Вместе со мной летит сборная Италии, ее часть — только парни в одинаковых голубых кофтах. Похожи на хоккеистов, только в двух последних олимпиадах итальянцы в хоккее не принимали участия. (Позже выяснилось, что это волонтеры и техподдержка). Они шумят и говорят, что очень рады лететь домой, даже через Москву. Что восемь часов разницы во времени это тяжело, а корейская еда — это ужас-ужас. И что они все ходили есть в «Итальянский дом», который находится в горах недалеко от олимпийской деревни в Пхенчхане. И что многие жители деревни делали так же — только в «Итальянском доме» есть нормальная паста.

Со мной летит германский саночник Кристиан. Вылетел в первой же квалификации, об Играх говорит неохотно. Мне кажется, для саночника он слишком высокий и слишком худой, хотя, по правде, я не очень разбираюсь в саночниках. Он устраивает свои длинные коленки вокруг моего кресла и мгновенно засыпает.

Самолет летит над морем. В Корее есть море. Это важно. У нас на картах оно называется Японское море. Корейцы ужасно обижаются — у них оно Восточное. Вообще люди, живущие у моря, отличаются не только количеством витамина Д. Говорят, они счастливее. У них, говорят, слезы несоленые.

Прибрежный Каннын — это курортный город с красивыми чистыми пляжами. На берегу сосны, много сосен, белый песок и море. Чуть-чуть похоже на Прибалтику, только море тут совершенно тропического цвета — ярко-лазурного, уходящего на горизонте в абсолютную синеву. По цвету — лето, а на деле — зима.

Вообще идея проведения зимней Олимпиады в субтропиках кажется странной, похоже, только мне. Начал Сочи, теперь вот Пхенчхан, следующая зимняя Олимпиада пройдет в Пекине — там же, где десять лет назад была летняя. А летняя пройдет в Токио, где неподалеку, в Нагано, была зимняя. Я сижу в пустынном баре в лобби отеля, где должен был изначально располагаться «Русский дом».

— Не переживай, ты же не блондинка, — говорит мне бармен Чен. Только что мы выяснили, что я из России. На мой немой вопрос он объясняет:

— Здесь просто считают, что если красивая, русская, блондинка и зовут Наташа, значит, сто процентов проститутка. (Чен объясняет, что их тут зовут кисэн, что-то вроде японских гейш — женщины для увеселения).

— Но я же не Наташа, — возражаю.

— А это не имеет никакого значения! — Чен не иронизирует. — Работа как работа, хоть и нелегальная.

Спрашиваю, много ли таких Наташ.

— Много, — говорит Чен. — Визы не нужны, деньги нормальные, языковой барьер не существует, — ржет. — К Олимпиаде, конечно, зачистили все, порядок навели. Но это ненадолго. Полиция тут, кстати, называет себя спасателями, а символ у них — бэтмен. Серьезно. И возле отделения стоит синяя узнаваемая фигура в плаще и с ушками.

— Ты бы приехала в Корею и пила бы со мной сонжу (рисовая водка. — прим. авт. 1. Все надо попробовать. — прим. авт. 2. невкусная. — прим. авт. 3), если бы не Олимпиада?

— Маловероятно.

— Но ты ж понимаешь, что Олимпиада — это не Корея?

Понимаю. Но кое-где они все-таки пересекаются. Например, на кухне. Коллеги-журналисты рассказывали, как спасались от еды из медиа-центра в ближайшем «Макдоналдсе» (титульный спонсор Игр). И даже тут в гамбургеры добавляли каперсы.

Или «Кока-кола» — еще один титульный спонсор Игр. Сидим в кафешке. Чтобы не рисковать лишний раз, заказали курицу. Сначала приносят пиалу с рисом — он тут везде, вроде хлеба. Потом три вида соусов. Потом еще штук пять разных чего-то — на глаз не поймешь, надо пробовать. Пока гадали, что из этого, собственно, мясо, принесли пиалу с мясом. И чай. Ну как чай — попробовав, четко понимаешь, почему он называется сенча — натуральный отвар сена, а не чай. Чай там вообще не очень растет. Самый распространенный фастфуд выглядит так: массивная фритюрница, выбираешь ингредиенты — их при тебе нанизывают на деревянную палочку и опускают в кипящее масло. Готово. Корейская морковка, кстати, не традиционное блюдо, а изобретение советских корейцев, депортированных в Союз. А еще пирожки пянсе из белого теста на пару, тоже острые. Чувствуешь, как обугливается горло, и выпускаешь дым носом. Надо бы молока, но молоко в Корее практически не пьют — у азиатов нет фермента, перерабатывающего молочку. И алкоголь. Что не мешает им употреблять и злоупотреблять.

В самолете, кстати, предлагают вино. А я перебираю впечатления и тех, кто покорил меня на Играх. Мое сердце принадлежит украинцу Андрею Мандзию, который на квалификации выпал из саней на скорости 100 км в час, а потом догнал свои сани и снова в них лег.

Эти Игры — про честность. Или вот прекрасная чешская сноубордистка Эстер Ледечка, которая пришла на пресс-конференцию в сноубордской маске и не снимала ее, сказала, что «не знала, что выиграет, поэтому не накрасилась». А она выиграла золото! В горных лыжах. Еще раз — сноубордистка выиграла золото в горных лыжах. А если еще выиграет в сноуборде, то впервые в истории будет один медалист в двух разных видах. Эти Игры — про невозможное.

Японский прыгун с трамплина Нориаки Касаи стал третьим. Ничего удивительного. Просто это самый возрастной участник Игр. Ему 45. И это его восьмая Олимпиада. И эти Игры о том, что невозможное становится возможным.

А еще 17-летний американский школьник, сноубордист Ред Джеррад, который проспал утреннюю тренировку, потерял свою куртку и позаимствовал ее у соседа по комнате. А потом вышел на старт, сделал то, что не делает никто, и выиграл золото в слоупстайле. Эти Игры — про обаяние и раздолбайство.

Американский фигурист Адам Риппон (бронза в командных выступлениях, 10-е место в личных) на пресс-конференции объявил, что он и фристайлист Гас Кенуорти — пара. И добавил, что он — икона и красавчик. Эти Игры — про любовь.

Наш сноубордист Николай Олюнин сломал ногу — упал в полуфинале борд-кросса. С трассы его вынесли на носилках, сделали операцию. Эти Игры — про случайность и неудачу. И судьбу.

И еще один мой любимец — мексиканский лыжник Герман Мадрасо. Ему 43, впервые встал на лыжи лишь в прошлом году. В 15-километровой гонке он пришел к финишу последним — зато с флагом! Его подхватили и понесли на руках спортсмены, финишировавшие раньше, — из Португалии, Тонга (Пита Тартофуа, его я любила в прошлой серии, когда он с голым торсом нес флаг на открытии Игр) и Эквадора. Поздравил дебютанта и победитель гонки — швейцарец Дарио Колонья. Эти Игры — про мечту! Даже если она кажется невозможной.

А про хоккей я снова промолчу — им еще играть предстоит. Эти Игры — также про случайности и надежды, про ожидания и провалы, про нелепые ошибки и сокрушительные победы. Про шансы и заслуги. Ну и про допинг, конечно…

Я, скажем прямо, ни разу не спортивный специалист, но я правда не понимаю, зачем в керлинге допинг. Чтобы лучше и быстрее тереть? Чтобы силой взгляда камни толкать в «дом»? Или заигрались в войнушку настолько, что секретные эфэсбэшники чистые пробы подменили мельдониевыми, чтобы доказать, что против России ведется война? Никто не вредит нам больше нас самих. После допингового скандала снова допинг — это уже не с вышки в бассейн писать, это прямо на лед! Только все это, увы, вообще не имеет никакого отношения к спорту и к Олимпиаде.

С этих Игр я привезла магнитик и этот ужасный чай со вкусом сена. И наверняка что-то, какой-то кусочек сердца, оставила там. И буду скучать. Уже скучаю. Пойду включу телевизор.