Как влитые

Три года назад, после объявления частичной мобилизации, началась самая массовая за много лет эмиграция из России. Принципиальные противники *** стали покидать страну еще на полгода раньше. Для многих Армения оказалась перевалочным пунктом, но как минимум десятки тысяч россиян в Ереване остались. Независимые журналисты, которые тоже покинули родину, много писали о собственном опыте, предоставляли слово тем, кому пришлось релоцироваться. Корреспондент «Новой газеты Армения» решил сменить оптику и поговорить с коренными ереванцами о том, какими они видят приехавших и чего от них ждут.

Пострадавшие — значит, свои 

Мы, релоканты, не первые, кто оказался в Ереване, спасаясь от преследований. Об этом «Новой газете» напомнил Марк Григорян — журналист, автор книг, а с недавних пор и подкастов по истории Армении и Еревана. Григорян — коренной ереванец. Его дед, которого тоже звали Марком, с 1939 по 1951 год был главным архитектором столицы Армении. 

Беседуем в кафе при книжном магазине Common Ground. Проспект Баграмяна, 6. Сегодня это центр Еревана, а в 1940-е, как несколько месяцев назад рассказывал Григорян на лекции, здесь город уже заканчивался. История Армении насчитывает несколько тысячелетий. По меркам армяноведов, Ереван стал крупным городом совсем недавно, а столицей — только в 1918 году. 

Любой город аккумулирует население окрестностей, но Ереван, наверное, не стал бы столицей, мегаполисом, если бы не переселенцы, прибывшие сюда издалека. Первая волна мигрантов — армяне, бежавшие от геноцида из Османской империи в начале ХХ века. 

— Ереван был маленьким городом; по официальным данным, его население составляло около 28 тыс. человек. Когда в 1915 году сюда прибыла первая волна бежавших от геноцида, их селили вокруг Еревана в поселках, которые называли как те места, откуда они бежали, — Малатия, Себастия, Зейтун, Мараш, Арабкир. Поскольку город рос невероятными темпами, эти поселки становились районами Еревана, сохраняя свои названия. Топонимика осталась, но население перемешалось, и, например, в Малатии давно уже живут не только потомки выходцев из этого турецкого города, но и кто угодно, — объясняет Марк Григорян. 

Пробуем подсчитать, сколько еще было таких крупных волн за последние сто с небольшим лет. В конце 1940-х десятки тысяч зарубежных армян, мечтавших связать свою жизнь с родиной, приехали в Армению, поверив Сталину. Многих из них депортировали в Сибирь. 

Во время первой карабахской войны в Армении массово искали спасения азербайджанские армяне. 

Получается, нынешняя релокантская волна — как минимум четвертая за последние десятилетия. Марк Григорян уточняет, что, конечно, наблюдались и обратные процессы. В позднесоветские годы армянские репатрианты начали уезжать из СССР. Многие вынужденно покинули родину в 90-е. 

— Когда развалился СССР и шла первая карабахская война, жить здесь было так трудно, что это вызвало массовый отток населения. То есть была как минимум одна большая волна отъезда людей отсюда. И конечно, во все годы существовала естественная миграция — в рамках СССР, а сейчас и всего мира, — говорит Григорян.

Но нынешняя волна — первая неэтническая. Впервые в Армению за короткий срок приехало столько не-армян. Российские релоканты до сих пор удивляются, насколько доброжелательны к ним ереванцы. Марк Григорян рассказывает, что с переселенцами прошлых десятилетий все было сложнее. 

— Начиная с моего детства, с 60-х годов, все знали, что вот здесь живут переселенцы из города Ван, тут — из Самарканда, а бакинцы — на два дома левее. При этом не было такого: «Я с бакинскими не общаюсь». Но когда пошла волна беженцев первой карабахской, отношение к ним было смешанное. Были те, кто сочувствовал и помогал беженцам, но на улице вы могли встретить и людей, которые от бакинцев нос воротили, считали их «неправильными» армянами. Их главным разговорным языком был русский. Они также использовали азербайджанский и армянский. Во время той войны ереванцы болезненно реагировали, когда слышали азербайджанскую речь на улице. Постепенно сами беженцы перестали говорить между собой на азербайджанском и все больше переходили на армянский. Но интонации, особенности употребления слов все равно отличаются. Ереванское ухо это слышит. А вот когда в 2022 году случилась массовая релокация россиян, никаких всплесков ксенофобии не было, и это, честно говоря, даже удивляет, — рассказывает Григорян. 

По его словам,

— Здесь не принимают российскую имперскую политику, но принимают россиян, бежавших от этой политики. Не принимают тот русский язык, который служит имперским амбициям, но принимают тот русский, который мы слышим на улицах. Это очень интересное явление, которое я наблюдаю, но не могу объяснить. И да, когда волна релокации только начиналась, я думал, что приедут люди, многие из которых останутся здесь, которые захотят выучить армянский. Интеграция в любое общество начинается с изучения языка. И вдруг оказалось, что учить армянский совершенно необязательно, потому что все общаются с вами по-русски. Даже те, кто почти не знает русского языка. Дети релокантов в школах учатся либо в русских классах, либо вообще онлайн. И вот как-то этот элемент интеграции — он оказался менее востребованным, что ли, — рассуждает Марк Григорян. 

— Вы забываете про события в Грузии в 1956 и в 1989 годах, — напоминает Григорян. — В Грузии все развивалось иначе. Она много лет была любимым, избалованным ребенком СССР, и когда вдруг Россия объявила ее врагом, ответная реакция была соответствующей. Армения в составе СССР была забытой богом провинцией, поэтому после развала СССР такой болезненной перестройки отношений с Россией здесь не произошло. 

По словам Григоряна, армянский национализм существует, но этот национализм «смотрит в сторону Турции». 

— Вся негативная энергия уходит туда, и на россиян, на живущих в Армении сирийских и ливанских армян, индийцев это негативное отношение не распространяется, — делится наблюдениями мой собеседник.

На вопрос, раздражают ли чем-то релоканты коренных ереванцев, Марк Григорян не сразу находит, что ответить. По его словам, ереванцев фраппирует привычка россиян ругаться на улицах матом и «свободное поведение в быту» (в частности, слишком вызывающая, по армянским меркам, одежда), но в целом релоканты «играют по существующим здесь правилам». 

— Не исключаю, что у кого-то недовольство есть, но я с таким не сталкивался, — продолжает он. — Недовольство, о котором я слышал, не связано с фактом релокации. Например, релоканты открыли шумный ночной клуб. Мне это не нравится, но я был бы точно так же недоволен этим клубом, если бы его открыли армяне. 

Рост цен на аренду жилья, конечно, стал проблемой для коренного населения, но не настолько серьезной, как можно предположить. 

— Условно говоря, где-нибудь в Дилижане живет семья, планировавшая отправить детей учиться в Ереван, но теперь ей уже не по карману снять жилье в столице для сына или дочери. Не обижаются за это на релокантов? 

— Нет. Никакой обиды. Такая семья заранее готовит почву, заранее находит, у какой родни в Ереване будут жить их дети во время учебы. Снимать квартиру необязательно. Предполагаю, что у тех, кто квартиры сдает, есть даже удовлетворенность, что релоканты были готовы платить такую душераздирающую цену. 

Про то, что в Ереване изменилось к лучшему с появлением релокантов, Григорян рассказывает охотнее. Отмечает, что в магазинах стало больше русскоязычной литературы и что его книги на русском теперь быстро раскупают. 

— Релоканты меняют культуру дизайна. Приехали очень серьезные, подготовленные дизайнеры — Станислав Жицкий, Игорь Гурович, Оксана Скачко. Они учат местных дизайнеров новым трюкам и фокусам, доселе здесь неизвестным. Станислав и Игорь преподают дизайн. Оксана — книжный дизайнер, автор визуальных решений некоторых книг, продающихся в Ереване. Дизайнеры-релоканты оформляют выставки. Изменилась IT-сфера. Дело не только в том, что из России приехали классные айтишники. Они привезли с собой новые рынки, отношения, знакомства и связи, — говорит Григорян. 

— Есть ли у вас ожидания, связанные с релокантами? 

— Мне бы хотелось большего уровня интеграции. Не ассимиляции, а именно интеграции. У меня есть друзья и знакомые среди релокантов, которые действительно интегрируются и вполне комфортно себя чувствуют. Работают здесь, а не удаленно. Их дети живут здесь. Они двигаются вполне органично. Но есть и релоканты, замыкающиеся в своей общине, живущие общинно-тоскующей жизнью. Понимаю, что интеграция — процесс обоюдный. Мне могут сказать, что движение с нашей стороны не столь активное, как хотелось бы релокантам. Готов принять этот тезис. 

Я рад, что в Армении по большей части позитивное отношение к релокантам. Вы несете с собой много интересного, нового, полезного. И еще. Армения была самой моноэтничной из всех союзных республик. Моноэтничность продолжает здесь существовать. 

— Моноэтничность — это плохо? 

— По-моему, плохо. Она ведет к тому, что страна замыкается внутри себя и теряет связь с миром. Чем больше разных культур, людей, цветов кожи и отношений к жизни, тем лучше. 

Анархисты, музыканты и веганы 

Ереванский политолог Микаэл Золян тоже считает, что релоканты сделали жизнь Армении и Еревана разнообразнее и ярче. Он обращает внимание на не самые очевидные последствия миграции. 

— Релоканты приехали после войны 2020 года — в очень тяжелый для Армении момент. Одно из психологических последствий той войны — падение самооценки армян. И вдруг к нам приезжают люди из России, ищущие спасения. И ты понимаешь, что война и проблемы не только у тебя. У релокантов еще и проблемы с их правительством. Они больше не могут жить на родине, а у нас — могут! В Армению приехали нормальные адекватные люди с образованием, а иногда и с деньгами. Они говорили: «У нас ужасно, а у вас хорошо». Это не всем, но многим армянам помогло поднять самооценку. До 2022-го года я часто ездил и в Европу, и в Россию. Общение с русскоязычными друзьями было важной частью моей жизни. С 2022 года в России ни разу не был, но благодаря релокантам в курсе российских новостей и того сегмента российской музыки, который мне интересен, — говорит Микаэл. 

— Что коренные ереванцы говорят о релокантах, когда самих релокантов нет рядом? Нет разговоров на тему «Как эти русские достали!»? 

— Такого нет. Есть просто констатация, особенно в первые месяцы 2022 года: «Заходишь в центр Еревана, а кругом русские!» Раньше, если армянин с татуировками ходил по центру Еревана, на него смотрели косо, а когда из России приехали парни и девушки с пирсингом, с разноцветными волосами, с тату, отношение к тем, кто выглядит иначе, изменилось. Сейчас в Ереване никого не волнует, как ты выглядишь. В кругах ереванцев, где я общаюсь, есть даже какая-то радость, что приехали русские. Для той части армянского общества, которая тяготилась консерватизмом, это позитив. 

Раньше общался с россиянами, но это был такой формат: показать Гарни и Гегард, поесть шашлыков, выпить кофе. А после 2022 года у меня возник пласт общения с русскоязычными людьми, которые в Армении не на пару дней, а надолго. С ними уже общаюсь как с соседями, как с людьми, которые живут со мной в одном городе. Кому-то помогаю, допустим, найти узкого специалиста, врача. Потом оказалось, что через них и для себя новые возможности открываю: уроки йоги, какие-то вечеринки. В интеллектуальном плане от релокантов узнал про новых авторов, новые идеи, новые оптики. Мне казалось, что постколониальная теория — это только про бывшие западные колониальные империи, но благодаря моим друзьям, релоцировавшимся из России, понял, что постколониальная оптика подходит и для описания процессов на постсоветском пространстве. Многие релоканты интересуются идеями анархизма. Я думал, что анархизм — это только Кропоткин и Бакунин. От релокантов узнал новых авторов, которые пишут сегодня, узнал про интересные современные ответвления анархизма, за которыми стоит следить, — рассказывает Микаэл Золян. 

Он любит электронную музыку. В 2022 году в Ереван из России приехали представители электронной сцены, открылось несколько клубов, в частности клуб «Бан», ныне уже несуществующий. 

— Я ходил в ереванские клубы, где играли электронику. Там была немножко другая атмосфера — как в церкви. В «Бане» появились другие вайбы. Помню, там диджей играл сет и вдруг выключил музыку и спросил: «Сиги у кого-нибудь есть?» Его угостили сигаретой, и он продолжил играть. То есть такой панковский немного вайб. В Ереване возникла релокантская тусовка, играющая нойз, эмбиент — музыку, которой до этого в Армении было очень мало. Сейчас электронщики-релоканты уже создают коллаборации с ереванскими музыкантами. Я считаю, что закрытие «Бана» — это неоправданно жесткая мера. На его месте релоканты открыли панк-бар «Муха». Панк слушал в молодости, сейчас уже не очень люблю, но мои друзья туда ходят. 

Микаэл любит бывать и в других релокантских заведениях. Заходил, например, в закрывшийся уже «Туф», в веганское кафе.

— В Тбилиси в релокантских заведениях кажется, что ты здесь единственный не из России, — делится мой собеседник. — В Ереване не так. Нет такого ощущения, что зашел в какое-то гетто. Среди посетителей — и армяне, и русские, и туристы из третьих стран. При этом по каким-то мелочам ты чувствуешь, что это место открыли российские релоканты. 

Я заходил в веганское кафе «2022» в Ереване в день, когда азербайджанцы начали в Арцахе военную операцию, переросшую в этническую чистку. Помню, что увидел абсолютно раздавленных людей, которые переживали, сидели в телефонах и читали новости. То же самое было в любом армянском кафе. Я вижу, что в тех релокантских заведениях, где бываю, люди интегрированы, — объясняет Микаэл. 

— В России на мигрантов навешивают ярлыки. Дескать, это преступность, наркотики и вообще головная боль. В Ереване к российским эмигрантам так не относятся?

— Релоканты — нетипичные эмигранты. С постколониальной точки зрения это привилегированные люди из центра империи, которые и говорят на языке империи. Хотя очень часто релоканты оказываются в уязвимом положении. Это зависит от их финансовых возможностей. Что касается негативных стереотипов про релокантов — такого не замечал. Но, опять-таки, я общаюсь в кругах более-менее интеллектуальных, общаюсь с людьми, которые не позволяют себе шовинистских высказываний. Конечно, есть давние, еще советских времен, стереотипы про русских: все мужчины — алкоголики, женщины более свободного поведения, чем армянки. У нас долгое время не было своего независимого государства, мы находились в подчиненном положении, и как реакция на это возникают такие стереотипы, принижающие титульную имперскую нацию. Еще эти стереотипы связаны с тем, что армянское общество патриархальнее. 

Просто должна быть нормальная политика интеграции. Тем, кто хочет выучить армянский, надо помогать это сделать, а оттого, что в Армении выступают российские исполнители, армянских музыкантов меньше слушать не станут. 

Но это больше интеллигентский дискурс. Основная претензия широких кругов в том, что с приездом релокантов все подорожало, особенно аренда жилья. В самом начале, когда был резкий наплыв, цены на жилье стремительно выросли, некоторые собственники выселяли армян со съемных квартир, чтобы заработать на русских, которым некуда было деваться. Многим армянам, арендовавшим жилье в Ереване, пришлось уезжать на окраины или снимать квартиры в других городах. Большинство пострадавших понимали, что виноваты не релоканты, а собственники жилья, которые так себя повели. Для тех, кто переехал к родственникам или на дачи, чтобы сдать свои квартиры релокантам и на этом заработать, это был даже удачный момент, поэтому антагонизма в отношении релокантов нет. 

И еще были опасения, что наплыв россиян приведет к тому, что в Армении усилится влияние Кремля, но релоканты, которых я знаю, настроены антипутински. Думаю, если Армения развернется в сторону Кремля, релоканты больше всех этим возмутятся. 

— Не жалуются ли армяне, что русские отбирают у них работу? 

— Не знаю ни одного человека в Армении, который бы сказал: «У меня отобрали работу русские». Я видел закрывшиеся заведения общепита в центре Еревана. Возможно, это случилось потому, что релоканты открыли рядом какой-нибудь кофе-шоп и посетители стали ходить туда. Но чтобы армянина выгнали с работы и вместо него взяли русского — такого я не видел. Российских релокантов в Армении сейчас уже не очень много. Большинство из них работает удаленно или в своей общине: россиянин что-то открывает в Ереване и берет на работу других россиян. 

— Первая волна релокантов приехала в Армению уже три с половиной года назад. Как изменилось отношение к ним за это время? 

— Сначала были настороженность и интерес, которые сейчас сменились привычкой и принятием. Многие армяне испытали разочарование, когда релоканты стали уезжать в ЕС и возвращаться в Россию: «Им у нас было дорого? Некомфортно?» У некоторых армян были бизнес-планы, связанные с релокантами. Открывали кафе или другие заведения, рассчитанные на релокантов. Казалось, что наплыв будет продолжаться. 

Опять-таки, может быть, у меня специфичный круг знакомых, но я не слышал такого: «Ну и хорошо, что уезжают! Зачем они нужны?» Мне кажется, в других странах такие разговоры явно были. 

Со стороны кажется, что Армения — это что-то монолитное. На самом деле Армения — страна общин. Иранские, сирийские, грузинские, карабахские армяне — у каждой из этих общин есть кафе, ресторанчики, места, где они собираются. И оставшиеся в Армении российские релоканты тоже стали одной из общин со своими местами. Они соблюдают правила общежития и при этом в своей общине занимаются чем хотят и никому не мешают. Почему нет? 

— Когда мы договаривались о встрече, вы сказали, что могли бы написать научную работу, посвященную релокантам. Расскажите подробнее, о чем именно была бы эта работа. 

— Как Армения меняет релокантов и как релоканты меняют Армению. Мне кажется, здесь интересен момент интеграции и возникновения новой идентичности. Среди релокантов есть очень разные люди, в том числе квиры. И они ходят в Ереване в кварталы, которые считались криминальными, в которые я сам в детстве боялся ходить. Те, у кого есть опыт жизни в ЕС, у кого прогрессивные взгляды, взаимодействуют с патриархальными, может быть, даже провинциальными людьми. Интересно наблюдать, как происходит общение, какие вопросы им задают, проявляют ли агрессию. Какие вещи им местные объясняют. 

Другой момент — стратегии интеграции и неинтеграции. Кто-то учит язык, кто-то нет. Кто-то рассматривает Армению как временное пристанище, а кто-то, наоборот, хочет здесь осесть и получить гражданство. 

Еще один интересный аспект. Армяне воспринимают релокантов как однородную группу, всех называют русскими, но релоканты — это очень много разных идентичностей. Появилась новая еврейская община. Были «старые» евреи, давно тут жившие, а теперь приехало много евреев из России, для которых еврейская идентичность важнее российской — возможно, именно в результате событий 2022 года. Есть российские релоканты с украинскими корнями, которые теперь идентифицируют себя как украинцев. Есть релоканты, идентифицирующие себя с другими нациями — татарами, якутами, бурятами. Люди не могут больше жить в России, и вот им теперь приходится решать вопрос идентичности. 

Миграция в Армению значительного числа людей, которые не являются этническими армянами, в новейшей истории Армении происходит впервые. Интересно, как это влияет на восприятие мира самих армян. Мне кажется, что после провозглашения независимости, после войны 2020-го года и других ключевых событий армяне переосмысляют свою идентичность. Этническая концепция нации постепенно трансформируется. Если раньше важнейшим был этнический фактор («Мы армяне, и неважно, где мы живем»), то сейчас все большую роль играют территориальный и гражданский факторы. Не так важно, какую религию ты исповедуешь, каких традиций придерживаешься. Важнее, что ты являешься гражданином этой страны, служишь в армии, платишь налоги, голосуешь на выборах и так далее. Переход от более этнической концепции нации к гражданской, демократической. И в этот момент приезжает большое количество людей другой этничности, и некоторые здесь остаются. Мне интересно, насколько они будут воспринимать себя именно как жителей Армении и насколько армяне будут их так воспринимать. Что будет через десять? Через 20 лет? У многих моих знакомых релокантов есть дети. Становление их личности произойдет именно в Армении. Интересно, как спустя время дети релокантов будут определять свою идентичность. 

Не требуем, но ждем 

Марина Ширинян — армянка, которая родилась и выросла в Тбилиси. Преподает в ереванских вузах догматическое богословие и армянскую церковную библиографию. 

— Папа мой из Арцаха, потомок беженцев из Карса. В Армении я оказалась в 1996 году, — уточняет Марина. 

Переехав в Армению, не знала армянского, и даже ей, этнической армянке, социализироваться было непросто, поэтому российским релокантам, приехавшим после 2022 года, она сочувствует. По наблюдениям Марины, 70% армян относятся к релокантам положительно, а 30% не очень им рады. 

— Ереван стал жить на два голоса. Недовольны те армяне, которые воспитаны сугубо в армянской культуре, не владеют русским языком и не находятся в контексте российской культуры. До некоторых релокантов сложно донести, что это другая страна, жители которой не обязаны знать русский язык, и это от них могут потребовать, чтобы они учили армянский. Кстати, что касается языка. Если семейные релоканты хотят интегрироваться, они записывают детей в какие-то кружки. Дети очень восприимчивы, они быстро учат язык и становятся мостиком между своими родителями и коренными ереванцами. Вот этот процесс мне нравится больше, чем когда человек возмущается, что армянин, коренной житель Еревана, не владеет русским и, например, не может принять от него заказ в кафе. 

Коренные ереванцы привыкли к размеренному темпу жизни, к разговорам во дворе. Чисто восточный менталитет. И вдруг этот новый быстрый темп, устремленность в будущее. Пока что синтезировать это не получается, есть какие-то острые углы, — говорит Марина. — Многие релоканты работают дистанционно и живут в своем мире. Со стороны создается впечатление, что они не хотят интегрироваться и не участвуют в нашей рутине, в нашей жизни. Мы этого от них не требуем, но армяне, исходя из своего менталитета, немножко сложно это переживают. Мы до сих пор живем родоплеменными отношениями. Когда знакомятся два армянина, первый вопрос: какого ты рода, как твоя фамилия? И тут же находятся общие знакомые. И вдруг появляется новый человек, который выстраивает границу между собой и окружающими. Он для нас как какая-то неведома зверушка. Люди, которые не идут с нами на контакт, вызывают некоторое смущение. 

Недовольство проявляется в том, что мы очень сложно относимся к какой-либо критике. У нас есть свои комплексы. Мы маленький народ. Нам важно, чтобы нас оценили. Мы народ, который постоянно находится в состоянии войны. У нас неспокойный регион. Нас много обижали, мы пережили страшный геноцид, нас вырезали миллионами. И мы хотим как-то заявить о себе миру, нам важно осознать свою значимость. Поэтому ждем, что спасибо в наш адрес будет звучать громко. 

По словам Марины, 

Мы, люди Востока, тоже любим выпить, но армянин, даже если выпьет много, сохраняет человеческий облик, — объясняет моя собеседница. 

Марина Ширинян отмечает, что с приездом релокантов подскочили цены на аренду жилья и некоторые услуги. 

— Как женщина, пользующаяся услугами парикмахера и косметолога, могу сказать, что за последний год цены на эти услуги выросли примерно на треть, потому что увеличился спрос, — говорит она. 

Цены на аренду жилья остаются выше, чем до 2022 года, но они стабилизировались, перестали расти. За последние три года заметно подорожали и продукты, но, по словам Марины, это общемировая тенденция. В Армении это обусловлено еще и местными экономическими проблемами, большинство армян не обвиняют в росте цен релокантов.

Относительно ситуации релокантов на рынке труда внутри Армении, Марина готова говорить только о своей сфере — научная работа, преподавание.

— Что касается научной сферы, будет трудно. Приезжает релокант, у которого есть бэкграунд, научная степень. Ему кажется, что он приехал в какую-то провинцию, где ему должны предоставить самое лучшее место. Если ему предлагают не такую высокую должность, не такую большую зарплату, как он ожидал, случаются какие-то непонятные реакции. 

— Российские обыватели очень часто с презрением относятся к выходцам из Центральной Азии и Южного Кавказа, приезжающим в Россию. В ходу оскорбительные слова «хачики», «чурки». Да и государственная политика в России все враждебнее к мигрантам. Интеллигентные релоканты, вынужденно переехавшие в Армению, опасались, что им теперь «прилетит ответочка» за хамоватых соотечественников, но этого не случилось. Почему? 

— Вы не первый россиянин, задающий мне этот вопрос. У нас разные культурные коды. Как бы ни тривиально это прозвучало, армяне — народ богобоязненный. Гостеприимство — одна из неписаных заповедей, которая соблюдается. Вы, наверное, знаете, что у нас очень сложная история. Были случаи мщения, например, операция «Немезис» после геноцида армян в Османской империи. Но в целом армяне не мстительны. 

— На ваш взгляд, что с российской диаспорой в Армении будет происходить дальше? 

— Затрудняюсь ответить, потому что это уже что-то из области прорицательства. Останутся ли здесь релоканты, зависит от политической ситуации — и в России, и в Армении. Зависит от того, найдут ли здесь вакансии релоканты, которые не работают удаленно. Существует разница в менталитетах, разница в культурных кодах. У меня есть знакомые релоканты, которые из-за этих несоответствий впадали здесь в глубокую депрессию, их не устраивал темп жизни. 

Думаю, останется небольшая часть релокантов. Но лично мне бы хотелось, чтобы вы оставались. Те релоканты, с которыми знакома лично, — очень благодарные, отзывчивые люди. Я поражаюсь, насколько часто они говорят спасибо этой стране и ее жителям. 

Я родом из Тифлиса — многонационального города. В тифлисской школе в моем классе училось 40 детей 20 национальностей, и мне комфортнее, когда на улице я вижу людей разных национальностей. Сложно жить в моноэтничном государстве. 

Андрей Новашов*

* Внесен властями РФ в реестр «иноагентов»