ИнтервьюПолитика

«Можно подумать, что я сумасшедший. А на самом деле, как все, — обычный человек»

Виталий Милонов о своей политической ориентации

Этот материал вышел в номере № 99 от 7 сентября 2016
Читать

Счем вы идете на выборы в Госдуму? Что бы вы хотели предложить как депутат от «Единой России»? Как улучшить их жизнь?

— У нас каждая партия указывает в качестве своих целей и задач — «спасти Россию», но все заканчивается пшиком. Нет, я ничего экстрабонусного не обещаю. Все уже предложено, известно, и я надеюсь, что у петербуржцев есть определенное отношение к тем ценностям, которые важны для меня. Вопрос лишь в том, как корректно и правильно донести мою позицию. Зачастую пишут <обо мне> не совсем корректно. Но я не склонен винить журналистов: они делают свою работу, им нужно, чтобы было интересно, однако есть очень большая разница между тем, какое <у журналиста> отношение ко мне до личной встречи и после. Ведь если почитать всю эту помойку обо мне из интернета, то я, можно подумать, такой варвар, сумасшедший — непонятно, кто больше. А на самом деле ведь — обычный нормальный человек, как и многие.

— Как в таком случае стоит расценивать ваши радикальные инициативы?

— У меня из радикального — только одно. Есть в Петербурге такая майская традиция: горожане прогоняют бесов, одетых в радужные цвета. Все получают большое удовольствие — мы, полицейские, либералы. Что у меня еще радикального? Я уже давно перестал кормить троллей, перестал выкладывать фотки с Донбасса, куда я езжу каждый месяц, а то и чаще. А то ведь пишут всякие в прокуратуру, что я взращиваю боевиков.

— А какое отношение Донбасс имеет к Петербургу, к вашей работе в местном Заксобрании?

— Донбасс — наша общая тема, я как петербуржец и ленинградец говорю. Моя мать провела в блокаде 900 дней. Я не могу видеть на своей родине наступление фашистской чумы.

— Вы считаете Донецк и Луганск своей родиной?

— Конечно, считаю! Мы единая страна. Из-за того, что трое алкашей в 1991-м, наплевав на волю народа, подписали бандитское соглашение, та страна не перестала быть для меня родиной. И Горловка, в которой я часто бываю, где мои друзья и помощники, — тоже моя родина. У меня там даже есть гуманитарный пункт.

— В таком случае вам, может, прямо туда стоит переехать и поработать?

— Видите ли, в чем дело: я депутат Заксобрания Петербурга, и поэтому <здесь будет> вмешательство российских политиков в дело суверенного государства…

— Суверенное государство? Вы же сами сказали: там ваша родина. Какие могут быть условности?

— Родина-то да. И когда ее защищаешь, условностей нет… Но, понимаете, это может быть воспринято нашими врагами как свидетельство российского вмешательства <в дела Украины>. Одно дело — когда ты доброволец, а другое дело — когда приходишь туда в качестве должностного лица. Я считаю, что жители «ДНР» и «ЛНР» сами способны выбирать из своего числа людей, которые будут их депутатами.

— Виталий Валентинович, вы стали известны в конце 2000-х, когда ультраконсерватизм стал мейнстримом, когда осуждение Запада и Европы стало нормой для политиков. А в 90-х годах вы ведь были классическим демократом.

— Подождите. Я осуждал Европу? Упаси бог! Я самый что ни на есть хранитель европейской традиции, тогда как нынешняя Европа — не хранитель, извините, а хрен знает что. Леваки, антифа, гомосеки, помноженные на толерантность, вот что это такое. Добрая европейская традиция отличается от нынешних ошибочных стандартов. Я даже фрау Меркель перестал считать христианским демократом, она больше не имеет права так себя называть. Я христианский демократ, а она ни пса не христианский демократ. Что насчет 90-х, то тогда вопрос разложения устоев не стоял так остро. Я помню, как в 1994 году выгоняли руководителя молодежной организации христианских демократов Норвегии за то, что он оказался гомосеком. Это было нормальным. Это не мы поменялись, а мир изменился. Хотя и я достаточно сильно изменился, набрался ума. Но крен в мире в нулевые годы стал так велик, что понадобился наш духовный цемент, чтобы не дать обществу деградировать. Мои идеи — это нормальная защитная реакция организма. Я борюсь против пропаганды разврата среди несовершеннолетних, чтобы дети гадостей не видели. А так мне вообще все равно, кто какой ориентации, если это не прет наружу. Я, например, вчера узнал, что один классный актер, который играл в классном боевике, — он голубой. И ничего. Нету здесь для меня проблемы. Другое дело, бывает, собираются у нас в маленьких кинотеатрах активисты за деньги европейских посольств и консульств и смотрят там про извращенцев — это мне не нравится. Фильмы эти показывать не надо.

— Почему им нельзя собираться на деньги посольств? Они вам мешают?

— Это вредно для общества. И, поверьте, у меня нет никакой паранойи на эту тему. Я что, думаете, не знаю, как это работает? Господи, в 90-е годы половина партий жило на подсосе у Запада. Сидели на финансировании фондов всяких — Аденауэра там, Людвига Эрхарда… И сейчас либеральные организации тоже получают поддержку. Но я не НОД, не буду бегать с флагом и искать предателей. Мы в Петербурге живем и даже слово «национал-предатель» произносим с достоинством.

— В 90-е годы — опять же напомню — вы были демократом, хотя и христианским. Прогрессивные взгляды, помощник Старовойтовой, тусовались с либералами. Что же произошло, Виталий Валентинович?

— Знаете, есть два вида трансформации. Одни — наследники духовного пути апостола Павла, а другие, так сказать, — наследники Юлиана Отступника. Так вот у меня нормальный процесс вхождения в церковь, возвращения к истинным ценностям. Ты взрослеешь и понимаешь, что для тебя ценность — семья, Родина, твои дети. А путь другой — есть у человека семья, а он ее бросает и женится во второй, третий, четвертый раз. Моя позиция теперь — это позиция христианина, православного человека. Или вы думаете, это комфортная позиция?! Когда меня в интернете обливают грязью, когда каждая писака пытается опубликовать ложь? Когда Ольга Романова пишет бред про меня…

— А вообще вы следите за всем, что про вас пишут?

— Да нет, просто открыл сегодня Twitter… Да плевать я хотел на нее! Я даже не знаю, кто это, Господь оградил от знакомства с ее талантом. Но вот она публикует фотографию, где Энтео целуется по-христиански с каким-то мужиком. Может быть, Ольга слаба зрением или мозгами и поэтому пишет: «Смотрите, Милонов целуется с Энтео!» А насчет 90-х, то, сидя в ленинградской коммуналке, я никаких бонусов особых не получил вообще. У меня был набор убеждений, юношеский максимализм, который позволителен. Время все-таки было революционное, тотальная демократическая пропаганда. Но я не жалею, потому что увидел истинную суть. Моя демократия тогда закончилась со смытой кровью Галины Васильевны Старовойтовой на набережной. Демократия — она вот к этому приводит, к крови Старовойтовой и к бандитам, которые окормились тогда в Петербурге! К иудушкам из «Яблока», которые затравили Собчака. Демократия погубила и его, и Маневича.

— Давайте все-таки тогда ближе к вам развернем тему. Не так давно был убит петербургский активист и журналист Дмитрий Циликин. Его гибель многие связывают как раз с вашей агрессивной антигейской риторикой.

— Смешная вещь!

— Совсем нет. Из-за вашего проповедничества убили конкретного человека.

— Пусть говорят, что хотят. Один конкретный человек убил другого конкретного человека. Это их гейские разборки. Про Циликина я узнал, только когда он умер. Он пригласил к себе в гости какого-то мужика и явно не для чтения Цветаевой, а дальше случилась какая-то сексуальная разборка. Не думаю, что его убили гомофобы. Такое часто бывает, когда голубые журналисты спорят со своими любовниками, и те их убивают. Девиантные они люди. Поэтому ну вот был какой-то Циликин. Злобный карлик был Циликин.

— Вы не ощущаете никакой ответственности за его гибель?

— А почему я должен ощущать? Я даже его не знал. Его знал мой тесть. Они писатели, были знакомы. Но мне этот Циликин не интересен. Скажу только, что в путинской России находят преступников, а в демократической России 90-х — нет. Это в путинской России нашли и посадили Барсукова-Кумарина, дали 22 года, даже убийц неприятного мне подстрекателя революций Бориса Немцова нашли.

— Все, что вы сейчас сказали, а главное — как сказали, вам не кажется, что это вообще не имеет ничего общего с христианским гуманизмом? Вот эти ожесточенность, злорадство.

— А чем я ожесточаю? Тем, что проповедую нормальные семьи? Что я защищаю наших детей? Да, я против торговли нашими детьми, против иностранного усыновления. Я имею право это говорить, а кто меня критикует, не имеет права. У них и детей-то нет чаще всего, у опарышей этих, понимаете ли. У меня четверо детей, двое усыновленных, я имею право! Чем я ожесточаю? Тем, что выступаю за изучение в школе иной теории <происхождения мира>, чтобы детей не отворачивать от Бога, чтобы атеистическое меньшинство не маскировалось под светскость? Светское государство должно давать выбор. Почему, например, в школе могут читать Мандельштама и не могут читать Новый Завет? Давайте и то, и другое, тем более что вся русская культура пропитана христианством. Пушкин… (Пауза.) Да любой русский писатель не мог представить себя без Бога!

— При этом Пушкин был развратным типом. Как жил, что говорил и нередко писал.

— Александр Сергеевич — это пример христианина. Да он был повесой, гулёной. Но мы все несовершенны. Христианина и отличает то, что он стремится видеть тот фаворский свет, стремится найти Бога. У каждого человека путь к Богу тяжелый. У многих святых есть такие факты в биографии, которые делают из них совсем не святых. Мы же судим, как все сложилось в результате.

— Какое удобное у вас христианство.

— Почему удобное? Путь к Богу и спасению тяжелый. То же и про образование скажу. Вот те, кто сейчас пытается быть трендсеттерами образовательных течений, они же внучки коммунистических работников. Выкидывают веру из образовательного процесса.

— Выкидывают? А как же новый министр?

— Так и слава Богу! Слава Богу, поставили такого человека! Я на протяжении двух лет уже говорил, что образование в России утратило свою функцию и переросло в прозападный информационный процесс, когда накачивают детей информацией без возможности дать воспитание. Уничтожена была пионерская организация, никто не занимался детским обществом. И так до сих пор — хорошие учителя, но отсутствует воспитательный момент. Поэтому я свою дочь вот специально отдал в православную гимназию, чтобы она развивалась гармонично.

— Вообще где, по-вашему, заканчиваются права верующих и начинаются права остальных?

— А вы давайте не маскируйтесь под большинство. Оно-то в стране как раз верующее. И эти либеральные лязги о том, сколько людей ходит причащаться по воскресеньям, давайте не будем на это смотреть. Потому что большинство считает себя верующими.

— Считать себя верующим и по-настоящему им являться — наверное, это разные вещи?

— Коллектив «Жан-Жака» тоже считает себя либералами, однако ни пса они ими не являются.

— Среди них, кстати, тоже очень много тех, кто считает себя верующими.

— Ой да ладно! Это такие московские верующие.

— А какая разница? По-вашему, раз считают себя верующим, то и являются. У них тоже свой путь.

— Просто в Москве очень много таких детей, которые выросли в элитарных номенклатурных кварталах, МГИМО у них там, «жизнь удалась», внучки условных Троцких, Бухариных и прочих подонков. И вера у них гуманистическая. И Господь у них заменен на такого, знаете, хипстера с фалафелем на велосипеде.

— Давайте к цифрам. В России верующих гораздо меньше, чем в Европе. А если считать тех, кто хотя бы еженедельно ходит в церковь, получится еще меньше, чем в Швеции.

— Вы человек невоцерковленный, как я вижу. Вы поймите, не так считают! Это все равно что мы сейчас будем считать иудеев и посетителей синагоги. Не все евреи ходят в синагогу, хотя считают себя иудеями. Православный человек тоже тот, кто считает себя православным. А вы сейчас манипулируете: не ходят, мол, в церковь, не соблюдают обряды. А ну и что? ВРоссии показательно другое — советское атеистическое общество за считаные годы возродилось в нормальное, и люди вернулись к вере. Россия — единственная страна, где строятся храмы, а не разрушаются, как в Швеции, где вообще полная утрата христианства, его там заменили на абсолютный гуманизм.

— Почему вы разделяете христианство и гуманизм?

— Потому, что ваш гуманизм — это набор фейковых заманух. Конфеты со вкусом клубники. Современное христианство не требует этих дополнений <в виде гуманизма>. А в Швеции это как раз и произошло. Мало того, что епископ Стокгольма — баба, так еще и лесбиянка. Это пример того, как люди потеряли стыд и совесть. Вы спрашиваете о правах неверующих. Никто же им не мешает не верить. Я же не мешаю им жить, как они хотят. Пусть ведут себя прилично. Мы вот идем с крестным ходом, а неверующие могут не идти с крестным ходом, никто их не заставляет. И для нас наличие неверующих в обществе очень важно, мы стремимся их убедить. Моя задача — постоянное миссионерство. Атеисты — люди не презренные, потому что я сам был неверующим. И я бы не хотел, чтобы ко мне агрессивно относились и били палкой. Апостол Павел был вообще гонителем христиан. Поэтому в каждом гонителе мы должны видеть потенциального апостола.

— Ситуация с вопиюще бездонным бюджетом «Зенит-Арены». Как депутат от партии власти, что вы предпринимаете для разрешения ситуации с долгостроем?

— Знаете, не моя это тема. Мне своих достаточно. А насчет стадиона — я не рубил с него пиаровских бонусов, не фотографировался там в красивых касках, когда он еще строился, а теперь не хочу делить антибонусов, когда там черт-те что.

— Так ваш интерес исключительно в пиаре?

— Ну… Просто зачем мне туда лезть?

— Потому, что это ваш, как вы говорите, любимый Петербург. Вы председатель комитета в Заксе. Многомиллиардная коррупция — по-вашему, это разве не порок и деградация?

— Ну, порок. Но пусть с этим <стадионом> разбирается комитет по строительству и соответствующие органы.

— Петербургский Фонд борьбы с коррупцией недавно сравнивал вашу декларацию о доходах с приписываемым вам имуществом и нашел значительные нестыковки…

— Ну и что? Оправдываться, что ли? Совершенно не интересная для меня тема, даже смешная… Ну написали и написали! Они же там нигде не работают <в петербургском ФБК>, а деньги им нужны, вот и отрабатывают. Они же не пишут о нестыковках в доходах представителей партии «Яблоко», их это не интересует. А мое богатство — это мои дети, моя семья.

— Еще пишут о некоей вилле на Кипре…

— Да плевать.

— У вашей жены Евы Либуркиной имеется благотворительный фонд «Право­славная вера». Накануне думских выборов 2011 года он получил из бюджета 9 миллионов рублей, как сообщалось, на благотворительность. Но при этом юридически фонд появился лишь спустя полгода. Как вы это объясните?

— Это все чушь!

— Да нет, есть официальные бумаги. Показать?

— Официальные бумаги? А как можно выделить организации деньги до ее регистрации?

— Так расскажите мне. Расследование делала «Фонтанка», вы не судились с ней, выводов не оспаривали.

— А зачем судиться? Мало ли что пишут. Ольга Романова пишет, что я целуюсь якобы с Энтео. Я должен с ней судиться, что ли? Был ряд неточностей в публикации <«Фонтанки»>, но мне все равно на это… Поверьте, вся либерота петербургская ежедневно пишет на меня пачками письма, чтобы меня проверили здесь, там, сям. Я уже боюсь участвовать в общественных организациях и уже давно не занимаюсь этим. Я что, мазохист, что ли? Мне не нравится, когда пишут всякие гадости, когда копаются на страничке моей жены, выясняют! Думаете, мне нравятся эти мучения?

— Это открытое общество, Виталий Валентинович.

— Ни фига это не открытое общество! Я не хочу, чтобы копались в моем белье, и сам не хочу копаться в этих либералах! Семья — это сакральное, закрытое. И я, как отец семейства, готов дать по роже, если к моей семье приблизятся. Я защищаю ее и защищаю свою Родину. Но я очень мирный человек, оставьте только меня в покое. Я за семью, за церковь, за наши ценности. Против разврата, против диктатуры меньшинства… Просто посмотрите, что сейчас происходит в моей любимой Европе, которую я объездил всю, будучи секретарем по международным связям христианских демократов! Полная деградация. В Брюсселе отходишь пять минут от центральной улицы, и уже ни одного брюссельца, только мигранты, которые хотят стырить у тебя кошелек. Вот такой мультикультурализм убивает Европу. Но посмотрим, что будет через 20 лет. Местные там уже и так не рожают детей, одни гомосеки ходят толпами, и детские коляски с одними арабами.

— Это какое-то пещерное восприятие Европы запуганным человеком.

— Да нет, это чума накинулась на Европу за либерализм! А в России этого не должно случиться, мы защищаемся! Вам не нравится церковный подход — хорошо, давайте обратимся к науке. Я предложил рассматривать права человека с момента зачатия. Ведь научно? Так что началось! Демократы, которые за свободу, возмутились! Им нужны аборты, право убивать! Одна либералка стала издеваться и предложила в ответ приравнять оральный секс к людоедству. Просто сволочь первостатейная! Это что — оправдывать убийство миллионов россиян, детей? Страна, которая с этим живет, не может снискать благодати Божьей.

— Вы это все серьезно сейчас говорите?

— Вполне серьезно говорю. Я считаю, что Россия обязана быть великой империей, для этого нам надо сохранить веру. К сожалению, Европа ее уже утратила. Я вот встречаюсь с Марин Ле Пен, у нас полное взаимопонимание. С Йоханом Бекманом (финский публицист пророссийских взглядов. — Ред.) мы вообще товарищи, и с венграми, которые стоят на консервативных позициях. С такой Европой мы друзья. Но Европа оккупирована меньшинством. И если сейчас провести референдум, как говорит один мой друг, то та же самая Франция вся окажется за Путина — левые, правые, католики. Так что, может, и вернется еще Европа к своим корням. И там тоже будет стабильность, уверенность, сила, как в России.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow