Мировой тромбофлебит, или Чья «кузькина мать» больше

Дональд Трамп еще раз на днях объяснил свой отказ от встречи в Будапеште: он понял, что встреча будет носить характер фотосессии, Путин хочет продолжать то, что начал, на компромиссы и обсуждение переговорных деталей российский президент пока идти не готов — и зачем тогда встречаться и выставлять себя в очередной раз обманутым, терпеть репутационные издержки в глазах американцев и всего мира. И, кстати говоря, россиян, связывавших в массе своей надежды на мир с авторитетом президента США. Путин, дал понять Трамп, сделал свой выбор; возможно, промежуточный, но вполне внятный. Когда созреет для более предметного договора, тогда и поговорим. 

«Конфронтация — не судьба, а выбор» 

Валентин Фалин, советник вождей, дипломат, посол СССР в ФРГ, в конце карьеры секретарь ЦК, в своих мемуарах записал: «Конфронтация — не судьба, а выбор». Разрядка 1970-х, свидетелем и участником которой был автор этого внешне афористичного, но имеющего практический смысл высказывания, тоже была не судьбой, а выбором — результатом сочетания прагматизма и доброй воли. И способности сдерживать свой политический эгоизм и пацанскую «честь». Поэтому и переговоры между представителями двух систем оказались возможны, и Московский договор 1970 года между СССР и ФРГ — всего-то четверть века спустя после Второй мировой, и встречи на высшем уровне лидеров Советского Союза и США в 1972-м и 1973-м, и Хельсинкские соглашения 1975-го. 

Если не хочешь мира — продолжаешь конфронтацию (правда, слова такого Брежнев не знал, зато его смысл был ему понятен и до популярных объяснений Александра Евгеньевича Бовина). И всякий раз это абсолютно сознательный выбор. 

Установление мира требует сложносоставных и многоуровневых переговоров, обменов письмами, телефонных звонков с конкретной повесткой, тайных и явных рабочих контактов. Потому и встреча в Анкоридже заведомо казалась (а по результату и оказалась) пустышкой — переговорами наоборот: сначала красные дорожки, громкие слова, похлопывания по плечу, и лишь затем обсуждение сколько-нибудь осмысленной конкретики. Урок истории оказался безупречным — так в мировой дипломатии не бывает. Об этом даже начал догадываться лично Трамп с его не очень опытной в искусстве этой самой дипломатии командой, а потому не захотел превращать Будапешт в Анкоридж 2.0. 

Нет переговоров по Украине. Нет переговоров по всяким техническим посольским вопросам (как нет и посла США в России). Нет переговоров по ядерному треку, от которого зависит само существование цивилизации на Земле. Не «государства-цивилизации» и разнообразных этнокультур с их кокошниками или набедренными повязками, а просто человеческой цивилизации — единой и неделимой. 

То ли нет такого желания, которое все уменьшалось по мере того, как российский политический режим занимался самоизоляцией как принципом. То ли «из вереска напиток забыт давным-давно» — утрачено искусство формирования переговорных команд, зато возродилось искусство обвинения противоположной стороны во всех грехах. Теперь даже эксперты по разным тонким вопросам не востребованы, а «эксперты», публикующие статьи в подцензурной прессе, изъясняются на диалекте рубежа 1950-х годов и совершенствуют конспирологические теории, то есть просто врут. Если нет желания вести переговоры, то и не надо слушать никаких специалистов, читать скучные записки неидеологического (это важно) характера от институтов и think-tank’ов. Причем это характерно и для российской, и для американской стороны. (Та же беда — и уже давно — в экономической и социальной политике РФ.) 

В результате вырабатывается своего рода бункерное сознание — изоляция от любой точки зрения, кроме своей, нежелание слушать других и идти на компромиссы, даже разумные и выгодные. А люди на двух концах телефонного провода становятся похожи на токующих тетеревов. Политическая слепота сопровождается политической глухотой, зато немыми политиков сегодняшнего дня назвать нельзя — они говорят (или пишут в соцсетях — нужное подчеркнуть) постоянно и подолгу. И как в мультфильме «Золотая антилопа», груда слов превращается в гору глиняных черепков. 

Положение в дипломатии, сложившееся сегодня, абсолютно беспрецедентно для послесталинского периода. Если бы сегодня возникла ситуация, схожая с Карибским кризисом октября 1962 года, противостоящие стороны просто не уступили бы друг другу, не говоря уже о катастрофическом дефиците коммуникации. Каналы наверняка есть, но они забиты бляшками, и политический тромбофлебит привел бы к Судному дню. Притом что в сегодняшних обстоятельствах каждый день — как Судный день сурка… 

Телефон без диска 

О самом низком уровне коммуникаций за последние лет семьдесят свидетельствует драматургия Совбеза от 5 ноября, когда высокие чины докладывали о позиции США в ядерных испытаниях и достоверной информации не было ни у кого. Вот Сергей Нарышкин, например: «…наши дипломаты связались с аппаратом Совета национальной безопасности США и Госдепартаментом США для прояснения существа резонансных высказываний Президента Соединенных Штатов Америки Дональда Трампа. Наши коллеги-дипломаты поинтересовались, что конкретно имелось в виду в прозвучавшем накануне заявлении относительно данных лидером Соединенных Штатов Америки указаний Пентагону о немедленном переходе к испытаниям ядерных вооружений, и попросили разъяснений в СНБ и в Госдепе. На что представители и Белого дома, и Государственного департамента США уклонились от предметной реакции и заверили, что доложат информацию «наверх» и свяжутся с российской стороной, если будет, мол, сочтено необходимым дать пояснения по существу поднятых российскими дипломатами вопросов». 

Справедливости ради надо заметить, что трагикомично выглядели действия не только не знающих ничего российских дипломатов (чекисты тоже ничего толком не могли сказать, о чем и сообщил на том же Совбезе их руководитель), но и «представителей Белого дома и Госдепа».

В иные времена главы государств уже обменялись бы молниеносными посланиями, посол Анатолий Добрынин имел бы беседу в офисе советника по национальной безопасности Генри Киссинджера, если не в кабинете президента Ричарда Никсона. Но для этого нужно было иметь специальный закрытый канал связи — back-channel. И что уж совсем недостижимо — для этого нужно было быть Добрыниным и Киссинджером! О Никсоне и Брежневе умолчим… 

И все это было без современных средств связи и всемирной сети Интернет. Добрынин вспоминал: «Президент (Никсон. — А. К.) затем предложил установить важный конфиденциальный канал, по которому можно было бы ему и советским лидерам оперативно и негласно обмениваться мнениями в случаях срочной необходимости. <…> Впоследствии, по решению президента, по мере того как наши контакты участились, став почти ежедневными, была проведена прямая тайная телефонная линия между Белым домом и посольством, пользоваться которой могли только Киссинджер и я (без набора номеров, просто поднимая трубку). <…> Оглядываясь назад, могу уверенно сказать, что без такого канала и его конфиденциальности не были бы достигнуты многие ключевые соглашения по сложным и противоречивым вопросам, не снималась бы оперативно опасная напряженность». 

И как вывод: «Мы были одновременно и противниками, и партнерами по сохранению мира». 

Схожий канал действовал, когда Москва устанавливала отношения с администрацией федерального канцлера Западной Германии Вилли Брандта. Важно, еще раз подчеркнем, что контакты были следствием доброй (а не злой) воли двух сторон. И здесь тоже функционировал back-channel. Из мемуаров Фалина, в то время посла в ФРГ: «…у нашего МИДа было отобрано исключительное право на контакты с главой правительства ФРГ. Брежнев и Брандт создали свой параллельный канал прямой связи. На советской стороне функцию неформальных представителей первого лица выполняли В.Е. Кеворков, политический советник Ю.В. Андропова, и В.В. Леднев (работавший под журналистским прикрытием. — А. К.)». В результате между Брежневым и Брандтом «завязались доверительные отношения, которые спорили в эффективности с «красными телефонами», связывавшими Москву с рядом других западных столиц. Брежнев выразился в моем присутствии определенно: с Брандтом можно и нужно делать дела». 

Потом, в 1974-м, Брандт пал жертвой скандала — в его окружении обнаружился восточногерманский шпион, о чем, похоже, на знало даже советское первое лицо. А Никсон в том же 1974-м пал, в свою очередь, жертвой импичмента. С конца того же 1974-го у Брежнева начались необратимые изменения здоровья, в том числе ментального. Разрядка еще несколько лет имела значение, но постепенно сходила на нет. Что говорит все-таки о весьма существенной роли личностей в истории войны и мира. Но образцы сотрудничества можно найти в любые эпохи, в том числе заложившие основы по-настоящему мирного даже не сосуществования, а просто существования, начиная с 1990-х, представляемых сейчас как «лихие». Пожалуй, в таком случае наше время — «подлое»: не сравнить эпоху исчезнувшего страха мировой катастрофы, свободного передвижения людей, идей и капиталов, с сегодняшним взаимно изолированным и озлобленным миром. И эти люди еще называют 1990-е хаосом… 

* Властями РФ внесен в реестр «иноагентов».