
«Те германские офицеры и солдаты и члены нацистской партии… которые ответственны… за зверства, массовые убийства и экзекуции, будут высланы в страны, в которых они совершили свои мерзкие преступления, предстанут перед судом и понесут наказание по законам этих освобожденных стран. Данная декларация не распространяется на главных военных преступников, преступления которых не имеют конкретной географической локализации и которые будут наказаны совместным решением правительств союзных государств».
«Прежде чем отправиться на заседание, Молотов сообщил, что он обсуждал с маршалом Сталиным присланную мне президентом декларацию по вопросу о немецких зверствах. Сталин не возражает против ее подписания с небольшими поправками.
В ходе обсуждения вопроса о немецких зверствах русские заняли решительную позицию. Они жестоко пострадали от фашистов и хотели свершения сурового и быстрого правосудия над немецкими официальными лицами, ответственными за массовые убийства советских граждан.
Иден доказывал необходимость соблюдения всех юридических формальностей.
Когда наступила моя очередь высказать свою точку зрения, я заявил: «Будь моя воля, я бы взял Гитлера, Муссолини, Тодзио и их главных подручных и предал их военно-полевому суду. А на рассвете следующего дня произошло бы историческое событие».
Когда мои слова перевели, Молотов и вся советская делегация шумно выразили свое одобрение, и на какую-то минуту спокойное течение заседания было нарушено…»
Слева — госсекретарь США Кордэлл Хэлл, справа — нарком иностранных дел СССР Вячеслав Молотов. Фото из архивов
В Тегеране Сталин заметил, что для нейтрализации Германии после войны необходимо безо всякого суда «ликвидировать, по крайней мере, 50 000, а, возможно, и 100 000 представителей армейского командования всех степеней». Черчилль пришел в ужас. Рузвельт, решив обратить все в шутку, назвал «компромиссную цифру»: 49 000…
Британский премьер «шутки» не принял, в гневе поднялся из-за стола и прошагал в соседнее помещение. Чуть погодя за ним последовали улыбающиеся Сталин с Молотовым, и советский лидер заявил, что он просто решил «подшутить».
Иосиф Сталин, Франклин Д. Рузвельт и Уинстон Черчилль на Тегеранской конференции. Фото: ТАСС/PHOTAS/Interfoto
Между осенью 1945 и мартом 1946 года в странах Европы союзниками было расследовано около 1000 дел, по которым проходило более 3 500 обвиняемых, в то время как в списках комиссии ООН по военным преступлениям уже значилось 36 800 фамилий.
Перед американскими трибуналами в Нюрнберге за период с июля 1945 по июль 1949 года предстало 199 человек, из которых 38 было оправдано, 36 приговорено к смерти (18 приведено в исполнение), 23 – к пожизненному заключению и 102 человека – к меньшим срокам заключения. Американский трибунал в Дахау приговорил к смертной казни 420 человек.
Одновременно с подготовкой к Международному трибуналу Советская Россия проводила заседания собственных трибуналов. Публичные повешения военных преступников и коллаборационистов прошли в Краснодаре, Харькове, Ленинграде…
А война в Европе тем временем закончилась. Победители пришли к согласию провести суд. Лондонская конференция, готовившая Нюрнбергский процесс, назвала подсудимыми 24 человека и 6 организаций. И если список главных военных преступников, в принципе, согласовали легко, то все остальные вопросы вызывали непрекращающиеся споры. По некоторым из них к согласию приходили, некоторые же ответа не имели вовсе.
Все-таки слишком разные страны объединили свои усилия в этой войне и добились в ней победы…
Катыньский эпизод
…29 мая 1942 г. Молотов прибыл в Вашингтон. Поселили его в Восточном крыле Белого дома. Когда камердинер Белого дома распаковал чемодан гостя, он обнаружил там «буханку черного хлеба, круг колбасы и пистолет». Супруга президента Элеанор Рузвельт позже писала: «Сотрудники секретной службы не питали особой любви к гостям, вооруженным пистолетами, но тогда все решили промолчать. Судя по всему, г-н Молотов не исключал возможности, что ему придется от кого-то обороняться, ну а хлебом запасся на случай непредвиденного голода»…
Сомневаюсь, чтобы Молотов доверил разбирать свой чемодан американскому камердинеру, но об отношении к гостю рассказанная история говорит достаточно ясно.
Глава МИД нацистской Германии Иоахи Риббентроп и нарком иностранных дел СССР Вячеслав Молотов, 1939 год
После 27 октября 1939 г. был создан Советско-германский пограничный комитет. В конце октября его члены собрались в Варшаве. Это была первая возможность для немцев отплатить русским за их гостеприимство, и, согласно специальному распоряжению Риббентропа, особое внимание было уделено организации двухдневного пребывания советских чиновников и офицеров, «чтобы эти два дня в польской столице стали для них приятным событием».
Ганс Михаэль Франк в 1940—1945 годах — генерал-губернатор оккупированной Польши. Фото: Wikipedia
Генерал-губернатор Ганс Франк пригласил советскую делегацию на завтрак. Он сказал, что «целью комитета является восстановление мирной жизни (бывшей) польской территории, которым прежние слепцы-правители причинили невероятные страдания». Франк предложил руководителю советской делегации Александрову польскую сигарету, сказав при этом:
«Мы с вами закурим польские сигареты, чтобы символизировать факт, что мы развеяли Польшу по ветру». Посмеялись…
В Нюрнберге Франк будет осужден в числе главных обвиняемых. В том числе и за то, что «развеял Польшу по ветру».
Его повесят.
И конечно, «Катыньская история»… Когда в 43-м немцы в лесу под Смоленском случайно раскопали могилы польских офицеров, расстрелянных НКВД за три года до этого, они, конечно, не смогли не использовать этот подарок по полной программе. В кои-то веки Геббельсу попали в руки не крапленые, а самые настоящие козыри, и его пропагандисты развернулись вовсю.
Польское правительство в изгнании (наш союзник, между прочим) обратилось в Москву за разъяснениями. Советские власти ответили небывалыми по цинизму обвинениями в адрес поляков. В «Правде» от 19 апреля 1943 г. под заголовком «Польские сподручные Гитлера» был опубликован резкий отлуп. Как немецкие, так и польские газеты наотрез отказались принять советскую версию событий – и это, по мнению газеты, служило явным доказательством сговора между ними… «Предательский удар по Советскому Союзу».
Черчилль попытался как-то смягчить удар, написал Сталину. Сталин ответил.
Ответ Сталина — Черчиллю по поводу массовых расстрелов в Катыни и дипломатического разрыва СССР с Польшей
«…Должен Вам сообщить, что дело перерыва отношений с Польским правительством является решенным… Этого требовали все мои коллеги… Я был вынужден также считаться с общественным мнением Советского Союза, которое возмущено до глубины души неблагодарностью и вероломством Польского правительства…»
«Неблагодарностью и вероломством»!..
О том же и нота Молотова:
«…Польское правительство не только не дало отпора подлой фашистской клевете на СССР, но даже не сочло нужным обратиться к Советскому правительству с какими-либо вопросами или разъяснениями по этому вопросу…»
Кадр из фильма «К вопросу о Катыни» – члены комиссии на месте эксгумации. Фото: РИА Новости
…Несмотря на дружеское предостережение американского обвинителя Джексона, советское обвинение настояло на включении в Обвинительное заключение тезиса об ответственности гитлеровцев за расстрел польских офицеров в Катыньском лесу. Советские представители в Нюрнберге и сталинское руководство были уверены, что застрахованы от неожиданностей — ведь в соответствии со своим Уставом Трибунал был обязан «принимать без доказательства доклады правительственных комиссий союзных стран по расследованию злодеяний гитлеровцев». Однако по настоянию защитника Геринга О. Штамера суд все же разрешил вызвать по три свидетеля от обвинения и защиты и заслушал их…
К чести суда, в приговор «катыньский эпизод» не попал.
В изданных в СССР материалах процесса (кстати, до сих пор на русском языке — только восемь из сорока двух томов, и те увидели свет лишь в 1999-м) прочитать об этом не удастся…
В 1990 году Горбачев впервые признал ответственность НКВД за расстрел польских офицеров. Все три российских президента этот факт подтвердили.
Все извинения, вроде бы, принесены. Возбужденное было уголовное дело по факту массового убийства закрыто.
Зато только что в Следственном комитете создано подразделение, одной из задач которого будет «поиск военных преступников и их пособников».
Бог в помощь, как говорится.
На сцене и за кулисами
Здание верховного суда в Нюрнберге. Фото: Евгений Халдей / ТАСС
По вопросу признания преступными организаций (германское правительство, генштаб, гестапо, нацистская партия…) тоже возник серьезный спор.
Советская сторона возражала: выходило слишком много похожего.
Джексон доказывал, что организация может быть виновной, и приводил в пример — американский закон о запрещении ку-клукс-клана. Еще более яркий пример, сказал он, пиратский корабль. Достаточно было принадлежать к его команде, чтобы быть отданным под суд. Даже кок считался соучастником каждого преступления команды пиратов, и коков вешали вместе со всей командой.
Так или иначе, его логика восторжествовала. И 18 октября 1945 года Нюрнбергский трибунал начал свою работу – с первого (закрытого) заседания, определившего персональный состав суда, главных обвинителей от стран-союзниц, сам Обвинительный акт, розданный подсудимым и их защите…
Англия, Франция, США для участия в процессе выдвинули своих лучших юристов – безукоризненных. СССР в качестве главного обвинителя назвал Романа Руденко и в качестве судьи – Иону Никитченко. Оба более чем отличились в годы Большого террора и при других обстоятельствах сами вполне могли занять места на скамье подсудимых.
А что поделаешь? Других юристов взять в СССР было неоткуда, других не было…
Иона Никитченко,
С сентября 1920 года — председатель Военного трибунала Семиреченской группы войск, член коллегии военного трибунала Туркестанского фронта, заместитель председателя военного трибунала Ферганской группы войск.
В 1924 году переведен в Москву.
До августа 1938 года исполнял обязанности заместителя председателя Военной коллегии Верховного Суда СССР. С сентября 1938 года — заместитель председателя Верховного Суда СССР.
В сентябре 1942 года назначен председателем Военной железнодорожной коллегии Верховного Суда СССР с оставлением в прежней должности.
Назначен членом Международного Военного трибунала от СССР и до октября 1946 года участвовал в Нюрнбергском процессе.
В качестве заместителя Председателя Военной коллегии Верховного Суда СССР Никитченко принимал активное участие в политических процессах над «врагами народа» в конце 1930-х гг. В частности, он входил (в качестве председательствующего или члена) в состав судебных коллегий, вынесших смертные приговоры в том числе Г. Зиновьеву, Л. Каменеву, Г. Евдокимову, И. Бакаеву — по делу «Объединенного троцкистско-зиновьевского центра»; Я. Рудзутаку, П. Дыбенко, академику-востоковеду А. Самойловичу, заочно — Ф. Раскольникову и многим другим.
28 ноября 1937 года Никитченко приговорил к расстрелу по обвинению в шпионаже и заговоре в пользу Великобритании английскую подданную Роуз Коэн, заведующую иностранным отделом газеты Moscow Daily News. Ее семилетний тогда сын Алексей Петровский (будущий академик РАЕН) остался круглым сиротой и попал в детский дом.
Все они впоследствии реабилитированы.
Никитченко выезжал в регионы (Ленинград, Дальний Восток), где председательствовал на процессах по обвинению региональных руководителей в контрреволюционной деятельности. Дела рассматривал по принципу «конвейера». 8 августа 1940 года партколлегия КПК при ЦК ВКП(б) наложила на него взыскание — строгий выговор — за систематические процессуальные нарушения при рассмотрении уголовных дел.
В 1956 году Комиссия ЦК КПСС по установлению причин массовых репрессий против членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных на XVII съезде, в своем докладе отметила: «Бывший член Военной коллегии Верховного Суда СССР Никитченко (ныне генерал-майор в отставке), возглавляя выездную сессию на Дальнем Востоке, не видя дел и обвиняемых, вынес по телеграфу 102 приговора… Тот же Никитченко, находясь на Дальнем Востоке, не только не вскрывал проводившуюся там органами НКВД массовую фальсификацию дел, но, наоборот, всячески потворствовал этой фальсификации и способствовал ее внедрению в работу аппарата НКВД…
В Управлении НКВД по Дальневосточному краю существовала продуманная система «подготовки» арестованных к заседаниям Военной коллегии, о чем было известно Никитченко, поощрявшему эту преступную практику…»
Награжден двумя орденами Ленина, орденом Красного Знамени, орденом Красной Звезды, орденом Отечественной войны I степени и медалями.
Иона Никитченко. Фото: РИА Новости
Роман Руденко,
3 июля 1937 года Сталин направил партийному руководству республик и областей шифровку, в которой говорилось, что, согласно решению Политбюро, начинается «общесоюзная операция» по борьбе с бывшими кулаками, уголовниками и прочими враждебными элементами. Наиболее враждебные из них должны были быть расстреляны (первая категория), менее враждебные осуждены к заключению в лагеря (вторая категория). Политбюро предлагало сформировать «тройки» по территориальному принципу в составе: высокопоставленного представителя НКВД, партийного лидера региона и прокурора. Следствие должно было проводиться в сжатые сроки, без адвокатов и даже без вызова обвиняемого в «суд».
В состав «тройки» по Донецкой области вошли: начальник Управления НКВД по Донецкой области Давид Соколинский, 1-й секретарь Донецкого обкома партии Эдуард Прамнэк и 30-летний прокурор области Роман Руденко.
Руденко отработал в «тройках» от звонка до звонка, что было по тем временам редкостью: подавляющее число членов сталинских «троек» сами попали под репрессии и были расстреляны; эта участь постигла и товарищей Руденко по первому составу Донецкой «тройки».
В ее составе Руденко отработал с августа 1937 по июль 1938 года, а после разделения Донецкой области на Сталинскую и Ворошиловградскую был назначен прокурором Сталинской области; вошел в состав соответствующей «тройки», в составе которой и состоял до ноября 1938 года, до упразднения то есть.
В рамках приказа 00447 «тройки» с его участием приговорили к расстрелу 9801 человек. Подпись Руденко стоит под смертными приговорами еще примерно 2500 человек, осужденных в рамках оперативного приказа 00606, так называемого приказа по «национальным операциям».
Происходившее при непосредственном участии Руденко судилище не имело никакого отношения к цивилизованному судопроизводству. «Тройка» иногда выносила по 150–200 приговоров за рабочий день. При такой скорострельности они должны были разбирать по 20–25 дел в час. Очевидно, что дела ими просто подписывались.
Чудовищный по своему масштабу рекорд «тройка» по Сталинской области поставила 23 сентября 1938 года: за одно заседание ими было осуждено 672 человека, из которых 531 к расстрелу и 141 к заключению в лагеря. Помимо работы в «тройке» молодому прокурору Руденко приходилось лично присутствовать при расстрелах приговоренных им к смерти людей, среди которых были и женщины, и старики. Архив хранит многочисленные акты, в которых указано, что расстрел произведен в присутствии прокурора Руденко, стоит его личная подпись. Практически все подлинники протоколов «троек» Донецкой и Сталинской областей сейчас хранятся в архиве СБУ в Киеве, и на каждом протоколе стоит автограф будущего Главного обвинителя от СССР в Нюрнберге.
Сразу после смерти Сталина Роман Андреевич Руденко стал Генеральным прокурором СССР. На этом посту проработал до самой смерти — в 1981 году.
В 1953 году возглавлял следственную группу по делу арестованного Берии и его сообщников — Меркулова, Кобулова, Гоглидзе, Мешика, Деканозова, Влодзимирского.
В 1970-е годы готовил для Политбюро ЦК КПСС материалы по преследованию диссидентов. Лично объявил Александру Солженицыну о высылке за пределы Советского Союза.
За выдающиеся достижения в деле укрепления правопорядка, социалистической законности Руденко Роману Андреевичу было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Награжден шестью орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, орденом Трудового Красного Знамени, медалями.
В серии «Жизнь замечательных людей» в 2007 году вышла книга А. Звягинцева «Руденко».
В 2015 году к 70-летию Нюрнбергского процесса Генеральным прокурором Российской Федерации учреждена ведомственная награда — «Медаль Руденко».
Портреты Никитченко и Руденко изображены на полях почтового блока «70 лет Международному военному трибуналу в Нюрнберге», выпущенного Почтой России в 2016 году (номинал 70 руб., тираж 70 тыс. экземпляров, художник-дизайнер А. Московец).
Константин Богуславский — специально для «Новой»
Роман Руденко. Фото: Василий Егоров / ТАСС
Обвиняемых защищали 27 адвокатов, которым помогали 54 ассистента и 67 секретарей. Им были предоставлены отдельная комната для работы и библиотека.
В своем заключительном слове один из главных героев процесса американский обвинитель Роберт Джексон подчеркнул: «Мы можем быть уверены в одном. Будущим поколениям никогда не придется с недоумением вопрошать, что же могли сказать нацисты в свое оправдание. История будет знать — все, что они могли сказать, им было позволено сказать. Они получили возможность предстать перед судом такого рода, право на который в дни их процветания и славы они не предоставляли никому…»
Но, конечно, о равенстве сторон можно было говорить лишь с некоторой натяжкой. Достаточно сказать, что
страны-победительницы сразу договорились, что ряд вопросов на процессе задавать будет просто запрещено.
Сошлюсь на 8-й том «Нюрнбергского процесса» (издание 1999 года). Именно в этом томе, впервые на русском языке, публикуются некоторые секретные документы, которые изымались изо всех советских изданий материалов процесса.
В одном из них, в частности, говорится о том, что в конце ноября 1945 г. советская делегация составила свой «черный список», но по каким-то причинам не передала его Комитету обвинителей. 8 марта 1946 г. Джексон вновь напомнил, что советская и французская делегации так и не представили свои списки. Он дал понять, что защита собирается нападать на советскую политику, «называя ее агрессивной в отношении Финляндии, Польши, Балкан, государств Прибалтики», а также на политику Франции и ее обращение с военнопленными.
И 11 марта советская делегация все-таки представила свой список, который включал.
«Черный список» тем на Нюрнбергском процессе от советской делегации
«1. Вопросы, связанные с общественно-политическим строем;
- Внешняя политика Советского Союза:
а) советско-германский пакт о ненападении и вопросы, имеющие к нему отношение (торговый договор, установление границ, переговоры и т.д.);
б) посещение Риббентропом Москвы и переговоры в ноябре 1940 года в Берлине;
в) Балканский вопрос;
г) советско-польские отношения;
- Советские прибалтийские республики»…
…Собственно процесс проходил в зале заседаний № 600 Дворца правосудия Нюрнберга. Он продолжался около 11 месяцев; состоялось 403 открытых судебных заседания. Было допрошено в общей сложности 360 свидетелей и рассмотрено порядка 200 тысяч письменных показаний.
Все обвиняемые дружно валили вину исключительно на покончивших самоубийством Гитлера, Гиммлера, Геббельса и убитого чехами Гейдриха.
Главный довод был ожидаем: все мы — солдаты, и мы не могли не исполнять приказов.
А что могли?
В немецкой армии, кстати сказать, в уставе имелся пункт: «Если действия, предпринимаемые по приказу, нарушают закон, ответственность несет только лицо, отдавшее приказ. Однако подчиненный, выполнивший приказ, подлежит наказанию как соучастник:
- если его действия вышли за рамки полученного приказа;
- если он знал, что полученный приказ ведет к военному или другому преступлению или нарушению».
Нечетко, расплывчато, любой приказ, получается, можно выполнить, а можно — и нет. Где и какие критерии?
Иона Никитченко (в центре) — советский судья на Нюрнбергском процессе. Фото из открытых архивов
Геринг: «У нас было государство с фюрером во главе. И мы получали все распоряжения от главы государства, которому мы обязаны были подчиняться. Мы не были бандой преступников, выходивших по ночам на большую дорогу, какими изобилуют грошовые книжонки…»
Генерал СС Бах-Зелевски, тот самый, что руководил подавлением Варшавского восстания, в своих показаниях на процессе дал очень важные сведения, разоблачавшие нацистское мировоззрение, планы убийства миллионов беззащитных людей. Утверждал, что антипартизанские операции на оккупированной территории СССР проводились в основном войсками вермахта, «поскольку подразделения СД и полиции были малочисленны». После этих выступлений подсудимые дружно объявили его предателем, Герман Геринг кричал на него прямо со скамьи подсудимых:
«Грязная, проклятая, предательская свинья!.. Отвратительная вонючка!.. Он был самым проклятым убийцей во всей этой чертовой компании! Грязная отвратительная собака!..»
Командующий ВВС Германии рейхсмаршал Геринг на Нюрнбергском процессе 8 декабря 1945 года. Фото: ТАСС / PHOTAS / DPA
Но подобных срывов среди обвиняемых во время процесса было немного. Они держались исключительно корректно и респектабельно. И если б еще не знать, что они творили…
Гюстав Гилберт, американский ученый, сотрудник военной разведки, работал на процессе, единственный, кто был допущен в камеры всех обвиняемых. Автор книги «Нюрнбергский дневник. Процесс глазами психолога». К концу процесса обвиняемые с ним уже не особенно стеснялись. А Гилберт в тот же вечер все записывал.
Геринг:
— Жестоким я не был никогда! Признаю, я мог действовать жестко, не отрицаю и того, что я далеко не всегда колебался, если речь шла о расстреле, скажем, тысячи человек — заложников — в качестве акции возмездия или кого-нибудь еще. Но допускать жестокости, подвергать пыткам женщин и детей — боже избави! Это вообще не в моем характере. Вероятно, вам это покажется патологией, но я до сих пор не могу понять, как Гитлер мог знать обо всех этих мерзких деталях и мириться с этим… Если бы хоть кто-нибудь из генералов СС выразил свой протест…
— Как же вы тогда можете обвинять в измене такого человек, как Лахузен (генерал абвера, выступивший свидетелем обвинения)? Он ведь понимал, что происходило, и делал все, что мог, для подрыва изнутри этой тирании! — спросил Гилберт.
— Позвольте, позвольте, это совершенно другое!.. Это предательство! Пособничество противнику! Можно устроить революцию, можно даже пойти на убийство, на все пойти… Но прошу не забывать — существует различие между изменой родине и государственной изменой.
Американец попросил пояснить разницу, но Геринг махнул рукой и замолчал…
«…Я, — записывает Гилберт, — решил уточнить у Гёсса (вызванного в качестве свидетеля коменданта Освенцима), каким образом практически вообще можно было уничтожить два с половиной миллиона людей».
— Практически? — спокойно переспросил он. — А в этом ничего сложного не было — вполне можно было уничтожить еще больше.
На мой несколько наивный вопрос, сколько людей можно было уничтожить за час, Гёсс рассудительно ответил, что, если исходить из 24-часового рабочего цикла, за одни сутки можно умертвить до 10 тысяч человек. Существовало шесть камер уничтожения. В двух больших таких камерах помещалось по 2000 человек, а в каждой из меньших камер — по 1500 человек…
Я попытался вообразить себе, как это все происходило…
— Нет, вы рассуждаете неверно. Умерщвление много времени не занимало, это происходило быстрее всего остального. 2000 человек вполне можно умертвить за каких-то полчаса, но вот сжигание трупов — дело хлопотливое и длительное…
Гёсс рассказал на процессе, что указания получал непосредственно от Гиммлера.
«Я потом спросил у Гёсса, не высказал ли он Гиммлеру свою оценку этих планов или какие-то возражения.
— Нет, что я мог сказать? Я мог сказать лишь «Яволь!» <…> Он решил увидеться со мной лично, такого не бывало прежде. Он мог и переслать мне этот приказ, и я выполнил бы его, никуда бы не делся… Как только приказ отдан, сразу же бросаешься его выполнять. И то, что еще совсем недавно казалось тебе неосуществимым, оказывается вполне осуществимо, если поднапрячься. Вот такой пример. Я рассчитывал соорудить Вислинскую дамбу в Освенциме за три года, а он отпустил нам год, и мы ее соорудили…»
Гёсса передали полякам. Его повесили.
Гиммлер смотрит на русского солдата в концентрационном лагере Фото: ТАСС
«…Риббентроп в камере сочинил пространную статью по проблеме антисемитизма, имевшую целью доказать всем, что он, Риббентроп, в действительности никогда не был антисемитом, даже если учесть и то, что он входил в состав антисемитского правительства. Тут (за обедом) к нам подошел Штрейхер и заверил Риббентропа, что его никто и никогда антисемитом не считал. Искренне обрадованный Риббентроп сказал мне:
— Вот, пожалуйста, можете убедиться — это вам говорит специалист!..»
Штрейхера, надо сказать, подсудимые презирали, старались не общаться, об этом свидетельствуют все авторы воспоминаний, его считали сумасшедшим. Сам он объяснял свое подстрекательство к истреблению евреев — свободой творческого человека, литератора, и желанием отомстить зарубежной прессе за ее нападки. Риббентропа же полагали просто предельно недалеким человеком.
«…Штрейхер за обедом вдруг заявил, что «продолжавшиеся в Палестине восстания убедили его в том, что,
оказывается, евреям никак не занимать ни мужества, ни высокого боевого духа, и теперь он, Штрейхер, преисполнен к ним самого высокого уважения. Он даже готов сражаться в их рядах за правое дело!
— Я целых 25 лет предостерегал мир от них, а теперь вижу, что евреи преисполнены решимости и мужества. Они еще покорят мир, запомните мои слова!..»
Кстати, в некотором противоречии с этим тезисом Гиммлер, выступая перед генералитетом СС, еще в апреле 1940 года говорил: «Антисемитизм — это точно то же самое, что санитарная обработка. Избавление от вшей не вопрос идеологии, это вопрос гигиены. Точно так же для нас и антисемитизм являлся не вопросом идеологии, а вопросом гигиены, который скоро будет решен. Скоро мы избавимся от «вшей». У нас осталось только 20 тысяч «вшей», и затем с этим вопросом будет покончено во всей Германии…»
«…Огласили приговор. Шахт, Папен и Фриче были оправданы.
Папен находился в приподнятом настроении, он явно не ожидал такого исхода.
— Надеяться я, конечно, надеялся, но, честно говоря, ожидал худшего.
Он достал из кармана апельсин, который решил придержать после обеда, и попросил меня, вспоминает Гилберт, передать его Нейрату. Фриче попросил меня отдать свой апельсин Шираху. Шахт решил вкусить свой десерт сам».
…Когда Никитченко спросил, выражал ли он когда-нибудь в прессе или на публичном собрании несогласие с Гитлером, Нейрат ответил: «Нет… Свободы прессы больше не существовало, как и в России». Никитченко невозмутимо парировал: «Я не спрашивал вас о России».
А жалко. Мог бы спросить.
Случай с Заукелем
Одна деталь, как мне кажется, хорошо передающая обстановку на процессе.
…Двадцатидвухлетняя тогда Татьяна Ступникова (переводчица, младший лейтенант, прошедшая фронт дочь «врагов народа», человек, то есть, несмотря на свою молодость, тертый и мятый временем, понимающий, что к чему) в конце 90-х записала свои воспоминания о процессе и издала ничтожным по тому времени тиражом в издательстве «Русские словари». Вот день, который она «запомнила на всю жизнь».
…Американский обвинитель Додд допрашивает Фрица Заукеля, имперского уполномоченного по трудовым ресурсам, отвечавшего за поставку в рейх рабов из оккупированных стран.
Фриц Заукель (справа)
«И тут произошло нечто невероятное и необъяснимое. Подсудимый разволновался и стал кричать, что он ни в чем не виноват, что его обманул Гитлер, что он всегда был идеалистом, защищающим справедливость… А Додд представлял все новые и новые доказательства его неоспоримой вины, и возмущенный упорным отрицанием Заукеля, тоже начал кричать: «Вас надо повесить!»
Заукель в ответ закричал, что его не надо вешать, что он сам — честный рабочий и моряк.
Ступникова и ее коллега, переводчик с английского, находились в это время в своем «аквариуме». У них был один микрофон на двоих, который они должны были передавать друг другу. «Все это мы исправно и быстро переводили, и перевод бесперебойно поступал в наушники сидевших в зале русскоязычных слушателей.
И вдруг с нами произошло что-то непонятное. Когда мы очнулись, то, к своему великому ужасу, увидели, что мы вскочили с наших стульев и ведем громкий и резкий диалог… Причем мой напарник крепко сдавил мою руку выше локтя и, обращаясь ко мне, столь же громко, как и взволнованный обвинитель, только по-русски, повторял: «Вас надо повесить!» А я, вся в слезах от боли в руке, вместе с Заукелем кричала ему в ответ: «Меня не надо вешать! Я — рабочий, я — моряк!..»
На них обернулся весь зал. И только председательствовавший лорд-судья Лоуренс, смотревший поверх съехавших на кончик носа очков, спокойно сказал:
«Что-то там случилось с русскими переводчиками…» И объявил перерыв.
На переводчицу «куда следует» тут же поступил донос. Она якобы проявила сочувствие к подсудимому Заукелю и даже оплакивала его судьбу. Но все обошлось без последствий. Остались только синяки на руке.
Через много-много лет, за несколько дней до своей смерти от тяжелого заболевания, тот самый доносчик вдруг позвонил Ступниковой. «Он просил у меня прощения за свою «ошибку». Бог его простит, раз у него хватило решимости покаяться…»
Заукеля повесили.
Франц фон Папен
Еще вице-канцлером, в речи 3 ноября 1933 года он сказал, что был тем ледоколом, который проложил путь нацистам. К Гитлеру, сказал он, присоединился потому, что видел в нацизме «молодое, сражающееся за свободу движение». Правда, иллюзии Папена быстро рассеялись, но он продолжал восхвалять Гитлера, даже после того как тот бессудно расстрелял в ходе «путча Рема» его любимого секретаря и единомышленника. После этого Папен благодарил Гитлера за выступление в рейхстаге, в котором фюрер объяснил, что вынудило его пойти на такие меры. Папен говорил, что был бы еще более благодарен, если бы Гитлер публично заявил, что Папен — это достойный человек, преданный фюреру и его делу.
Не было таких взглядов, которым Папен не мог бы изменить, если обстоятельства подталкивали его к этому. Но его речь, произнесенная в 1934 году в Марбурге (ее без натяжек можно назвать антифашистской) была актом большого гражданского мужества, и в первом правительстве Гитлера он чаще всех возражал фюреру. Публикацию марбургской речи Геббельс немедленно запретил, но вице-канцлером Папен еще оставался.
Утверждают, что сердцем он «сопереживал преследуемым евреям», своим собратьям по вере — католикам, всем тем, над кем творились беззакония, он осуждал все преступления режима, ведущие к страданиям народа, все несправедливости. Но все же «служил фюреру и принял золотой значок почета от партии, пост посла и преимущества высокого положения».
Судом был оправдан.
Персонал главного госпиталя Нюрнберга принял резолюцию, в которой говорилось, что врачи не желают видеть Папена среди своих пациентов (тот хотел подлечиться после заключения).
Франц фон Па́пен, немецкий государственный и политический деятель, дипломат. Фото: ТАСС
Вильгельм Фрик
На основании архивов из ведомства Фрика видно, что 10 сентября 1942 года немцами были объявлены следующие лица смешанной крови: 118 военнослужащих и их жен, 197 гражданских рабочих, трудящихся на армию, и еще 79 человек. Кроме того, 258 полукровок получили право занимать офицерские должности, а 359 евреев, имевших в третьем колене арийцев, получили статус смешанной крови. Теоретически для этого требовался указ фюрера, а Гитлер подписывал такие указы очень неохотно.
Вильгельм Фрик в Будапеште, 1939 Фото: ТАСС
Фрик в Чехословакии имел право миловать преступников, обвиняемых в преступлениях против государства, — привилегия, которой он ни разу не воспользовался.
Он продолжал верить, что просто упорно работал, отдавая свои таланты законной власти, и исполнял свой долг по отношению к государству и своему народу.
За исключением последнего слова, на суде он хранил молчание.
Повешен.
Альберт Шпеер
Любимый архитектор Гитлера в 1943 году стал рейхсминистром вооружений и достиг на этом посту поразительных успехов.
За десять месяцев до конца войны в Германии произвели самое большое количество самолетов и другой боевой техники. И это несмотря на то, что тысячи бомбардировщиков ежедневно сбрасывали свой груз на заводы и фабрики, кольцо союзных армий непрерывно сужалось, а запасы сырья и топлива в результате блокады уменьшились до критического уровня. В 1944 году по сравнению с 1942 годом было произведено в семь раз больше различного вида оружия, в пять раз больше — боеприпасов. И это притом что в производстве оказалось всего 30% от прежнего числа рабочих.
Весной 1945-го именно Шпеер добился сначала смягчения приказа Гитлера, согласно которому подлежали уничтожению все оставляемые предприятия и объекты жизнеобеспечения, а потом и вовсе саботировал его.
Он был прагматик, и это с его санкции использовались сотни тысяч рабов изо всех стран Европы и военнопленные.
Но во время Нюрнбергского процесса Шпеер стал единственным, кто признал полностью свою ответственность (как и всех германских лидеров) за все, случившееся в стране.
Приговорен к двадцати годам заключения.
Альберт Шпеер и Адольф Гитлер у тактической карты. Фото: Бундесархив
Вильгельм Кейтель
Именно Кейтель и ОКВ либо издавали, либо одобряли преступные приказы — например, приказ, подписанный генералом Рейнеке, об использовании оружия против русских пленных. В Нюрнберге Кейтель мог лишь сказать на это, что приказ был оправдан преклонным возрастом немцев-охранников, которые «неоднократно подвергались нападениям со стороны советских военнопленных». Но примеров не привел.
Кейтеля обвиняли в том, что он распорядился заковывать в кандалы английских пленных на время перевозки их в лагеря. Приказал расстреливать захваченных коммандос, хотя они попали в плен в форме и подлежали передаче в СД. Кейтель ответил, что это были ответные меры, потому что «в Дьеппе британцы тоже заковывали в кандалы пленных немцев, а многих расстреляли».
В Нюрнберге на вопрос, почему он не покинул гитлеровский бункер, Кейтель ответил: «Я предпочел бы скорее смерть, чем совершил такой поступок… Я верил, но я ошибался, и у меня не было сил предотвратить то, что неизбежно должно было произойти, в этом моя вина. Трагично сознавать, что лучшее, на что я был способен как солдат, повиновение и преданность, были использованы для достижения недостижимых целей. Обидно понимать, что даже честное исполнение долга может быть бессмысленным. Но такова моя судьба».
На все указания фюрера он отвечал одно: «Да, мой фюрер», и в конце концов превратился в увешанного наградами и высокооплачиваемого лакея и подхалима.
Когда он был признан виновным и приговорен к повешению, и Кейтель, и его жена не разрешили адвокату доктору Нольте подавать прошение о помиловании. Кейтель сказал, что факты доказаны. Он смирился со смертным приговором; все, чего он хотел и просил у трибунала, — заменить веревку расстрелом. Однако ему отказали в символической смерти солдата…
***
…Геринг сказал психологу Гилберту:
— Все это, конечно, прекрасно, но народ, вне зависимости от того, наделен ли он избирательным правом, или нет, всегда можно заставить повиноваться. Требуется лишь одно — заявить народу, что на его страну напали, обвинить всех пацифистов в отсутствии чувства патриотизма и утверждать, что они подвергают страну опасности. Такой метод срабатывает в любой стране.
Эпилог
В ночь на 16 октября 1946 года 10 нацистских лидеров были казнены в здании нюрнбергской тюрьмы (Герман Геринг незадолго до казни сумел покончить с собой). При исполнении приговора присутствовали журналисты — по два человека от каждой из четырех союзных держав (от СССР — корреспондент ТАСС Борис Афанасьев и фотокорреспондент «Правды» Виктор Темин).
Одиозный английский писатель Дэвид Ирвинг, известный «отрицатель» Холокоста, написал книгу о Нюрнбергском процессе, исполненную сочувствия к подсудимым. Заканчивая ее, Ирвинг со злорадством рассказал:
«…В 20.00 журналистов ввели в тюрьму для того, чтобы они смогли в последний раз украдкой взглянуть на осужденных. Кингсбери Смит, работавший на информационное бюро «Интернешнл Ньюс», был настолько одержим целью передать в Америку сенсационное сообщение раньше своих коллег, что телеграфировал его в Нью-Йорк еще до того, как их ввели в здание тюрьмы. Разумеется, все в нем, с первого до последнего слова, было чистейшей воды вымыслом. По версии Смита, он «видел» в дверное окошко, как Геринг тяжело опустился на узкую железную койку в своей камере, его массивные плечи выглядели печально понуренными на фоне голой побеленной стены, в руках у него была основательно потрепанная книга о птицах Африки, которую он пытался читать ничего не видящим взглядом… «Я стоял и смотрел на Геринга из-за плеча тюремного надзирателя, обязанностью которого было не спускать с Геринга глаз ни на мгновение, как кошка не спускает глаз с крысы… Под таким пристальным надзором американских охранников у Геринга не было ни малейшей надежды на совершение самоубийства, если бы он затевал таковое». Журналист был поражен тем, продолжал он дальше, насколько «уголовной внешностью, оказывается, обладал Геринг… бесчестное и подлое лицо, отмеченное чертами явного безумия… плотно сжатые губы, скрывавшие под собой зловещий крысиный оскал…» Смит сообщил в Нью-Йорк, что рейхсмаршалу предстоит самый длинный путь к виселице, так как его камера № 5 находится в самом дальнем конце коридора приговоренных к смерти через повешение. Отправив «авансом» эту телеграмму, он присоединился к семи другим менее расторопным коллегам, чтобы действительно взглянуть на осужденных в их камерах, вслед за чем всех восьмерых репортеров запрут на несколько часов в отдельном охраняемом помещении. В том, что он отправил эту злосчастную телеграмму, Смит, должно быть, раскаивался до последних дней своей жизни…»
Кто передал рейхсмаршалу ампулу с ядом, не установлено до сих пор.
Из заключительного слова Главного британского обвинителя Шоукросса
«Этот процесс должен стать краеугольным камнем в истории цивилизации, принеся не только возмездие преступникам, не только показав, что в конечном итоге право торжествует над злом, но также показав, что все люди во всем мире (и здесь я не делаю разницы между друзьями и врагами) теперь будут определенно знать, что отдельный человек должен стоять выше государства <…> После этой Голгофы, через которую заставили пройти человечество, человечество, которое борется теперь за то, чтобы восстановить во всех странах мира самые обычные и простейшие вещи: свободу, любовь, взаимопонимание, — обращается к настоящему Трибуналу и восклицает: «Вот наши законы, пусть они восторжествуют!..»
Трое были оправданы.
- Ялмар Шахт, имперский министр экономики, президент Имперского банка (до 1937 г.). В 1944 г. за связь с участниками антигитлеровского заговора арестован, содержался в концлагере.
- Франц фон Папен, в 1933 г. вице-канцлер Германии, в 1934 г. посланник в Вене, с 1939 г. посол в Турции.
- Ганс Фриче, глава отдела радиовещания Министерства пропаганды.
Совершенно ожидаемо, судья Никитченко выступил с протестом против всех оправдательных и (по его мнению) чрезмерно мягких приговоров.
P.S.
P.S.
От редакции
Печальная правда состоит в том, что Нюрнбергский процесс так и не стал реальным прецедентом в международном праве. Резолюция, представленная Иденом в 1946 году Организации Объединенных Наций по вопросу кодификации установленных в Нюрнберге принципов, была передана в Комиссию по международному праву, где и оказалась без излишних церемоний благополучно преданной забвению…
