Кто мешает «проходу в метро»

Невозможность протестов в сегодняшней России — это политическая и антропологическая аксиома, поддержанная усовершенствованным репрессивным законодательством и правоприменительной практикой. А также — не в последнюю очередь — «неравнодушными гражданами», всегда готовыми составить донос, или в Сети, или по всей форме, в органы.

И тем не менее некоторая спонтанность жизни в том обществе, которое можно назвать гражданским, присутствует. Только прорывается она не в привычных формах, которые давно невозможны, а в неожиданном виде и нежданных местах. Например, трансляторами гражданской позиции стали театральные спектакли с репликами-намеками, вызывающими понимающую реакцию зала, или книги о тоталитарных режимах, где обнаруживаются многочисленные аллюзии с сегодняшним днем. 

Совершенно неожиданно такими трансляторами недовольства стали и уличные музыканты. Где-то в том же режиме песен-аллюзий: достаточно спеть на Арбате (что естественно) Виктора Цоя «Перемен требуют наши сердца». Казалось бы, а что такого: песня выросла из определенного исторического контекста. Но вот «Звезда по имени Солнце» как-то не имеет четкой привязки к фону истории, зато в ней есть считываемая эмоция: «И две тысячи лет — война…»

А есть регистр гораздо более прямолинейный, как в случае со студенткой музыкального училища имени Римского-Корсакова Дианой Логиновой (Наоко), ее группой Stoptime и завирусившейся песней Noize MC* про «пусть танцуют лебеди». Понятно, что многочисленные видео взорвали социальные сети, 

Репрессивная машина сработала молниеносно: во-первых, на уровне рефлекса, во-вторых, в назидание всем остальным. Любое наказание имеет дидактическое значение в жанре «чтоб другим неповадно было», отсюда и «дискредитация армии», и две недели ареста. 

Хотя в песне, если рассуждать с позиций здравого смысла, скорее, содержится «дискредитация» родной пропаганды, а также, если угодно, экономической политики (взять, например, слова из песни «во весь свой отрицательный рост»: некоторые макроэкономисты утверждают, что именно это нас ожидает в первом квартале 2026 года, и это что с их стороны — тоже «дискредитация армии»?).

Словом, Наоко отвечает и за шок властей (форма протеста необычна), и за массовизацию песни в физическом (уличном) и сетевом пространствах. Оказывается, консолидация вокруг флага отнюдь не полная, даже если считать, что большинство в социологической группе 18‒24 года составляет инертная, конформистская, равнодушная, оболваненная и агрессивно карьерно-ориентированная часть молодежи. 

С одной стороны, выяснилось, что ответ на вопрос «А что, так можно было?» положительный, но, с другой стороны, любой сколько-нибудь эффективный акт выражения альтернативной позиции мгновенно и жестоко наказуем. 

На другом конце отнюдь не консолидированной, а раздерганной, неуверенной в себе, отчасти находящейся в состоянии «шока и трепета» родины, во Владивостоке и Новосибирске, прошли небольшие протесты против большого государственного фискального изобретения — резкого увеличения утильсбора на автомобили.

Налоговые инициативы идут широким потоком, нет никаких сомнений в том, что в какой-то момент в полном соответствии с экономической теорией сработает «эффект Лаффера» — то есть чрезмерное налоговое бремя будет способствовать не увеличению доходов бюджета, а сужению налоговой базы, уходу бизнесов с рынка или в тень и, соответственно, снижению доходов бюджета. Но здесь важнее другое: люди, пусть и в небольших количествах и по социально-экономическому поводу, но все-таки рискнули выйти на улицу.

Да, они не выступали против политики в целом, но они высказывались — и весьма экономически грамотно — против получения государством дополнительного дохода за счет граждан, чтобы эти деньги были направлены именно на продолжение СВО (чего никто и не скрывает). 

Автомобиль для огромных масс населения в России — не роскошь, а средство существования и заработка. Соответственно, он должен быть долгоиграющим, надежным, удобным и безопасным. Утильсбор резко ограничивает возможности приобретения таких машин. Кроме того, автомобилисты, как никто другой, прекрасно знают, что никаких предприятий по утилизации автомобилей не существует, а значит, за счет простых граждан удовлетворяется страсть верхних людей к расходам денег налогоплательщиков на другие, всем известные цели.

Поскольку публика в Сибири и на Дальнем Востоке собралась сильно отличающаяся от молодежи, «мешавшей проходу к метро» (о, формулировки приговоров диссидентам шестидесятилетней давности!) в Питере, автомобилистов никто не тронул. Власти даже слегка испугались, и на уровне вице-премьерском была дана команда на месяц отсрочить введение новых ставок утильсбора. Это должно было снизить степень раздражения в тех социальных слоях, которые теоретически считаются политической базой режима (в старых терминах — «обыкновенный советский человек, каких у нас в Союзе миллионы»). 

Но ведь все равно введут этот самый сбор, исходя из того, что в современных условиях массы проглатывают любое ограничение любых прав (что было доказано на практике). А вот это и станет экспериментом — еще одним после протестов в Якутии против «реформы» местного самоуправления: проглотит ли автомобильное сообщество усугубление фискального пресса? Настолько ли оно многочисленное, как, например, сообщество пенсионерское, опустившее в 2018 году рейтинги Путина и власти в целом?

2025 год — не 2018-й, ситуация в стране, как и массовые настроения и поведение отличаются серьезным образом; выученная индифферентность, беспомощность и гражданская безответственность способствуют абсолютному послушанию. Поэтому владивостокские события едва ли напрягли политических манипуляторов в той же степени, что и выступления против пенсионной реформы. Но, возможно, они оказались столь же неожиданными, как и протесты против ареста губернатора Фургала в Хабаровске в 2020-м. Словом, здесь есть над чем задуматься представителям новой, весьма денежной, профессии — «социальным архитекторам».

который можно время от времени тушить фестивалями, велопробегами и благоустройством очередной набережной. Столь же сложно прогнозировать, в какой еще форме, помимо очень разных событий от Санкт-Петербурга до Владивостока, может публично проявиться глухое латентное недовольство. Но оно есть. Политизированное или не политизированное, либеральное или не либеральное, но есть.

При внешней простоте российское общество — сложное. Оно неоднородное, что бы там ни говорили в Кремле, Венеции и Брюсселе, отказываясь от понимания неопознанных социальных процессов. И очень уставшее от своего бесцельного существования на фоне шквала плохих новостей, которые пока заглушаются тем самым громко орущим телевизором из завирусившейся уличной песни. Во всяком случае уличная юная певица Наоко стала моральным оправданием России и россиян. С той же мотивацией — осознанной или не осознанной, с какой на другую «улицу», Красную площадь, выходили в августе 1968-го: «Для меня мало было знать, что нет моего голоса «за», — для меня было важно, что не будет моего голоса «против» (Лариса Богораз).

* Внесены властями РФ в реестр «иноагентов».