— Ты с кем-нибудь из них был близко знаком, работал вместе?

— Ну когда я перешел из нашей с тобой «Комсомолки» в журнал «Советский Союз», там продолжала работать целая плеяда людей, снимавших войну.

Прежде всего Анатолий Гаранин, конечно, запомнился. Разумеется, я знал, что есть такой замечательный фотограф, что умел он снимать не только войну. Есть его знаменитый снимок Рихтера у рояля…

— Спрошу как у эксперта: чем отличалась работа фотокора в годы войны от сегодняшней работы, сколько «носили на себе» тогдашние репортеры и нынешние?

— Носили тогда, я думаю, меньше. Хотя носить приходилось много и тогда, например — фотолабораторию. Она, конечно, не за плечами была, но, так или иначе, ее нужно было перевозить, хранить, беречь и все прочее.

— Чем тогда снимали?

— Те, с кем я общался, снимали в основном «Лейками». Но это корры центральных изданий. Конечно, в дивизионках, фронтовых газетах, снимали «ФЭДами», чем придется.

— Как же они умудрялись на такой технике делать такие кадры, плакатные, скажем так? «Лейкой», «ФЭДом»?..

— Я, конечно, работал совсем в других условиях, хотя по войнам тоже поездил… Войну снимать вообще очень непросто.

— Постановочных кадров много?

— Судя по их рассказам, да. Но поскольку я со свечкой не стоял, что могу сказать? Вот дяди Женина (Евгений Халдей. — П. Г.) фотография, флаг над Рейхстагом, конечно, постановочная, он сам об этом сколько раз говорил, не скрывал… Но сегодня, наверное, это и не так важно. И докапываться, думаю, уже не надо.

— Можешь навскидку назвать несколько других, великих, на твой взгляд, снимков?

— Я не могу вспомнить их названия, их же постоянно меняли… Ну Знамя Победы… Прекрасный жанр того же Халдея — солдаты в минуту отдыха, такие подкупают больше, чем собственно бой, бой-то, по сути, и не снимешь, я уже говорил… Когда я вижу усталых солдат, замученных, доедающих свою кашу… Мне кажется, это трогает сильнее.

Конечно, Бальтерманц, Гаранин. Это столпы, к которым тянешься, а дотянуться не можешь. Кто-то из них был попроще, кто-то нет. Был такой фотограф Владимир Драчев, тоже в «Советском Союзе», всю войну прошел, был очень прост в общении. Как-то мне в Киеве повезло встретиться с фотографом, который много снимал партизан на Украине, Яков Давидзон, его уже нет сейчас, да и всех их, к сожалению, уже нет. Александр Устинов из «Правды», я с ним познакомился в маршрутке, которая, если помнишь, ходила от Пушкинской площади до нашего подъезда.

Кстати, еще один замечательный фотограф — Петрусов, с ним, правда, я знаком не был… Его снимок встречи на Белорусском вокзале невозможно забыть. Помнишь, эту женщину на первом плане, которая счастливо улыбается? Это его, Георгия Петрусова.

— Ты сам на каких войнах работал?

— На очень многих. Первая снятая мной война — Карабах. Последняя — Афганистан. Но это, Паша, все совсем другое. Мне, наверное, это до конца и не понять. Несмотря на то что некоторые войны шли на территории страны, в которой я родился, я имею в виду Советский Союз, глобальных войн, какой была война с Германией, не было. Хотя война и есть война — кровь, мучения…

Однажды я снимал ветерана, и спрашиваю у него, для подписи, расскажите что-нибудь. Он мне начал рассказывать что-то, а потом махнул рукой: да вы все равно не поймете. Отвечаю ему: то, что вы говорите, мне как раз очень понятно, что-то за спиной тоже есть. Он помолчал: извините, не подумал…

— Ты мог бы как-то сравнить работу наших фотокоров с работой иностранных репортеров?

— Могу только догадываться. Иностранцев, снимавших Вторую мировую, я не знал… Думаю, цензура давила всех почти одинаково. Когда была у нас первая выставка военных фотографов в начале 60-х еще, люди, которые все это увидели, писали в отзывах: самое поразительное — это мужество людей, сохранивших негативы.

— Ты снимаешь на цифру?

— Мы на цифру перешли в конце 90-х. Но я не понимаю этих разговоров: кто хочет снимать на пленку, у кого есть время и деньги немалые, — пожалуйста. Как в «Комсомолке» говорили? Есть фотография — она есть, а нет ее — можно говорить о плохом фотоаппарате, плохой пленке, о том, что Степа (Владимир Степанов, фотокор, заведующий лабораторией. — П. Г.) проявитель плохо развел…

— Мне представляется, извини, что твоя профессия понемногу умирает. Если дать в руки обезьяне цифровой аппарат, она сделает пятьсот тысяч кадров, из которых четыре окажутся гениальными.

— Но кто-то должен их выбрать.

— Бильд-редактор…

— А ты знаешь, что найти хорошего бильда сегодня труднее, чем хорошего фотографа? Тем более что профессии этой нигде не учат — ни у нас, ни за границей. Это мировая проблема.

Профессия не умирает, она меняется. Другое дело, это становится все менее нужным. Есть издания, которые понимают, но их мало, но их и должно быть мало.

— Сколько у тебя фотографов в бюро?

— Двое, считая меня самого.

— А было?

— В хорошие времена — два фоторедактора и пять фотографов. До 2013 года, потом начало все сокращаться, и вот результат.

В 17-м году от меня ушел в РИА «Новости» Ваня Секретарев, сын Саши (Александр Секретарев, фотокорреспондент «Комсомолки» потом — «Известий», погиб в Афганистане. — П. Г.).

— Я его еще мальчишкой помню.

— Когда Саша погиб, Ване было 8 лет.