Обыкновенное чудо Нонны Мордюковой

Кажется, всегда она была отдельной. Неуправляемой. Вольной казачкой. Ни на кого не похожей.

Уже когда зайцем после школы добиралась до Москвы в товарных вагонах. В калошах и ситцевом платье заявилась во ВГИК, о котором мечтала с того самого момента, как увидела восьмиклассницей фильм «Котовский». И написала самому товарищу Мордвинову, сыгравшему революционного героя, о своей тайной мечте. Удивительно, но ответ пришел, мол, приезжайте в Москву. Письмо буквально упало ей на голову из щели в двери, куда его опустил почтальон… 22 июня 1941 года. Она как раз мыла пол.

В юности мечтала романы крутить и шоколад есть. Со сталинской премии за роль в «Молодой гвардии» бесстрашной комсомолки Ульяны Громовой, которую сыграла третьекурсницей, купила себе шляпку-амазонку. А играла в основном простых баб, которые в кирзе грязь месят и навязчивому ухажеру могут ухо оторвать, а то и огреть тяжелой рукой, как шукшинского Ваньку Лыкова. «За что?» — «За все!.. За любовь!.. За ласки!.. За подлость твою».

Кто-то скажет: грубая, неотесанная. Нет, очень красивая, но это кто понимает. Довженко скажет: «Я видел ее профиль на скифских вазах». Герасимов, потерявший голову, рассмотрит в ней скифскую суровую внешность. Ей бы Шекспира, трагедию античную или Корнеля по масштабу темперамента и грандиозности дарования. Но она и в своих бабах безмужних, послевоенных вдов, солдаток, брошенок, колхозных крестьянок выискивала и драму, и комедию, и трагический выбор, и неразрешимые конфликты. Как у Стеши Ряшкиной в «Чужой родне» — выбор между родителями, домом, укладом — и неостановимой любовью.

Стеши, Насти, Дуси, Степаниды, Матрены, Евдокии, Анисьи — ее современницы, те самые представительницы народа, которые: получали похоронки, страну вытаскивали из разрухи, впрягались в плуги, поднимали детей, страдали от одиночества и старились, покрываясь морщинами, как их отражения в темные зеркалах, покрывающихся трещинами. Простые истории, трудные судьбы.

Это она вдохновила Будимира Метальникова написать историю, а Юрия Егорова снять историю простой бабы Саши Потаповой, которую односельчане председателем колхоза «Заря» выбрали. Личное счастье которой так и не сложится, потому что партийный начальник Михаила Ульянова, хороший мужик, но не орел. А где их — орлов сыскать? Это история ее матери, председательницы колхоза после войны — мужчин-то повыбивало.

И Мария Коновалова из михалковской «Родни» с бидоном, железными зубами, химзавивкой (ох как не хотелось ей в таком виде на экране появляться) и душой нараспашку… Ну не понимает она этой их городской круговерти, когда все отдельно, врозь, каждый сам за себя страдает. Пытается Мария из последних сил соединить разорванные связи. Да поздно.

Но вершина в ее обширной фильмографии — характер Клавдии Вавиловой в великой трагедии Александра Аскольдова «Комиссар». Она здесь сама разрытое поле битвы: войны и мира, силы и слабости, комиссарской жестокой бескомпромиссности — и нежного, разрывающего сердце материнства (чего стоит ее «разговор» перед уходом — с новорожденным сыном, кормит его грудью и наставляет с болью: «На березу не лезь, упадешь — голову ударишь»). Монументальная и уязвимая Вавилова — центр грандиозной кинофрески, Аскольдов выстраивает один из поэтических кадров как портрет мадонны внутри арки: «Мне было изначально ясно, что Мордюкова рождена для роли Вавиловой. Других актрис, кроме Нонны, не видел и не искал. Она заразила меня обыкновенной необыкновенностью».

Этой ее лучшей отважной роли зритель и она сама дожидались на экране 20 лет, считай, век в жизни актрисы. Фильм о том, что «что жизнь человека важнее самого героического интернационала», признали сионистским и отправили на полку.

В «Трясине» Григория Чухрая сыграла трагедию матери, которая прячет сына от войны и смерти, а оказывается — от самой жизни, которую засасывает трясина страха. В «Русском поле» — мать, потерявшую взрослого сына: напророчествовала себе главную трагедию жизни.

«То ж не женщина, а памятник, как в Москве на выставке», — говорили бронебойщику Петру Лопахину Василия Шукшина однополчане в военной эпопее «Они сражались за Родину». И правда, охочий до баб герой Шукшина против строгой и внушительной солдатки Натальи Степановны — так, мелкая блоха с фингалом за навязчивое ухажерство. 

Да и какие рядом с ней мужчины — сплошь мелочь… «Бальзаминовы». Этот дуэт с Вициным, как и сам шедевральный фильм Константина Воинова, вошел в Золотой фонд отечественного кино. Властная кустодиевская купчиха Домна Белотелова мусолит пигалицу-жениха у забора, только что на гвоздик не вешает. И смачно целует, и об забор шмякает. И так 29 дублей. Не эпизод — шедевр. Еле выжили.

Мордюкова в комедиях — отдельная статья. Так сделать, напитать жизнью эпизод, так сказать фразу, чтобы она стала всенародной, вроде «Наши люди в булочную на такси не ездят» — умела только она. Эксцентриада, физически оправданная несчитаными узнаваемыми социальными чертами: общественница управдом Варвара Сергеевна Плющ («Бриллиантовая рука»), начальник облздравотдела Галина Петровна Пристяжнюк («Тридцать три»), жена Городничего («Инкогнито из Петербурга»). На этой земле выросшие. Гоголем и Зощенко выписанные. По соседству живущие.

Оставлял ее одну на годы ожидания, обманывал, не оправдывал надежд. Среди ролей, о которых мечтала-бредила, которую знала досконально от смеха и до вздоха — донская казачка Аксинья в «Тихом Доне». Признавалась, что и в профессию пришла, надеясь когда-то сыграть Аксинью. Говорила, что на Дону все запахи знает, все травы и цветы. «Как же можно было без нее обойтись?» Потом хоть и отболело, но горечь осталась. Что делать, профессия такая. Тут тебя-то выцарапают, больна ли здорова — коли нужна. А потом позабудут-позабросят на годы… И что же делать? Оставаться собой: «Играть, но не заигрываться. А то оторвешься ненароком от пуповины, которая связывает тебя с твоей же натурой, жизненным и духовным опытом. Всякому из нас точка опоры нужна — это еще древние понимали. А у нас в станице так говорили: «Будешь падать — держись за землю». И я держалась».