— Мы сейчас все оказались в одной лодке. Жизнь перестала быть предсказуемой, удобной, комфортной и контролируемой. Кто-то потерял работу, а мы все потеряли свободу передвижения. И у нас очень много тревог… И одна из самых важных сложностей: мы не знаем, когда это все закончится. Эта неопределенность в каком-то смысле делает наше положение даже трагичнее, чем у заключенного, — человек в тюрьме, отбывающий наказание, знает какой срок ему дали, и у него есть надежда выйти досрочно или по амнистии. Мы же не понимаем, сколько будем сидеть в изоляции, и будущее перестало быть предсказуемым — это такое неравновесное состояние. И это характерно абсолютно для всех.

Самоизоляция может быть более или менее комфортная, ты можешь быть в однушке, можешь находиться в загородном большом доме, но неопределенность касается всех — мы все сейчас столкнулись с экзистенциальными вопросами: есть у тебя выбор или нет. И ты не очень понимаешь, что ты будешь делать дальше.

У меня, например, сейчас болеет коронавирусом ближайшая подруга, болеют родители нескольких моих друзей, несколько родителей моих клиентов… Это все уже перестало быть чем-то абстрактным и далеким. И мы все дико боимся за наших близких. Боимся сами заболеть и умереть, думаем про смерть, свободу, изоляцию, бессмысленность…

Все, что происходит, не может не сказываться на семье. Самоизоляция — крах, кризис или ренессанс в отношениях?

— Ренессанс? То есть возвращение к тем чувствам, которые люди испытывали , готовясь к свадьбе? Но сейчас так много пишут о том, что после выхода из самоизоляции нас ждет всплеск числа разводов. Отмечается увеличение домашнего насилия, многие ваши коллеги утверждают, что для пары 24 часа вместе — это жесткое испытание отношений

— Это все верно, особенно когда люди не просто вместе в заточении, а еще и в ощущении тревоги. Это как радиация, в каком-то смысле мы в Чернобыле: ты не видишь эту нависшую угрозу, но понимаешь, что она есть. В первые дни, когда все закрывалось, помните, все принялись за уборку своих квартир, и я тоже что-то делала, и когда протирала пыль, включился телевизор. Я его годами не смотрела, и вот он включился. Я продолжаю что-то там делать, проходит какое-то время, и я понимаю, что реально паникую! Вроде бы я даже не прислушивалась к телевизору, но под действием информации, которая оттуда полилась, началась паника!

Психолог отличается от нормального человека тем, что он чаще к себе прислушивается. Прислушался, понял — дальше начинаешь что-то делать. И я подумала: «Вот, приплыли, всего лишь был включен телевизор, а я уже заразилась паникой».

Иначе мы заражаемся тревогой, даже не отдавая себе отчета, как это происходит.

Раньше мы гораздо меньше проводили времени в семье — ты пошел на работу, в обеденный перерыв на бизнес-ланч с коллегами, потом — на фитнес, потом с друзьями в кафе – у нас было много каналов, чтобы слить напряжение даже в самые кризисные моменты. Находясь в заточении в семье, мы очень сосредоточены друг на друге, и у нас гораздо меньше возможностей, чтобы избавиться от тревоги и чувств, которые у нас возникают

Наши чувства — они разные: и обида, и агрессия — все, что угодно. И сейчас мы и наши клиенты очень похожи, мы варимся в одном котле со своими близкими. Китайцы пишут, что у них сейчас волна разводов, и у нас психологи прогнозируют такую же картину, и я совершенно с этим согласна. Космические психологи проводят аналогию между пребыванием в самоизоляции и режимом космической станции. Социальные психологи проводят аналогии с тюремным заключением.

Но ни сокамерники, ни космонавты не выбирают себе партнера, с которым пребывают длительное время. И уж точно не испытывают друг к другу любовных чувств. Мы же — встречаемся, влюбляемся, решаем жить вместе. В отличие от них, нас с нашими партнерами связывают эмоциональные отношения, которые имеют свою историю и могут быть колоссальным ресурсом в том числе и в преодолении сложных жизненных обстоятельств

— Тем более что мы дома, а не в невесомости и не в камере…

— Наши отношения могут поддерживать нас и создавать безопасную гавань в нестабильном мире. Как воспользоваться самоизоляцией, чтобы прийти к ренессансу в отношениях? Вместе с прогнозом увеличения числа разводов еще предсказывают взлет волны рождаемости, и это тоже правда, потому что секс — один из прекрасных способов канализации тревоги.

Я недавно вспоминала рассказы своих бабушек. Одна ленинградскую блокаду пережила, а потом эвакуацию, вторая тоже была в эвакуации. Они рассказывали, как было голодно и как страшно, когда бомбили эшелон. Одна там еще ребеночка рожала — моего папу. С другой стороны, то самое нищее время в эвакуации они вспоминали как очень неплохую жизнь. Говорили про взаимопомощь и взаимовыручку, которые тогда существовали. Более того, две семейные пары они привезли из эвакуации как самых близких друзей. Они дружили всю оставшуюся жизнь. И есть в практической психологии такая теория: когда тревога в обществе повышается, — а уж куда больше, когда война или эпидемия, — то силы слияния преобладают. Многие помнят, как в кризисе все помогали друг другу. В очередях в 98-м можно было слышать смех, люди общались, шутили…

— Я полагаю, что и в самоизоляции в большинстве семей также есть место шуткам и смеху…

— В этом смысле можно говорить про две тенденции в семейных парах на фоне изоляции. Первая: у них еще до изоляции существовало напряжение, были конфликты, обиды, недовольство. Но с этим справлялись путем дистанцирования — сходил на работу, по сути дела, не общался с партнером, на которого обиделся, и все обошлось хорошо. А началась вынужденная, совместная изоляция, и ты уже никуда деться не можешь. И поднимаются все невысказанные обиды, копившиеся недовольство и злость.

— Как засор в раковине… Что здесь может помочь?

— В этой ситуации нет универсального средства: все обиды, пустота поднимаются, и люди могут разочаровываться, отчаиваться и бессилие испытывать, выгорать — и вот тут реально может наступить и некая точка невозврата, когда ты понимаешь, что все: не-не-не, больше я не хочу в такой семье оставаться! Рядом человек, с которым тебя ничего не связывает, тебе с ним просто говорить не о чем. Тогда, в лучшем случае, идут к психологу, в худшем — разводятся.

И есть вторая тенденция. Представьте себе обычную среднюю семью большого мегаполиса. Конечно, мы катастрофически мало времени проводили вместе. Мы очень много работали, много времени тратили на дорогу, и у нас иногда не было времени даже перекинуться словами взглядами, обняться, какое-то время провести вместе, я уже не говорю о том, чтобы сесть и по душам поговорить. Если в семье есть дети, то все еще больше усугубляется — у супругов остается очень мало времени друг для друга. Тем не менее мы существа, для которых спаянность важна, близость, теплота, доверие, любовь — это все необходимо для выживания.

И в ситуации, когда тревога высока, кризис, непредсказуемость, мы все тянемся друг к другу, и нам важно, чтобы рядом был близкий человек. Мы на самом деле все нуждаемся в принятии, безопасности. И кто, как не наши близкие, может нам это дать. И знаете, очень многие пары отмечают, что они стали ближе. Я это ощущаю, и в том числе и у себя самой, хотя дети выросли и живут отдельно. Мне даже приходит такая мысль в голову, что если раньше, когда было очень мало времени друг для друга, то какие-то конфликты, ссоры — они были часто, чтоб внимание привлечь. А мы же знаем, что все мы страдаем больше всего от недостатка внимания. Лучше пусть оно будет отрицательное, чем никакое. И вот сейчас люди, которые заперты в заточении, могут уделять, наконец, внимание друг к другу. И я вижу и по друзьям, и по клиентам, что вот уже наружу-то особенно не хочется. Люди тянутся друг к другу, наступает ренессанс в отношениях. Наконец, мы убедились, что можно протянуть руку, дотянуться до человека, можно взглядами перекинуться — и это обеспечивает ощущение стабильности, безопасности.

Такие две тенденции… Где-то это — последняя капля. А где-то у людей просто не было времени друг для друга, а их мимолетные конфликты были связаны с потребностью привлечь внимание.

— Как это понять?

— Все мы в детстве усваиваем определенную модель отношений, получая ответы на вопросы: можно ли доверять другим людям, помогут ли они нам в трудной ситуации, можно ли быть открытыми, безопасно ли это, в состоянии ли другие люди быть отзывчивыми, доступными? И в зависимости от того, какую модель мы усвоили, — так мы и живем. Либо этот мир кажется нам безопасным, либо люди, которые нас окружают, опасны. А дальше мы эту модель переносим на общение, и не только с близкими людьми, но мы еще и строим по этой модели любовные и семейные отношения. Соответственно если нам повезло получить надежный тип привязанности, большой запас родительского внимания и любви, то мы легко можем доверять другим людям. Можем быть откровенными, открытыми и когда у нас нет времени друг для друга, мы можем от этого страдать и даже конфликтовать. Но как только время появляется, мы сближаемся — ведь все-таки мы же когда-то выбрали именно этого человека, мы когда-то влюбились, строили отношения…

— А какие еще есть типы привязанностей? Какому типу в самоизоляции совсем плохо находиться в семье?

— Был такой эксперимент под названием «неизвестная ситуация», его проводила ассистентка в группе психолога Джона Боулби, который первым описал привязанность как устойчивую психологическую связь между людьми. Ассистентка Мэри Эйнсворт помещала в комнату с игрушками мам с малышами. Потом мамы выходили, дети капризничали, но быстро успокаивались в маминых объятиях. Это была группа детей с безопасной привязанностью, которая соотносилась с материнским поведением, где было много заботы и внимания.

Вторая группа детей: мамы выходили — дети очень долго не могли успокоиться, висели потом на мамах — это тревожная привязанность. Если связывать это с поведением мамы — они было непоследовательными, непредсказуемыми: мама то отвергала, то, наоборот, ласкала ребенка. У него не было устойчивого объекта, поэтому ему очень страшно ее отпустить — малыш не уверен, что мама никуда не денется.

Этот эксперимент касался мам, и он происходил в 60-е годы, а сейчас мы уже знаем, что если не мама, а папа, дедушка, няня – хоть кто-то, хоть какой-то объект. Это потом сильно соотносится с тем, как этот ребенок, повзрослев, будет строить свои семейные отношения.

Люди с тревожной привязанностью, с одной стороны, сильно хотят близости, а с другой — испытывают страх от того, что они могут быть отвергнуты, что их покинут. Поэтому в самоизоляции они могут быть очень требовательными, от них на шаг нельзя отойти, они начинают очень настойчиво требовать близости, теплоты.

— Давайте вернемся к эксперименту, как вели себя малыши с избегающим типом привязанности?

— Мама ушла, а они сидят, как будто ничего не произошло, и это очень «удобные» дети: есть мама, нет — они сами играют, сами себя занимают. Мама вернулась — ну и ладно… И кажется, что с ними ничего не происходит. На самом деле, если померить артериальное давление и посмотреть пульс, — у них реальная тахикардия, зашкаливает давление.

Понимаете, вот он сидит, вроде бы ничего не происходит, он кажется спокойным, а его бедное сердечко готово выскочить из грудной клетки. То есть он в полуторогодовалом возрасте уже сделал вывод: хоть плачь, да хоть оборись — к нему никто не подойдет! И это, соответственно, было названо избегающей привязанностью. И ему во взрослой жизни очень сложно будет доверить свое сердце кому-то. Ему очень трудно быть открытым. Люди с избегающей привязанностью, в раннем детстве сделавшие вывод о том, что близости добиться невозможно, полагаться можно только на себя, — это люди которые не слишком доверяют другим, как правило, они держатся особнячком и на расстоянии. И вот если для человека с такой избегающей привязанностью партнером становится человек с тревожной привязанностью, напористо требующий близости, — люди попадают в жесткий цикл, в замкнутый круг.

Тревожному избегающий будет казаться слишком холодным, отстраненным, и он будет все время пытаться достучаться и попытаться добиться близости. Последний будет прятаться в свой домик. И будет прятаться отнюдь не оттого, что он эгоистичен, а оттого, что ему реально страшен такой напор. Но чем больше он будет пытаться спрятаться в свой домик, тем больше туда будет ломиться тревожный член семьи.

— И что же им делать?

— Прежде всего, понять, что самоизоляция — это не время для принятия решений. Она как индикатор: просто показывает, что у пары что-то не так. Но это вовсе не означает, что прямо теперь надо разводиться. Есть рекомендации — такая презумпция невиновности. Когда-то ты сам выбрал этого человека, и вам вместе было очень хорошо, когда-то вы ночи напролет беседовали, любили друг друга.

Просто у него или у нее тип привязанности либо избегающий, либо тревожный.

Если вы поняли, что перед вами человек с тревожной привязанностью — он хороший, но боится быть отвергнутым, ему реально страшно, — в этом случае очень важно избегать двусмысленностей, важно говорить с таким человеком прямо, конкретно. Было бы очень славно, если бы вы почаще повторяли ему про то, что он хороший и что он ценен для вас. Будьте просто надежны и терпеливы, не принимайте его взрывы и бурные реакции близко к сердцу — дело, вообще говоря, не в вас. Просто помогите ему, обняв и сказав ему, что он хороший.

А если вы поняли, что ваш партнер с избегающей привязанностью, — опять же вспомните о презумпции невиновности. И вы его когда-то выбрали, и вы были очень близки, и он казался вам чрезвычайно интересным. Он не холодный и не отстраненный, он не эгоистичный нарцисс, он просто очень пуглив и спрятался в свою раковину. Его надо аккуратно, очень осторожно оттуда доставать, выманивать. Не консервным ножом вскрывать — напор только пугает человека, он может это воспринимать как нападки, он очень боится быть уязвимым и отвергнутым, поэтому просто перестаньте на него нападать со своей любовью. Это не враждебность — это просто страх.

Если вы будете следовать этим рекомендациям — я понимаю, что советы давать легче, чем им следовать, — просто попробуйте сделать эти простые вещи, и, возможно, тогда ваши отношения ждет ренессанс. И вы будете вспоминать самоизоляцию как очень хорошее, доброе, милое время

Тут вот что важно. Меня как-то спросили: как понять, к какому типу привязанности ты относишься. Если человеку все время кажется, что его отвергают, с ним недостаточно считаются, что он недостаточно хорош для своего партнера, что партнер в любой момент его может бросить, — это, конечно, тревожная привязанность.

Если человек считает, что людям нельзя доверять и если тебе будет плохо, то вряд ли кто-то из близких придет на помощь, что надеяться можно только на себя, — это, конечно, избегающая привязанность.

Но если ты считаешь, что в большинстве своем люди добры и отзывчивы, что ты вправе рассчитывать на помощь, что близкие твои доступны, отзывчивы, что они, по крайней мере, хотят понять, что ты пытаешься до них донести, — это, конечно, безопасная привязанность.

Еще спрашивают о циклах избегающего и тревожного типа отношений: один будет догонять все время, другой — отстраняться. А бывают ли какие-то другие циклы? Да например, когда два человека с тревожной привязанностью. Здесь каждый из них будет сомневаться в любви другого, и каждый будет с очень большим пылом добиваться внимания второго. Оба в такой паре пытаются докричаться друг до друга, что-то донести.

А могут быть два человека с избегающей привязанностью. Каждый из них с детства привык к тому, что надеяться можно только на себя, бессмысленно ждать или просить помощи от других. Это два одиночества, два постояльца в одной гостинице, которые не будут искать утешения друг от друга. Не потому, что они не нуждаются в этом, а потому, что в раннем детстве была заложена та модель, когда ты понимаешь, что никто никогда не придет на твой плач…

Поняв, какого типа привязанность у вашего партнера, вы можете научиться вычленять циклы, отслеживать свои реакции, помнить про презумпцию невиновности. Обнимать тревожного, быть терпеливым с избегающим. И конечно, нельзя забывать о психогигиене. В чем она состоит?

Уже все психологи сказали, что важно составлять расписание:

И в это время делать нужно только то, что доставляет удовольствие. Кто-то лежит на диване, кто-то смотрит кино или шьет, плюет в потолок, на баяне играет, маску на лицо накладывает

— Вы говорите о косметической маске, а у меня в голове масочный режим…

— Это долго так теперь будет…