Срывы культурных мероприятий (помимо концертов есть еще фестивали) — только часть большого противостояния власти, но не конкретно с певцами или общественниками, а с молодежью вообще. Первым общую картину зафиксировал руководитель правозащитной организации «АГОРА» Павел Чиков («Кидс, это объявленная вам война!»): школьников ограничивают политически, против некоторых из них точечно выступают полиция и спецслужба, устраиваются гонения на молодежную культуру, подвергается критике даже стиль и образ жизни молодых людей. В этой схватке, которая на самом деле является олицетворением проблемы «отцов и детей» образца 2К18, изначально не было никаких переговоров. Власть сразу начала с репрессий — чем только ожесточила молодежь против себя. И отступать стороны пока не планируют.
«Новая газета» исследовала линии фронтов и спросила экспертов, к чему приведет это противостояние.
Культурный фронт
Каким оружием ведется бой: отмена концертов, фестивалей аниме, художественных конкурсов.
Где: по всей России — в Вологде, Екатеринбурге, Якутии, Краснодаре, Казани — далее везде.
Театр военных действий: концерты популярных у российской молодежи исполнителей начали отменять еще в феврале: тогда в Москве и Петербурге два клуба отказались принимать выступление украинского исполнителя Захара Май — из-за недопустимых «с морально-этической точки зрения высказываний артиста». Посты Захара Май в соцсетях выглядят и вправду очень неоднозначными, однако следом пошла волна отмен концертов и других исполнителей по всей стране, но с похожей формулировкой. Ключевое обвинение — «безнравственность» исполнителей: среди пострадавших не только рэперы, но и представители других жанров — Ольга Бузова, Монеточка и панки, — просто рэперы оказались самыми принципиальными и неуступчивыми.
Как правило, отмена концерта происходит по одной и той же схеме: в администрации площадки раздается звонок от «компетентных органов» (мэрия, прокуратура, ФСБ), после чего исполнитель попадает в стоп-лист заведения. Существуют вариации: в апреле, мае и августе на панк-концерты приходили ОМОН и СОБР, посетителям пересчитывали ребра, а в карманах искали не аморальность, а наркотики. Наркотики пообещали подбросить и группе IC3PEAK в Новосибирске: там на солиста 1 декабря сразу надели наручники, продемонстрировав полную неадекватность при принятии решений. Позже группу отпустили, но осадок остался.
Еще один способ — найти «возмущенную общественность». Особые надежды возлагаются на социальную группу «обеспокоенные родители» и вообще тех, кто печется о правах детей. В Вологде омбудсмен по правам ребенка Ольга Смирнова отправила заявление в прокуратуру и Роскомнадзор с требованием запретить концерты Хаски и группы «Френдзона», поскольку они «аморальные», — а когда представитель «Френдзоны» поинтересовался мотивами у самой Смирновой, та просто заблокировала его в соцсетях.
Обвинение в «безнравственности» — стиль, во многом присущий кавказским республикам в силу более строгого культурного и традиционного кода. Концерты, разумеется, отменялись и на Кавказе: самый известный случай — конфликт вокруг несостоявшегося концерта в Дагестане Егора Крида, куда оказались втянуты многие медиаперсоны.
Более свежий пример — отмена фестиваля аниме AniDag в том же Дагестане. Экс-участник команды КВН «Сборная Дагестана» Эльдар Иразиев призвал запретить мероприятие, которое нарушает «моральную чистоту» дагестанских жителей. В адрес организаторов AniDag посыпались угрозы, руководителя фестиваля Саиду Турчалову даже забирали в полицию. В итоге «противоречащий дагестанской культуре» проект был отменен.
Наконец, под категорию «безнравственности» попал и конкурс детских рисунков в школах ко Дню толерантности в Екатеринбурге. Активисты нашли в творчестве школьников ЛГБТ-мотивы: радугу и надпись «Нам не дано выбирать внешность, ориентацию и расу. Мы все по-своему уникальны».
Рисунки изъяла полиция, «радетели» нравственности требуют завести административное дело на директора школы. Министр образования Свердловской области Юрий Биктуганов «моралистов» одобряет: «Содержание этих дней нужно более тщательно прорабатывать, чтобы таких примеров в школах не допускалось. Содержание, которым было наполнено данное конкретное мероприятие, нельзя назвать приемлемым».
Анализ тактики: категории аморальности подразумевают, что речь идет о каком-то воспитательном процессе, о попытке привить этические и идеологические нормы, но в случае с отменой всего, что только возможно, говорить о создании идеологической платформы точно нельзя, считает музыкальный журналист, культуролог Андрей Архангельский. «Во власти есть понимание, что этим людям (молодежи.— Ред.) что-то прививать совершенно бессмысленно, — говорит Архангельский. —
Речь идет о начертании границ допустимой свободы. Это выставление флажков.
Где-то на заднем плане есть представление о том, что это такой воспитательный процесс, но беда в том, что этическая норма в принципе в России не прописана, поэтому очень трудно предъявлять какие-то претензии молодежи: а чему они должны соответствовать? Канона-то нет». Есть подозрение, что власть видит в качестве канона для молодежи в своем идеальном представлении образ простого «советского человека» с его инфантилизмом, патернализмом, беспрекословным принятием власти и неприятием всего того, что не является нормой для большинства. «Но это больно уж too much», — добавляет Архангельский.
Поведение власти в целом похоже на поведение «училки, которая потеряла контакт с учениками», формулирует социолог и философ Григорий Юдин. «К их жизни у нее давно нет интереса, но у нее есть представление, что они должны делать, а что не должны.
И когда она видит, что ее норме никто не подчиняется, училка раздражается и начинает лупить всех указкой, ставить в угол и бить линейкой по пальцам,
— сыплет метафорами социолог. — Концерты на местах не вписываются в то, что власти на местах хотели бы приветствовать, и они машинально их пытаются запретить. А дальше — эффект домино».
«Запреты концертов сами по себе — вовсе не разосланная из Кремля методичка, а желание регионов на местах «догнать и перегнать» пожелания Федерального центра, даже когда их вовсе нет, — соглашается бывший пресс-секретарь движения «Наши» и Росмолодежи Кристина Потупчик. — Плюс это прямое следствие криво написанного законодательства, законов, сочиненных ad hoc, по случаю какого-нибудь прецедента и непригодных для всех прочих случаев. Та же «пропаганда курения, алкоголя» или «пропаганда гомосексуализма» — по факту по этим законам можно запрещать и отменять все, начиная от стихов Есенина и песен Высоцкого и заканчивая «Голубыми огоньками».
На рэперах никакой особой фиксации нет, уверена Потупчик, лишь часть исполнителей, концерты которых запрещают, исполняют что-то похожее на рэп. «Я читала одно из писем так называемой фейковой «родительской общественности» (состоящей часто из нескольких городских сумасшедших) — они требовали у городских властей отменить концерт группы «Порнофильмы», потому что якобы само название группы пропагандирует порнографию. Они добились своего», — говорит общественный деятель.
По-хорошему, выход из сложившегося положения только один: нужно начинать мирные переговоры, поскольку те же рэп-исполнители переходят даже не на сторону молодежи — на сторону нелояльных власти структур:
Хаски после концерта отдал часть выручки «Медиазоне», а рэпер L`One еще до массовой атаки на исполнителей пожертвовал деньги на штраф журналу The New Times. Но власть не видит в рэперах равных себе.
«Логика власти: что, с ЭТИМИ, что ли, людьми, разговаривать? Молодежь хочет диалога — и находит его в рэпе, — а власть этого не понимает. Давить — единственный доступный инструмент, но это только еще больше консолидирует молодежь в своем протесте», — говорит Архангельский.
Движение в обратную сторону, однако, есть: директор Службы внешней разведки Сергей Нарышкин и бывший министр культуры Михаил Швыдкой предложили выделять на «рэпчик» гранты. Это, с одной стороны, показывает обеспокоенность власти музыкальным объединением: Нарышкин, отмечает Архангельский, имеет опыт работы в комсомоле и понимает, чем может закончиться такое противостояние, а Швыдкой — просто наиболее продвинутый в части принятия новых веяний человек от власти. С другой стороны, все это похоже на логику «мы не смогли вас запугать, теперь попробуем купить».
Политический фронт
Каким оружием ведется бой: запреты на участие в политике и митингах, штрафы для несовершеннолетних, законодательные инициативы о запретах игр, обыски у школьников.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68
Где: Москва, Архангельск.
Театр военных действий: важная, но официально не подтвержденная деталь запретов концертов: несколько источников утверждают, что существует некий «черный список» ФСБ, в соответствии с которым отменяются культурные мероприятия. Спецслужбы это не подтверждают, однако главред Russia Today Маргарита Симоньян открыто пишет, что Хаски выпустили сразу после того, как в администрации президента послушали его песни, а в ряде СМИ говорится о том, что исполнители в «стоп-листе» были в плей-листах задержанных «последователей» архангельского «бомбиста».
Противостояние молодежи и спецслужб выглядит куда более кровавым и агрессивным, нежели концертные дела. В широком смысле холодная война шла с момента, когда мейнстримом стало преследование людей за мемы и репосты — 282-я статья стала ассоциироваться с «молодежной».
Обострение случилось в момент дел «Сети» и «Нового величия»: спецслужбы, желая выслужиться, перегнули палку даже по нынешним временам, а жалобы на пытки со стороны арестованных стали дополнительным раздражителем для подростков — в первую очередь правых и анархистов. Кульминацией стал взрыв, устроенный на проходной ФСБ в Архангельске в конце октября 17-летним подростком (госСМИ назвали это «самоподрывом», подрывник погиб). После этого спецслужбы стали еще суровее: запрет концертов — это одна часть, а другая связана с задержанием 14-летнего школьника в Москве, который якобы готовил теракт на «Русском марше»: ФСБ в первые дни после взрыва активно искала возможных последователей архангельского анархиста и не больно церемонилась в выборе средств.
При этом этот конфликт — лишь часть более широкого непонимания между молодежью и властью. Речь идет о выступлениях в марте 2017 года, когда в среде протестующих на митинге Алексея Навального впервые были замечены в ощутимом количестве школьники и подростки. Власти понадобилось больше года, чтобы подготовить ответную операцию: в ноябре в первом чтении был принят законопроект об административной ответственности и штрафах за вовлечение несовершеннолетних в несанкционированные митинги и шествия. Кроме того, обсуждается идея о наказании родителей за своих детей — вплоть до лишения родительских прав (депутат-единоросс Сергей Вострецов, предложивший это, лидирует в голосовании читателей «Новой» на самое людоедское высказывание 2018 года).
Анализ тактики: если культурные «баттлы» — это относительно интеллигентная война, то политические воззрения подростков, помноженные на их максимализм, ничего, кроме страха, у власти не вызывают — и реакция на это может быть только одна. «Главное беспокойство власти — угроза дестабилизации, которая может исходить от любых объединений молодежи: от правых до исламистов на Кавказе, — говорит руководитель организации «СОВА» Александр Верховский. —
Поскольку заранее непонятно, кто опаснее, превентивно меры нужно применять ко всем».
Любопытно, что уголовные репрессии, по данным правозащитников, в этом году имеют очевидную тенденцию к снижению, уступая место тому, что принято называть термином «профилактика». Частичная либерализация 282-й статьи — один из таких примеров. Но, как представляется, большая сила инерции приводит к тому, что особенно острые бои — как в архангельском случае — только разгораются. Конкретно в этой ситуации хорошей стороны нет, и тот же 14-летний школьник действительно мог что-то замышлять, но действия спецслужб, нарочито агрессивные и злобные, не дают потухнуть протестному огню.
«Школота» как источник всего беспокойного, безусловно, заявила о себе в прошлом году, но ее масштабы явно преувеличены, говорит политтехнолог Шкляров. Как и в случае с концертами, власть стала жертвой собственной пропаганды. «Пропагандистский фантом, рожденный по следам массовых протестных акций весны и лета 2017 года, утверждал «протест школоты». Не будем углубляться в причины выбора именно такого конструкта, они, в общем, на поверхности: сведение в публичном поле антикоррупционных протестных акций к инфантильной подростковой истерике, относиться к коей взрослому человеку можно в лучшем случае снисходительно. Но
объем усилий, приложенных к имплантации в сознание публики мысли о «школьниках», которыми манипулирует ловкий дудочник Навальный, — не мог не привести к эффекту «сами придумали — сами верим».
И административным попыткам дудочку у Навального забрать для себя, выражением чего все сегодняшние разговоры о «молодежной политике» и выступают», — скептически говорит Шкляров.
«У нас законодатели о детях вспоминают раз в год, да и то как о поводе запретить что-нибудь эдакое, — недовольна Потупчик. — Обычно это происходит после какой-то трагедии. Думают, что защищают детей от напастей, новых угроз и прочих ужасов, выписывают под шумок очередной корявый закон, а потом люди в тюрьме за интернет-мемы оказываются. Законы надо писать нормально, надо правоприменительную практику анализировать, а вместо этого латаются какие-то несуществующие дыры».
Ценностный фронт
Каким оружием ведется бой: патриотизм, враги народа, церковь, письма на фронт, запрет интернета.
Где: вся Россия.
Театр военных действий: оба конфликта — культурный и политический — в широком смысле являются ценностными. Эксперты говорят, что такого сильного разрыва в понимании действительности между поколениями не было давно. Молодежь и старшее поколение всегда жили в разных мирах, но если в советское время идеологический каток был тотальным в силу отсутствия альтернативных источников информации, то сейчас попытка указать «как надо» ведет в лучшем случае к насмешке, а в худшем — к непримиримой вражде с обеих сторон.
Новые идеи предложить молодежи власть оказалась не в состоянии. «Идеология «для молодежи» не может работать изолированно, она должна быть встроена в идеологию государства, отсутствие которой — главная характеристика сегодняшней политической системы в России», — объясняет Виталий Шкляров. Но нельзя же позволить молодежи просто так болтаться, поэтому в ход идут старые приемы. В Екатеринбурге школьникам на соревнованиях по стендовой стрельбе предложили пострелять во «врага русского народа». Там же, но чуть раньше, Росгвардия предложила школьникам побыть в роли заложников. В Нижнем Тагиле на тушение снежками Вечного огня глава региона отвечает массовыми классными часами о «патриотизме», а в Петербурге школьникам предлагают написать письмо «отцу на фронт».
Там, куда не дотягивается патриотическое воспитание, властвует церковь с основами семейной жизни и запретом добрачных связей
(это тоже Петербург, но вообще-то вся страна).
А глава Комитета по вопросам семьи, женщин и детей в Госдуме Тамара Плетнева предложила запретить сайты знакомств, поскольку они просто не совпадают по идеологии с ее пониманием жизни. «Мы тоже в свое время по-разному знакомились: и в транспорте, и на улице, и на танцах, но это не значит, что сразу женились.
Мы дружили, договаривались как-то, ходили свататься, представлялись родителям, а уже потом женились, регистрировались обязательно. А тут чего? Нажали на кнопочку, совпало — давай, да?
Я считаю, что у нас сегодня девочки должны быть умные, ведь они же мамы будущие. Ребята как-то к этому проще относятся — переспал и ушел, а ей потом расхлебывать», — говорит Плетнева. И это многое объясняет: в понимании представителей власти, если не так, как было у нас раньше, — значит, плохо.
Анализ тактики: нельзя сказать, что власть совсем не пытается взаимодействовать с молодежью и не пытается понять ее идеологию. «Именно сейчас усилиями новой АП для молодежи появилось множество социальных лифтов, начиная от пакета конкурсов линейки «Россия — страна возможностей» и заканчивая Сириусом и региональными технопарками, Кванториумами», — говорит Кристина Потупчик. Но и она признает, что «на уровне законодательных инициатив продолжают лепиться на коленке все новые запретительные реляции, придуманные «по случаю», не обдуманные и не работающие в условиях реальной жизни так, как того хотелось бы законодателям», что сводит на нет все какие-то здравые вещи.
Но давить легче, чем договариваться, и поэтому вместо диалога, о котором говорил Андрей Архангельский, по всей стране появляются «политруки», которые скорее поучают школьников и молодежь, чем вызывают у них реакцию отторжения, говорит Григорий Юдин. «У власти нет языка, которым можно разговаривать с молодежью, поэтому и
возникают странные истории вроде совета блогеров в Госдуме, что похоже на зоопарк: мы не знаем, как это животное устроено, давайте приведем его к нам и поизучаем,
что с ним можно сделать», — иронизирует социолог.
Чтобы диалог налаживать — нужен посредник, резюмирует Александр Верховский из «СОВА». «Чтобы радикализация не заходила слишком далеко, нужно искать какие-то общественные институты, которые будут налаживать диалог, — говорит он. —
Не может быть милого диалога между оперативниками и панками. Нужен посредник».
Одним из таких «посредников» могла бы стать та же самая музыка — если только исполнителям освободят руки от наручников, чтобы они могли держать в руках микрофон.
Поддержите
нашу работу!
Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ
Если у вас есть вопросы, пишите [email protected] или звоните:
+7 (929) 612-03-68