Но не это главное. Важнее — закулисный единодушный прогноз участников процесса. Возможно, сидеть под домашним арестом Серебренникову предстоит до самого судебного разбирательства. Сейчас срок — до 19 октября. В Лицейский день состоится новое рассмотрение и скорее всего — новое продление. Измотать общество рутинной процессуальностью — давняя тактика СКР. С каждым разом людей для поддержки будет приходить все меньше. Новостная строка будет опускаться все ниже.

А пока фигуранты сидят, глава Следственного комитета России, как стало известно, пишет стихи. Плавает в волнах вдохновения. Обожает Мирей Матье. Ненавидит Навального. Стилист он тончайший. Подобное чувство стиля не может оставаться инструментом узкого применения. Самим существованием — и публичным предъявлением — оно взыскует новой повестки для культуры.

«Такую мизансцену нарочно не сочинишь»

На эту фразу Кирилл Серебренников вскидывает голову: он сидит на расстоянии полутора метров от нас, но подойти к нему нельзя. Рядом только адвокат и сотрудник ФСИН с круглым, молодым лицом. Его задача — обеспечивать зону молчания вокруг обвиняемого. Никто в суде не должен вступать с ним в диалог. Вне суда этот сотрудник каждый вечер проверяет электронный браслет, контролирующий передвижения арестованного; телефон, к которому он привязан, регулярно «прозванивают», чтобы убедиться: Серебренников порога не переступал.

Смысл нынешнего заседания — апелляция по мере пресечения, а говоря русским языком — попытка снять запрет на свободу. Добыть возможность работать. Басманный суд оговорил: для человека под домашним арестом все, включая встречи с адвокатом, только с разрешения следователя. Пока следователь своего разрешения не давал ни на что.

Однажды Блок, встретив Ахматову в Театральной столовой (шел голодный 19-й год), сказал ей «…здесь все встречаются, как на том свете». Через сто лет, в 2017-м такое место — заседания судов по «театральному делу». В коридорах — правозащитники и актеры, люди из публики и критики. Мосгорсуд с его просторными рекреациями — вместилище. И на процессы ходят, как на премьеры гражданского единства.

…К дверям зала заседаний, перед которым выстроился частокол приставов, подходит «старшой» в форменной фуражке, сильно озабоченный количеством публики. Опытный пристав Дима (дежурил на двух заседаниях по делу Итина, Масляевой, Малобродского), вполголоса успокаивает начальника: близких родственников здесь нет, сначала участники пройдут, потом пресса. «Это вот эти — пресса?!» — старшой обозревает стайку длинноногих красоток с айфонами. Да, хитровато кивает Дима, она.

…В зале сидим с видом на обвинение: прокурор, все тот же следователь Павел Васильев, секретарь за компьютером. Судья — Наталья Борисова. Машина рассмотрения апелляции работает буднично, неспешно соблюдая ритуал: можно или нельзя снимать и фотографировать (заявок десятки — от «Коммерсанта» до «Лайфа», от «Дождя» до «Царьграда»). Просьба защиты о приобщении к делу новых поручительств — длинный перечень лиц, известных всей стране, тех, кто не успел в Басманный суд: Татьяна Тарасова, Владимир Спиваков, Валерий Фокин, Инна Чурикова, Алла Демидова, Марк Захаров, Глеб Панфилов, Валерий Тодоровский, Александр Сокуров, Юрий Арабов, Игорь Костолевский, Гарри Бардин, Андрей Звягинцев, Леонид Десятников, Мария Миронова, Евгений Каменькович, Диана Вишнева и др.

Арест Кирилла Серебренникова может стать точкой схода лавины в различных слоях общества. В отношениях государства и театра, так называемого народа и так называемой интеллигенции, разных силовых центров власти.

Резкое противостояние взглядов и поведения наметилось всюду. В экстремальных режимах работают машины социального негодования (как называют их социологи). Ненависть кипит в фейсбуке. Скажем, на ветках Захара Прилепина, вдруг не оправдавшего «народных чаяний». Да и на всех других, согласных и альтернативных. Считают деньги, меряют все ипотекой, клянут театральный люд. Идет бесперебойное производство злобы в промышленных количествах.

Даже внутри театрального цеха реакция на происходящее, сплошь и рядом перпендикулярна ожидаемой. Олимпиец Валерий Фокин, например, во всеуслышание заявил, что не верит в вину арестованного, а соратник Серебренникова Константин Богомолов выступил против митингов и «кликушеских выступлений» в защиту товарища. Никто не требовал от Богомолова стать первым учеником. Сам кинулся. С испуга или из расчета — даже гадать противно.

…Судья читает личное поручительство Татьяны Тарасовой.

Начинается состязание сторон вокруг апелляции.

Адвокат Дмитрий Харитонов считает обвинение не доказанным, незаконным, необоснованным.

Суд, по мнению адвоката, не проверил ни один довод обвинения — ни об уничтожении доказательств, ни об угрозах свидетелям.

Государственные награды, престарелые родители, поручительство первых лиц российской культуры, залог в размере инкриминируемой суммы не были приняты во внимание судьей Еленой Ленской. Довод что Серебренников имел намерение скрыться — предположение. Суд первой инстанции устранился от решения главного вопроса — о праве на работу.

Адвокат цитирует президента Медведева, пояснительную записку Министерства культуры о популяризации современного искусства путем предоставления субсидии некоммерческой организации «на безвозмездной и безвозвратной основе». В итоге возник творческий проект «Платформа», в котором все — от жанров до объемов финансирования— было определено постановлением Правительства. Харитонов делает предположение: надуманная и не подтвержденная слежка за дочерьми Масляевой — не что иное, как оперативное сопровождение органов ФСБ.

Ну, что ж, как известно, они уделяют этому делу особое внимание, считая театр пространством потенциальной вербовки.

Отдельно и подробно Харитонов анализирует показания Нины Масляевой в разное время, начиная с 31 мая, прошивая их фразой «ничем не подтверждено». Главный свидетель обвинения и бывший главный бухгалтер, по показаниям свидетеля Жириковой, управляла всеми потоками единолично и не отчитывалась ни перед кем, кроме генерального директора Юрия Итина. Возникают противоречивые свидетельства про уничтоженный электронный реестр средств «Седьмой студии», про расходные ордера лиц, которым выплачивались деньги, про сшибку разных показаний. Наконец — аудит. Он был проведен в 2014-м году, на нем настоял Серебренников, для наведения порядка в работе «Седьмой студии». Вывод — Масляева оговаривает и себя, и Серебренникова.

«Считаю материалы правдоподобными»

Кажется, обвинитель Павел Васильев, несмотря на твердо выученную роль, уже несколько от нее притомился. Ни вдохновения, ни энергии в его речах не было. Скорее, усталое раздражение. Под его влиянием он выдал невероятную формулу, которую сам не заметил.

— Нами неоднократно озвучивалось…

…обвиняемый не являлся для производства следственных действий; имеет возможность уклониться от правосудия; имеется вид на жительство иностранного государство; обращался за выездом для якобы производства художественных спектаклей…

И резюмировал: «касательно доказанности вины — считаю материалы дела правдоподобными!»

Насчет дистанции между правдой и правдоподобием нашей юстиции давно пора давать мастер-класс. Тем более что происходящее до странности похоже на опровержение рытья тоннеля между Лондоном и Бомбеем.

Судья предлагает решать вопрос о ходатайстве без повторного исследования материалов , присланных из суда первой инстанции.

Выступает поручитель, актриса Виктория Исакова. Защита просит ее допросить «по характеристике личности». Нежная и твердая, совсем как ее героиня в «Оттепели», слегка потерянная как в роли Раневской, но внутренне собранная, как в спектакле Серебренникова, она говорит о личности режиссера. Судья слушает Исакову очень внимательно.

— Я не могу понять, как человек может создать театр с целью хищения.

Человек, чья цель творчество. Он русский режиссер, который всегда хотел делать спектакли здесь. Мне кажется, что он имеет право работать в своей стране.

К актрисе Исаковой нет вопросов.

«Никакой возможности скрыться у меня нет»

«Никакой возможности скрыться у меня нет»,—говорит Серебренников. — Ни вида на жительство, ни паспортов. Все у следователя. На все вызовы являлся незамедлительно. С Алтая прилетал, из Петербурга.

И у меня сложная ситуация — могу общаться со своими родителями, а своему адвокату звонить не могу.

Будучи режиссером, я выполнил всю свою ответственность перед государством. Мы сделали уникальный, значимый для России проект, который знают во всем мире».

Защита, в конце концов, ходатайствует о любой мере, не связанной с ограничением свободы. Или хотя бы о смягчении нынешних обстоятельств.

Но обвинитель Васильев смягчать не согласен: «прошу апелляционную жалобу оставить без удовлетворения, решение Басманного суда — без изменений».

«Хочу поблагодарить»

Суд удаляется в совещательную комнату. А зал 425 снова наводняют камеры — снимают с плеча, с колен, над головами сталкиваются удочки микрофонов.

Тот, кто ставит этот спектакль, хорошо знаком с законами жанра: по итогам холодного лета 2017 года ВЦИОМ на удивление оперативно сделал выборку. Если ему верить, Серебренников стал по-настоящему знаменитым: о его задержании слышали 62% россиян. И лишь 15% опрошенных знают его в качестве режиссера. Постановщику отлично известно: громкая завязка обусловливает эффектную развязку.

Зрители и болельщики еще кричат и аплодируют, когда обвиняемого ведут по коридорам, сажают в машину, но перед Мосгорсудом их уже меньше, чем возле здания Басманного. А ведь, судя по тому, что сказал мне напоследок адвокат Дмитрий Харитонов, понадобится терпение, противостояние выгоранию. На вопрос, когда начнется собственно процесс — публичное судебное разбирательство по сути предъявленных обвинений, он произнес:

— Кладите год.