— Саша, привет! Как там у вас обстановка?

—Полный пипец. Возле моего дома Национальная гвардия строит большой палаточный морг. Прямо в парке перед госпиталем. Это на Кони-Айленд, недалеко от Брайтона. Брайтон пустой, все сидят по домам. Ресторан «Одесса-мама» закрыт. Впрочем, как и все рестораны.

— Продолжаешь работу?

—Продолжаю, но на прошлой неделе работал на выезде, а теперь уже только в офисе. Приходят те, кто не может сам о себе позаботиться. Мы даем им немножко налички, продуктовых карточек, даем место в ночлежке.

— Сколько им платит город?

—Где-то 180 долларов каждые две недели и продуктовые карточки на сумму 200 долларов в месяц.

— На это можно жить?

—Если не платить за жилье, вполне.

— А кто эти люди?

—Инвалиды, наркоманы, психи. А сейчас еще наплыв уголовников. В связи с эпидемией из тюрем выпускают всех, кому осталось меньше года сидеть.

— Даже убийц?

—Если человек отсидел 20 лет, так что уже этот год меняет? Тюрьмы — рассадник коронавируса, надо их распускать. Но у них туберкулез и другие заболевания.

— Ты работаешь, естественно, в маске?

—Нет, нам сказали, что клиенты переживают, если сотрудник в маске и перчатках.

— Сколько у тебя клиентов?

—Около ста.

— Они приезжают сами или ты их объезжаешь?

—Раньше было и так, и так. А сейчас боятся ездить, предпочитают звонить. Тех, кто приезжает, мы оформляем и даем место в ночлежке. Город посылает хозяину ночлежки деньги, но надо приехать, удостовериться, что клиент добрался и действительно там живет.

— Были случаи, когда ты приезжал, а человека там нет?

—50% таких случаев. Получил деньги, купил дозу и пошел искать приключений. Встретил друга, укололся, послал к черту ночлежку и пошел в наркопритон ночевать. Но в принципе все это можно сделать и в ночлежке.

На улице работать они сейчас не могут, поэтому предлагают себя в ночлежках. И имеют спрос — у других обитателей ночлежек.

У многих нет даже адреса, куда можно выслать чек. Они то в одной ночлежке живут, то в другой. Ездят куда-то, фестивалят неделю, потом возвращаются в ночлежку, а там уже закрыта их комната. Возвращаются ко мне, и я их оформляю по новой.

— Что говорят про ситуацию? Как реагируют на пандемию и карантин?

— Боятся, молятся, никто умирать не хочет. Боятся друг друга, боятся меня. Стараются держаться на расстоянии. Они понимают, что у них ослабленный иммунитет из-за употребления наркотиков, у многих СПИД, для них вирус опаснее, чем для обычных людей.

Двое подрались, один кровью закапал всю приемную и боксы. Специально. Потом закрыли офис и дезинфицировали его два часа.

— Что хотел?

— А просто был злой на весь мир. Понимаешь, это и для обычного-то человека стрессовая ситуация, а если у тебя психические проблемы, они усиливаются в разы. Эти товарищи вообще не привыкли себя контролировать. В нашей приемной все время дерутся. Причем из-за какой-то муры. Приходят семейные пары или пары геев: «Ой, ты меня не любишь…» — и все, драка, ножи вытаскивают. Прямо в офисе.

— А охрана куда смотрит?

— У нашей охраны нет оружия, это символическая охрана. Случись что, они вмешиваться не станут, просто звонят в полицию.

— Кто еще в группе риска?

— Религиозные евреи, хасиды. По ним эпидемия хорошо прошлась. Они привыкли забиваться сотнями в синагогу и молиться. Телевизора и радио у них нет. Запрет на встречи они проигнорировали. Ну и позаражались.

— Чем занимаешься на досуге?

— Здесь у нас есть маленький русский театр, мы планировали в апреле сыграть «Чайку» Чехова. Я играл Сорина, брата Аркадиной. Перенесли премьеру с 4 апреля на 4 июня в надежде, что все это когда-нибудь кончится, и продолжаем репетировать по зуму.

— «Чайка» актуальна сейчас?

— Думаю, да. В «Чайке» все и счастливы, и несчастны одновременно. Прямо как сейчас в Нью-Йорке. Если у тебя еще нет вируса, проснулся и легкие твои дышат — ты счастлив.

— Какие еще планы порушил вирус?

— У меня должна была выйти книжка в Швеции. Были запланированы чтения в трех городах — в Стокгольме, Упсале и Мальмё. Первый раз в жизни мне должны были все оплатить — билеты, гостиницу, гонорар. Вначале авиакомпания отменила рейсы, а потом и университеты закрылись. После Швеции я собирался заехать в Москву. Собрать людей в «Китайском летчике», почитать. Такой был план на апрель и май. Теперь всего этого не будет. Что остается? Только бухать.

— Пить стали больше?

— Непонятно, пьют по домам.

Но есть плюс — не надо домой добираться. В Штатах никогда особо много не пили, поскольку все за рулем. А теперь можно.

— С коренными американцами общаешься? Как они реагируют?

— Покупают оружие. Это традиция: в любой экстремальной ситуации американцы покупают стволы. В Нью-Йорке запрещено иметь огнестрел, но в близлежащих штатах у людей целые арсеналы. Придешь к кому-нибудь домой, а там — разные виды винтовок, пистолетов, тысячи патронов. Как будто человек собрался обороняться от зомби.

Многие мои клиенты приезжают с американского юга, там оружие может купить любой, но нет социальных программ. Приезжают, привозят оружие, которое легально купили, и вляпываются здесь в историю. Тут везде висят афиши: «Если вы знаете, что у кого-то есть оружие, сообщите полиции, премия 500 долларов». А они же беспринципные.

И потом мой клиент звонит мне из тюрьмы.

— Шутят на тему коронавируса?

— Еще как. Говорят, мэр Балтимора (это еще более криминальный город, чем Нью-Йорк) сказал преступникам: «Перестаньте стрелять друг в друга, а то мы не можем понять, из-за чего такая высокая статистика смертности, из-за вас или из-за коронавируса». И вот такой анекдот еще слышал. Мужчина в автобусе кашляет на женщину. Она говорит: «У вас коронавирус?» — «Успокойтесь, у меня туберкулез, все в порядке». Это было еще в ту пору, когда ходили автобусы. Но метро еще ходит, я езжу один в вагоне.