19 декабря 2018 года в центре Красноярска, на Ленина, балконы красили с лестницы пожарной машины. Город готовился к Универсиаде. Позади многократное выдирание заборов, бордюров и тротуарной плитки и замена их новыми, столь же криво воткнутыми и положенными. Впереди — завоз и перекладывание с места на место снега, а также озеленение сугробов срубленными елками. Красноярск осваивал красивую сумму на подготовку соревнований — почти сто миллиардов рублей. В этот день коллегия краевого суда — председательствующая О. Наприенкова, судьи Г. Маркатюк и О. Рагулина — удовлетворяет жалобу представителя мэрии Д. Попандопуло и отказывает в предоставлении жилья сироте и инвалиду детства (второй группы) по психзаболеванию Марине Р.

Сироты, выпускаясь в 18 лет из детдомов, имеют право на внеочередное получение жилья — если у них нет своего угла или жить в нем невозможно. Государство, кстати, на это деньги дает. Строительная индустрия, махом осваивающая миллиарды, — налицо. Казалось бы — проблемы быть не должно.

И все же она появилась — Марина не успела встать в очередь «на внеочередное получение» до 23 лет. Все, кто старше, получают автоматом отказ. Для таких случаев есть суд. Согласно обзору судебной практики Верховного Суда РФ от 20 ноября 2013 года, отсутствие сироты в очереди на жилье без учета конкретных причин, почему так случилось, не может само по себе служить основанием для отказа в жилье. Надо выяснять — почему.

Так вот, Марина родилась в 1983-м в Иланском (Красноярский край). В декабре 94-го умирает отец, через два месяца мать. Марине — 11 лет. Опекуном назначают бабушку, но та, и двух лет не проходит, от опеки отказывается. Помещают до 18-летия в красноярскую коррекционную школу №4. Это школа VIII вида, для детей с легкой умственной отсталостью. В мае 2001-го переводят в Агульский интернат. В 2006-м райсуд лишает ее дееспособности. То есть поражает в правах на работу, на деньги, на собственные представления, как их тратить, на женитьбу и своих детей.

Через пару лет Марину переводят в Шарыповский психоневрологический интернат (ПНИ), и в 2013-м, когда ей уже 30 лет, другой райсуд принимает обратное решение, признав ее дееспособной. Марину направляют в Красноярский дом-интернат №2 для граждан пожилого возраста и инвалидов, где она и живет до лета 2016 года. Сейчас жилье снимает, 22 апреля ей исполнится 36 лет.

И никогда никто Марине до ее 30-летия в закрытых учреждениях не рассказывал, что государство должно обеспечить ее жилым помещением и как занять очередь. Об этом она узнает только в Красноярске. Помочь берется адвокат Юлия Богодист.

Осенью 2018-го Центральный райсуд Красноярска иск удовлетворяет, обязав мэрию дать Марине жилье. Однако минувшей зимой крайсуд решение отменяет. Логика отказа в жилье кажется кривой, но это как искать прямоту в верблюде. Вот только факты, запечатленные решением суда: в нем, например, указано, что отец истицы умер 11.12.1994, а чуть ниже — цитирую — «отец истицы <…> участвовал в приватизации жилого помещения, предоставленного ему на основании ордера №2186 от 27.01.1996».

— Во Втором интернате находятся в основном сироты, восстановленные в дееспособности уже после 23 лет, когда они еще могли встать в очередь на жилье, — рассказывает «Новой» Юлия Богодист. — Узнав об этой проблеме в феврале 2017-го, не смогла пройти мимо. На протяжении полутора лет выиграла 14 дел, ребятам давали жилье. Однако с середины прошлого года краевая апелляционная инстанция решила: хватит. И начала отменять решения первой инстанции. Ни норм, ни мотивировки…

Жалко? Денег не хватает? Федбюджет РФ — профицитный, денег — помойка. Бессмысленные траты и проекты не перечесть, миллиарды на красноярскую Универсиаду выглядят еще верхом рачительности и мудрости. Притом что нужное позарез — не делается. И на то, для чего, собственно, и нужно государство, у него нет даже медяков. Посмотрите февральский отчет Счетной палаты об исполнении бюджетов за прошлый год. Огромные остатки на счетах казначейства бьют рекорды. И за последние 10 лет отмечен самый низкий уровень исполнения расходов федбюджета; министерства не израсходовали 785,8 млрд, что выше показателя 2017-го в 1,3 раза. Чиновники не тратят то, что должны по закону. Закрома родины пухнут и трещат. Вопрос: для чего/кого?

Александр З. родился в 1984-м в Ачинске (Красноярский край). Та же инвалидность, что у Марины. Мать умирает в 93-м, Саше 8 лет. Отец в тюрьме (далее его следы теряются). Определяют в детдом, в 18 лет признают недееспособным и направляют в Боготольский ПНИ. В 2013-м, когда Александру уже 29 лет, суд восстанавливает его в правах, утверждая дееспособным. Отправляют в Красноярск, во Второй интернат, где поныне и живет. Сейчас Александру 34.

Прошлым летом Центральный райсуд обязал мэрию дать ему жилье. Осенью крайсуд (судьи Наприенкова, Корчинская, Рагулина) решение отменил, аргументировав так: «После признания истца дееспособным в 2013 г. и до обращения в ноябре 2017 г. с иском в суд доказательств, свидетельствующих о наличии уважительных причин, в силу которых истец не обращался по вопросу обеспечения, не предоставлено». В общем, долго шел. Как и Марина. Исходя из такого качества доводов, кажется, будто квартиры в пользу сирот отнимают у судей.

Отказы запущены на конвейер. Но Богодист не сдастся: по двум подзащитным документы подала в Верховный Суд, по третьему готовит.

Не лопнул бы.

Картина этого конкретного жлобства российского государства будет неполной, если не упомянуть еще несколько наблюдений. Экономия на квартирах для сирот — все-таки следствие. Кто и зачем запирает сирот в ПНИ и лишает дееспособности?

Из материалов члена Совета при правительстве РФ по вопросам попечительства в соцсфере, директора московского Центра лечебной педагогики Анны Битовой к заседанию Совета 1 февраля (на котором вице-премьер Татьяна Голикова сообщила, что 29 января дала поручение проверить в течение двух месяцев всю систему ПНИ): «На сегодня из всех 159 воспитанников ДДИ Кемеровской области в возрасте от 14 до 18 лет — 54 ребенка уже лишены дееспособности (более 30%)». Битова предлагает развивать институт «ограниченной дееспособности». Однако из материалов проверки одного из ПНИ там же, на Кузбассе, следует, что люди, в том числе персонал интерната, просто не в курсе введения понятия ограниченной дееспособности, здесь практикуют только лишение целиком. Люди хотели бы узнать также, но им не говорят, какая у них пенсия. Впрочем, какое это имеет значение, если тут живущим, например, недоступна питьевая вода между приемами пищи.

«Начиная с младенчества, сироты, признанные инвалидами, помещаются в лежачие отделения одного из 252 домов малютки, где их кормят и меняют им белье, однако не занимаются их развитием, они не получают медпомощи и лишены многих прав ребенка, предусмотренных Конвенцией (о правах ребенка.— А.Т.). Те, кто признан умственно отсталым или олигофреном, в возрасте около четырех лет сталкиваются с другим серьезным нарушением их прав. В этот момент госкомиссия признает их необучаемыми и со временем им будет назначено проживание в ПНИ. Сироте практически невозможно обжаловать такое решение.

Согласно официальной статистике, около 30 тыс. детей обречены на пребывание в изолированных учреждениях, существование в которых немногим лучше нахождения в российских тюрьмах.

Как в домах малютки, так и в интернатах детям могли назначать мощные успокоительные средства в отсутствие медпоказаний. <…> Использование карательной психиатрии против взрослых, которое было осуждено и отвергнуто по всему миру, по-прежнему процветает в детских учреждениях» (из доклада Гражданской комиссии по правам человека «Карательная психиатрия в отношении детей-сирот России», декабрь 2013 года).

В том же, последнем перед Крымом и много обещавшем, году Александру, Марине, многим другим бывшим детдомовцам и восстановили дееспособность. А красноярский психолог Николай Щербаков добился приезда в край комиссии Независимой психиатрической ассоциации России, специалистов Московского НИИ психиатрии, проверивших, как соблюдаются права детей-сирот при оказании им стационарной психиатрической помощи. И если раньше в психушку сирот запросто запирали за дурное поведение, после той проверки край стал лидером в России по количеству отказов от подобных «поведенческих» госпитализаций — как бы на них ни настаивали сиротские заведения. Сократилось время содержания детдомовцев в психбольницах, ужесточились условия помещения их туда, при определении уровня интеллекта стали опираться на стандарты мировой психодиагностики — и в результате очень многим выставленный ранее диагноз «умственная отсталость» сняли.

Само собой, это живой процесс, он идет постоянно и с переменным успехом, Щербаков еще не раз звал детских врачей из Московского НИИ психиатрии с просветительскими семинарами. Вот только что детские психиатры Евгений Корень и Татьяна Куприянова участвовали в круглом столе, посвященном прежде всего проблеме перевода воспитанников из учреждений образования (детдомов и школ-интернатов VIII вида) в учреждения соцполитики (детские ПНИ). Специалисты сходятся, что всех сирот — «кандидатов» для перевода в детские ПНИ следует обязательно обследовать силами клинических психологов краевого диспансера (ПНД) с помощью современных методик, а детдомам и школам-интернатам VIII вида — перестать лишать воспитанников дееспособности, оставив это на усмотрение ПНИ.

Однако местная реальность вносит коррективы. Вот некоторые тезисы. Говорит главный детский психиатр края Елена Володенкова:

• Большинство межрайонных центров не имеют в штатах медицинских психологов. Один детский краевой ПНД не сможет обследовать всех детей края по методикам Векслера просто физически, в нем всего три ставки психолога.
• В крае резко уменьшилось количество классов в бывших коррекционных школах для детей с легкой умственной отсталостью (УО). Дети с этим диагнозом обучаются в рамках инклюзии в общеобразовательных школах, где для этого фактически не созданы условия.

А вот что говорят педагоги одной из красноярских гимназий — об инклюзивном образовании:

• Ребенка с УО в классе обучает обычный учитель, не олигофренопедагог. В лучшем случае он прошел спецкурсы повышения квалификации. Это профанация. В результате учителя осознают свою профнепригодность, нередко у них происходит эмоциональное выгорание. Часто такой ребенок становится изгоем в классе. И проявляет неадекватную агрессию. Форм воздействия на эту ситуацию у школы фактически нет.
• Учителя и специалисты службы сопровождения перегружены работой, финансово это никак не подкреплено.
• Сейчас мест для ребенка с легкой УО в коррекционной школе, тем более в пределах досягаемости, как правило, нет.

Как раз к круглому столу появились новые сообщения об оптимизации: в Дивногорске (городе-спутнике Красноярска) собираются закрыть вечернюю школу №1 — последнюю такую во всем огромном регионе, где выпускники коррекционных школ доучивались и получали аттестат. Чтобы сдать ЕГЭ и окончить школу не со справкой, сюда ехали из соседних городов и субъектов — повсюду подобные заведения ликвидированы, остались лишь кое-где вечерние классы в некоторых школах — но то для обычных ребят.

В ПНИ России сегодня живут 155 878 человек, в том числе 15 889 в детских учреждениях (данные Роструда). Контингент растет: в 2016-м в ПНИ и ДДИ находилось 149 тысяч. Руководству страны, что делает ставку на устаревшие технологии и на сырьевое производство, что игнорирует экологические протесты, позволяя крупным металлургическим, горным, угольным бизнесам травить даже миллионные города, что оптимизирует медицину и образование, сокращает по факту доходы людей, нельзя надеяться на уменьшение этого контингента, больных детей, инвалидов с рождения, детей с особенностями и задержками в развитии. Это все равно что запрещать кровохарканье больному туберкулезом. Помимо того, это и объективный процесс, присущий современному миру: медицина спасает экстремально недоношенных детей и продлевает жизнь старикам. Это — благо, но есть и последствия — проблемы с их здоровьем, девиации детские и деменция старческая.

Прекрасные перинатальные центры в регионах строят, а система ПНИ остается советской по духу и факту — не только воздвигнутые, но в последний раз тогда отремонтированные интернаты разваливаются, тонут в канализации, в них отсутствует элементарная своевременная медпомощь. О качестве медицины в ДДИ — из материалов Анны Битовой: «Текущая ситуация. Кейс про психиатрию. Подросток А. 15 лет. Пять госпитализаций в психиатрическую больницу за последние два года. По записи лор. Хронический гнойный средний отит. Снижение слуха. Слуховые аппараты не выписаны. Из записи психиатра (причины госпитализации). «Не слушает воспитателей. Не выполняет их просьбы». <…> Диспансеризация. Кейс про качество. Девочка М. 14 лет, наши специалисты отметили полную расщелину мягкого и твердого неба (в медкарте этого диагноза нет). Записи по результатам диспансеризации: лор — здорова, стоматолог — здорова».

Лишь 2% трудоустроены. Только 2412 граждан (6% из выбывших) выписались из интернатов за 2016–2018 годы для проживания самостоятельно. И лишь 0,2% существуют по технологии «сопровождаемое проживание» (это из европейской практики: человеку помогают, чтобы он жил самостоятельно, — насколько это возможно).

Министр труда и соцзащиты Максим Топилин заявил 28 марта: «Сколько людей из ПНИ может быть потенциально выведено на сопровождаемое проживание — по нашим оценкам, это порядка 40–45%». Вместе с тем 5 февраля Топилин сообщал, что в 2019–2024 годах на строительство и реконструкцию ПНИ (а также домов престарелых) выделяется 50 млрд. В начале года правительство дало 2 млрд на строительство ПНИ в 17 регионах со сроком ввода 2019–2021 годы.

Освоение средств, очевидно, более понятная и подъемная задача, чем гуманизация системы ПНИ и ДДИ. Тем ценней любая человеческая попытка, пусть та и выглядит маниловщиной. По итогам двухмесячных внеплановых проверок и мониторинга деятельности ПНИ 28 марта Совет при правительстве РФ по вопросам попечительства в соцсфере под председательством Голиковой собрался вновь, на днях обнародован протокол заседания. Это не план давно назревшей реформы, но из него видны направления усилий.

С апреля по сентябрь Минздраву совместно с властями субъектов РФ и Центром им. Сербского поручено провести индивидуальное освидетельствование всех россиян, живущих в ПНИ. С оценкой обоснованности нахождения каждого в ПНИ и его способности к социализации. В результате в каждом регионе в октябре должен появиться реестр нуждающихся в сопровождаемом проживании, обучении или переобучении, в трудоустройстве и мерах соцподдержки.

Решено также учить граждан в возрасте 18 лет и старше, проживающих в ПНИ, ранее не получивших общего образования. До 1 августа поручено разработать адаптивные программы обучения (и общего, и профессионального), определить образовательные организации, территориально приближенные к ПНИ, на базе которых все и будет происходить.

Вытаскивать людей, не потерявших способности социализироваться, из ПНИ надо. Но что их ждет после составления реестра? Куда они — при таких вот судьях и чиновниках, как в Красноярске?

В провинции это уже давно штучные спецы.

А кому составлять реестр? Москвичам ездить по всей России? Помните про три ставки психологов в краевом диспансере? Кого подрядят мотаться (один Красноярский край — 18 Англий)?

Меж тем Щербаков уже сам задумал просветительский проект — ездить в районы и пытаться предупреждать перемещения сирот из детдомов в ПНИ. Не только тестировать ребенка, но и работать с ним и персоналом детдома по результатам диагностики, обучать педагогов и специалистов тонкостям взаимодействия с сиротами и практической психологии. Это будет «скорая помощь» фонда «Счастливые дети», где он работает, для самых трудных детдомовцев (первых кандидатов в ПНИ).

В хорошем красноярском доме-интернате №2 раньше доживали персональные пенсионеры, Герои Соцтруда. Потом поток сократился, учреждение перепрофилировали, сейчас здесь первое время живут те, кто получил дееспособность либо прошел судебно-психиатрическую экспертизу. Это не единицы, это новый поток. К воле они адаптируются постепенно, работу им дают там же, в интернате, или рядом. Дворниками мужики, женщины моют полы. Но молодые учатся, стремятся, заканчивают различные курсы и находят работу поинтересней. Держатся друг друга — кто успел благодаря усилиям Богодист получить квартиру, дают угол своим. Расписываются, конечно, в основном друг с другом. Это все очень разные жизни и судьбы, но все же — свобода.