В понедельник в Москве в Центре Сахарова был презентован ежегодный доклад общественного движения «Российская ЛГБТ-сеть» о положении ЛГБТ-сообщества в России. В мероприятии приняли участие представители ЛГБТ-организаций Питера и Москвы, сотрудники иностранных посольств, а также активисты. В отличие от презентации доклада «Российской ЛГБТ-сети» по ситуации с положением представителей ЛГБТ-сообщества в Чечне (пресс-конференция состоялась 3 апреля), на данном мероприятии не было ни журналистов негосударственных СМИ, ни сотрудников государственных медиа.

Ежегодный доклад о положении российского ЛГБТ-сообщества базируется на данных опроса 5400 респондентов и мониторинга случаев дискриминации и насилия на основании сексуальной ориентации и гендерной идентичности, имевших место в России в 2016–2017 году. Сведения, полученные программой мониторинга, не являются исчерпывающими, так как представители ЛГБТ-сообщества в России не всегда готовы рассказывать о случаях дискриминации, жертвами которой они стали, редко обращаются за помощью в полицию и в СМИ. Для многих из них затруднен доступ к существующим негосударственным формам поддержки, в связи с тем, что общественно значимая информация о положении ЛБГТ-сообщества в России лимитирована Федеральным законом № 135, принятым в 2013 году в декларативных целях «защиты несовершеннолетних от информации, пропагандирующей отрицание традиционных семейных ценностей».

спецпроект «новой газеты» «принятие». 12 портретов геев, выживших и бежавших из Чечни. смотреть =>

Так, ущемлению прав подверглись в первую очередь учителя и семьи, в которых один из родителей признал свою принадлежность ЛГБТ-сообществу.

Все известные случаи травли учителей начинались с доносов — сбора соответствующей информации в аккаунтах жертв в социальных сетях и предоставлении этих сведений по месту работы жертв с требованием «защитить детей от аморального влияния».

Доносами занимаются резко активизировавшиеся и поощряемые государством гомофобные активисты. Один из самых известных — житель Санкт-Петербурга Тимур Булатов (Исаев).

Именно по его доносу в одной из красноярских музыкальных школ уволили учительницу эстрадного вокала Марию Шестопалову. Булатов изучил ее профиль в соцсети «ВКонтакте» и передал информацию о сексуальной ориентации Шестопаловой руководству школы, в МВД и в мэрию Красноярска.

Вместо того чтобы привлечь к уголовной ответственности самого активиста (хотя бы за распространение персональных данных), директор школы попыталась добиться от Шестопаловой «увольнения по собственному желанию». Девушка отказывалась до тех пор, пока ей не пригрозили увольнением «за совершение аморального проступка, несовместимого с продолжением работы, связанной с выполнением воспитательных функций».

Еще одной жертвой Тимура Булатова стала жительница Екатеринбурга Юлия Савиновских, являющаяся опекуном троих детей.

Двух несовершеннолетних приемных сыновей Юлии опека изъяла после доноса Булатова, заподозрившего Савиновских в трансгендерности — несоответствии гендерной идентичности человека полу, приписанному ему с рождения. Подозрения у Булатова возникли из-за того, что Савиновских вела в соцсетях блог от имени трансгендерного человека и перенесла операцию по удалению молочных желез. Суд первой инстанции вынес решение в пользу опеки с формулировкой: «идентификация Савиновских Ю. себя в качестве представителя мужского пола с учетом состояния ее в браке с мужчиной, стремление к принятию социальной роли, свойственной мужскому полу, по своей сути противоречит принципам семейного законодательства нашей страны, традициям и менталитету нашего общества».

После того как Юлия обжаловала данное решение, апелляционная инстанция вернула дело на новое рассмотрение.

На данный момент Юлии Савиновских не удалось вернуть своих детей в семью. И это — несмотря на тот факт, что право на смену пола защищено законодательством России и в этом смысле есть даже примеры конструктивного сотрудничества государства (в лице Минздрава) с российским трансгендерным сообществом.

Так, в прошлом году в ходе совместной работы чиновников и представителей ЛГБТ-сообщества был наконец согласован проект федеральной справки, на основании которой людям, сменившим пол, выдают новое свидетельство о рождении. До этого именно из-за отсутствия документа установленного образца российские трансгендеры испытывали невероятные сложности с документами.

Так, одна из опрошенных трансгендерных женщин рассказала, как врачи скорой помощи отказали ей в антигистаминном уколе при отеке Квинке только на основании того, что ее паспорт (выданный на мужское имя) не соответствовал ее нынешней гендерной идентичности после операции по смене пола. И только активное поведение матери девушки (маме в буквальном смысле пришлось встать на пути машины скорой помощи) привело врачей в чувство.

Собственно, все подобные случаи, зафиксированные мониторинговой программой «Российской ЛГБТ-сети», свидетельствуют об одном довольно жутком явлении:

Это очевидно связано с тем, что 135-ФЗ стал проявлением осознанного внутриполитического курса, ориентированного на традиционные нормы и патриархальные ценности в пику пропагандируемым Западом универсальным ценностям, среди которых и права человека. Российское ЛГБТ-сообщество, наравне с правозащитниками, либеральными политиками, независимыми СМИ, было использовано в качестве политического жупела со всеми вытекающими отсюда последствиями: от публичной травли на федеральном уровне, посылающей в общество отчетливый сигнал безнаказанности, до организованного массового физического уничтожения (кампания против геев в Чечне).

Однако, притом что внутри страны власть провоцирует ксенофобный дискурс против ЛГБТ-сообщества, она же, когда речь идет об уголовных преступлениях на почве ненависти и вражды, как явных проявлениях этой политики, отказывается признавать наличие соответствующего мотива.

Наиболее показательным примером является расследованное убийство питерского журналиста Дмитрия Циликина. Задержанный 22-летний студент Сергей Косырев дал признательные показания, в которых называл себя «чистильщиком» с миссией «крестового похода против геев». Чувство, с которым он убивал журналиста Циликина, было «не неприязнь, как пишется в протоколе, а ненависть». Косырев открыто признал, что убил жертву из-за его сексуальной ориентации. Тем не менее следствие квалифицировало это преступление как обычное убийство, «случившееся в ходе внезапно возникшей ссоры».

Притом что количество преступлений на почве вражды и ненависти неуклонно растет именно во многом благодаря политике государства, в правоохранительной статистике это никак не отражено. Лицемерие государства объясняется просто: внутри страны власти заинтересованы в подогреве ксенофобных настроений, а вне ее — в сохранении реноме «правового государства».

• Елена Милашина, «Новая»

«Такие здесь не люди». Каждый может превратиться в «неоплакиваемого», чья боль и смерть перестала иметь значение. Для этого не обязательно быть чеченским геем 

В связи с годовщиной начала кампании против мужчин и женщин, имевших реальные или предполагаемые сексуальные отношения с лицами своего пола в Чечне, меня часто спрашивают: почему большей части российской общественности и журналистского сообщества проще не замечать это преступление, чем потребовать проведения расследования и наказания виновных.

Обычно я отвечаю, что на то есть две причины.

• Первая — человеку со здоровой психикой действительно трудно поверить в то, о чем рассказывают жертвы и свидетели пыток электрическим током и «убийств чести». Трудно поверить, что такое может происходить не в средние века и не в нацистской Германии, а в наши дни и на территории России — страны, «победившей фашизм».
• Вторая причина — страх перед Кадыровым, которому федеральный центр спускает с рук практически все. Тоже по-человечески понятная причина.

Однако есть и другая, основная и чудовищно простая причина этого равнодушия — будем называть вещи своими именами — большей части российского общества к мукам и смертям геев, лесбиянок, бисексуальных и трансгендерных людей в Чечне.

Убить своего «бесчестного» сына или брата — это фактически обязанность родственников-мужчин. Когда силовики отпускали задержанных, они объясняли, что позор с семьи можно смыть только кровью. И родственники подчинялись, убивая или инсценируя расправу, чтобы уберечь остальных членов семьи от последующих судилищ, поджогов домов и т.п.

О диких расправах с чеченскими геями как о национальном позоре и трагедии не говорит никто, за исключением нескольких журналистов и одной правозащитной организации, и поэтому ответственные государственные органы могут не опасаться волны ярости, вызванной горем.

Если чья-то жизнь не стоит того, чтобы ее беречь, будто она и не жизнь вовсе, то и горевать не о чем. «У нас таких людей нет», — говорит Рамзан Кадыров. Его поправляют верные соратники «такие» — есть, но они не люди. Их надо «преследовать и делать все, чтобы таких людей в нашем обществе не было» (Хеда Саратова, член совета по правам человека при Кадырове).

«Неоплакиваемые» — термин, предложенный американской философиней Джудит Батлер. Так она описала конкретные человеческие жизни, которые по каким-то причинам превращаются для окружающих в абстрактные отвратительные сущности («зараза», «скверна», «позор народа» и т.д.), чья боль и смерть перестают иметь какое-то значение. Это происходит в результате целенаправленной политики властей. Под властями здесь надо понимать не только государство, но и всех, чей голос может на кого-то повлиять, к кому прислушиваются.

Такая политика выливается в общественный консенсус, в котором участвуют не только чиновники и обыватели, но и правозащитники — те, кто должен быть голосом людей, лишенных голоса.

Положение «сексуальных меньшинств» было и до сих пор остается запретной темой для правозащитников, работающих в Чечне и других республиках Северного Кавказа, — это факт. Я знаю все объяснения и резоны такой позиции, и я не решусь осуждать моих коллег за нее. Однако я не могу не констатировать, что именно это молчание сделало возможным безнаказанное истребление гомосексуальных, бисексуальных и трансгендерных чеченцев на фоне равнодушия подавляющего большинства их соотечественников и широкой российской общественности.

Жертвами внесудебных расправ, пыток и убийств в разные годы в Чечне становились и становятся самые разные люди. Однако все они могли рассчитывать на посильную помощь тех, для кого их жизни достойны оплакивания. Родственники разыскивают своих пропавших, обращаются к властям, журналистам и правозащитникам, которые, в свою очередь, не дают властям замять дело. В истории с преследованием чеченских геев ничего подобного не происходит, потому что «таких» в Чечне нет. Ни для кого. Если бы не возмущение людей за пределами Чечни, об этой расправе никто бы не узнал.

Но было бы заблуждением утверждать, что превращение гомосексуальных, бисексуальных и трансгендерных людей в неоплакиваемых — какое-то специфическое чеченское или кавказское явление.

• undefined