Острова на целине

«Итог 30-летия независимости»

Одновременное открытие двух масштабных культурных институций наталкивает на мысль о конкуренции. Но скорее оно объясняется заботой об иностранных гостях — чтобы прилетевшие на Бухарскую биеннале дважды не мотались в Центральную Азию. Авторитетных знатоков искусства из стран Европы, США и с Ближнего Востока на алматинских торжествах действительно хватало. Были и российские гости — например, экс-директор «Garage» Антон Белов. 

Алматинская интеллигенция весь сентябрь пребывала в состоянии влюбленности. Поэт и ютуб-журналист Вадим Дергачев объясняет: «У нас огромный запрос на социальный оптимизм. Люди так устали от того, что все не то, чем кажется, от бесконечного государственного вранья, от необходимости принимать правила игры, что появление институции нового типа (АМА) с выходом на интернациональное взаимодействие, вызвало столько ликования. Перспектива соревнования двух больших культурных институций тоже подливает масла в огонь нашей радости».

Дергачев справедливо отмечает, что музей и центр возникли на почве, которая возделывалась давно. Яркие арт-эксперименты Алматы 1990-х были поддержаны Центром современного искусства Сороса (СЦСИ-Алматы, 1998-2010) — институцией талантливых и идейных профессионалов, испытывавшей при этом постоянные финансовые проблемы. Тогда же совриск в Казахстане двигали несколько частных галерей, но интерес широкой публики к тем выставкам был скорее мотивирован скандалами вокруг них. 

В последние годы на актуальное искусство изредка обращал внимание главный художественный музей страны — имени Кастеева. В Алматы периодически проходят интересные выставки, и есть несколько галерей, отвечающих за производство смыслов. Но для крупнейшего мегаполиса страны таких институций маловато, а добраться до широкой аудитории им трудно. АМА и «Целинный», как наиболее масштабные и финансово обеспеченные предприятия, могут решить эту проблему, заметно улучшив и условия для художников.

Искусствовед и экс-директор СЦСИ-Алматы Валерия Ибраева считает: «Сосуществование музея и центра может быть очень продуктивным. У художников появится выбор — работать на гламурную и платежеспособную публику, делая карьеру «в рамках», или создавать острое, критичное искусство. Этот выбор тоже имеет ценность и, на самом деле, свидетельствует о развитии художественного процесса».

Бизнесмены-культуртрегеры

Создатель АМА Нурлан Смагулов — основатель и владелец сети ТРЦ «Мега» и одной из крупнейших в стране компаний по сборке и продаже авто «Astana Motors». Публичный образ предпринимателя, вышедшего на бизнес-орбиту еще в 1990-е, заметно отличается от репутации большинства казахстанских олигархов. Смагулов выглядит образцовым self-made man, успешно находившим общий язык с государством и при Назарбаеве, и при Токаеве, но не «прилипавшим» к власти. Собирать казахстанское искусство предприниматель начал около 30 лет назад, тогда же подружившись с художниками из алматинской арт-богемы, ставшими позже известными. Помимо современных произведений, его коллекция постепенно пополнялась работами казахстанских шестидесятников.

Когда в 2010-м лондонский Cristie’s делал выставку «Сокровища Казахстана», работы для нее были выбраны не только из государственного Музея им. Кастеева (Алматы), но и из коллекции Смагулова. Над той экспозицией работала и директор АМА Меруерт Калиева, тогда сотрудница Cristie’s, создавшая затем популярную алматинскую Aspan gallery и курировавшая первый павильон Казахстана на Венецианской биеннале (2022). Смагулов давно дружил с семьей Калиевой, и в 2010-х она стала помогать ему с выбором произведений для коллекции. Известно при этом, что окончательные решения о покупке работы предприниматель принимает, ориентируясь на собственный вкус (о котором профессионалы спорят).

Постепенно Смагулов начал собирать и зарубежное искусство, но

Идея музея вызревала много лет. По мысли Меруерт Калиевой, пандемия подтолкнула бизнесмена к решению не откладывать вопрос наследия в долгий ящик. В конце 2020-го Смагулов и Калиева начали продумывать устройство будущей институции, а в 2021-м провели конкурс на здание музея. 

Если АМА вызревал годами, то существование «Целинного» уже было вполне реальным. Институция заработала еще в 2018-м, просто не имела своей площадки и в культурном поле появлялась мерцающе. Поэтому открытие здания воспринимается как подлинное открытие центра, хотя за предшествующие годы затянувшегося пролога он успел наработать немало. Художественные лаборатории, исследовательские, просветительские, издательская программы, электронный архив казахстанского искусства, проекты, нацеленные на развитие в стране культуры меценатства, собственная триеннале — все это делается уже не первый год. Центр устраивал и выставки — острая антитоталитарная экспозиция «Буран — Байконыр» (2024) Ербосына Мельдибекова и куратора Дастана Кожахметова состоялась именно при поддержке «Целинного». 

Это важный момент, так как скептически настроенная часть казахстанской арт-среды видит обе институции пространством «безопасного» искусства, которое будет задвигать более острое в художественном и политическом смысле. Во многом это, вероятно, так и есть, хотя от «Целинного» можно ожидать большей смелости, чем от АМА. Позиционирование центра вообще подчеркнуто прогрессивное. Магистральные темы — гендер, экология и вера, а словосочетания «безбарьерная среда» и «горизонтальное управление» на пресс-показе звучали так часто, что из них можно было бы составить отдельную статью. Именно для того, чтобы избежать «однополярности оптики», у центра не будет главного куратора. 

Смагулов, для которого АМА — одно из «дел жизни», скорее всего, будет определять политику музея и «смягчать риторику» везде, где возможно. Декларации «Целинного», напротив, обещают, что его создатель, бизнесмен Кайрат Боранбаев, не станет задавать тон в институции. Для Боранбаева «дело жизни» — скорее принадлежащий ему ФК «Кайрат». «Целинный» же — предприятие, где раскрывает искусствоведческий потенциал его дочь Алима Кайрат. Она занимает пост арт-директора центра и считается прогрессивной специалисткой даже в той части арт-среды, которая настроена критично по отношению к местным элитам. Заявления о «горизонтальном управлении» — еще и способ обозначить, что «Целинный» не стоит воспринимать как семейное предприятие. 

Переход власти от Назарбаева к Токаеву создатель «Целинного» переживал куда болезненнее, чем Смагулов. Боранбаев входил в ближний круг первого президента Казахстана и даже породнился с ним (Алима Кайрат была замужем за безвременно ушедшим внуком Елбасы). Вскоре после «Кровавого января» предприниматель был арестован по обвинению в хищениях, что в обществе воспринималось как часть «обезжиривания» старых элит. В конце 2023 года Боранбаева освободили, а в настоящее время политический журналист Максат Нурпеисов относит его к «формирующейся про-токаевской бизнес-элите». Иными словами, бизнесмен успешно «перековался». В этом смысле «Целинный», скорее всего, поможет ему укрепить поощряемый обновленной казахстанской властью образ «ответственного олигарха», вкладывающегося в развитие общества. 

Зачем нужно современное искусство? 

Алматы славен советским модернизмом второй половины ХХ века, но ярких образцов современной архитектуры здесь немного. В этом отношении «Целинный» и АМА уже обогатили город. За преображение популярного советского кинотеатра, пострадавшего от реконструкции в 2000-е, в центр современной культуры отвечал известный британский архитектор Асиф Хан. Сохранив объемы здания, он изменил фасады, добавив к монументальному «совмоду» со-природности. Полупрозрачный и волнообразный главный фасад обыгрывает тему облака, отсылая к традиционному для степной культуры тенгрианству, божествам Тенгри (небо) и Умай (земля). Возникают идеи баланса и творчества — сочетания прочной земной опоры и полета мысли, направленной в бесконечность. У Хана получилось образцовое архитектурное переосмысление, где сохраненная история здания сочетается с новыми концептом и стилем. 

Динамичные заостренные линии, игра врастающих друг в друга материалов, где серебристый металл отвечает за футуристический мегаполис, а камень — за вечность гор и природы. Снаружи здание даже менее эффектно, чем «ущелье» Улицы Искусств — пространство сразу после входа, связывающее все залы и этажи. Лестница порадует любителей селфи, а большой балкон для летних мероприятий с видом на проспект и горы — всех. 

От культурных институций непременно ждут создания дискуссии и смыслов. Междисциплинарный проект Barsakelmes (перформанс, инсталляция, видеопроект), с которого стартовал «Целинный», — демонстрация прежде всего серьезного отношения к зрителю. Тут и рефлексия о колониальной травме, и политико-экологическая трагедия погубленного Аральского моря, и нырок в национальную традицию в надежде обнаружить в ней ключи для обновления общества. Произведения Гульнур Мукажановой, создавшей центральную инсталляцию проекта, вообще требуют зрительской подготовки и медитативного восприятия. 

У каждого произведения — отдельный зал, и для каждого, в идеале, зрителю нужно выделить отдельное посещение. 

Еще один смысл институций растет из сочетания «современного искусства», язык которого радикально отличается от традиционного, с «постсоветским контекстом», где этот язык отвергался почти весь ХХ век и для широкой аудитории закономерно оказался «иностранным». Языковой барьер злит, чужое неизвестное агрессивно отторгается — алматинским институциям в таком контексте придется работать разом и переводчиком, и репетитором. 

Хрупкое равновесие на шаткой почве 

Культурная институция — остров, окруженный морем действительности, живущей по иным законам. Утопия острова заключается в том, чтобы расширять границы, перекодируя наружную реальность (само здание «Целинного» — уже метафора перекодировки). Причем атмосфера институции отражает ее ценности не меньше, чем концепты проектов. В АМА и «Целинном» есть вся необходимая «дружелюбность» современного музея (кафе, дизайнерская сувенирка, книжный магазин, разнообразная программа — от кинопоказов до просветительских мероприятий). 

Но и на уровне экспозиций месседж институций выглядит сформулированным. Если «Целинный» стартовал с Гульнур Мукажановой, то АМА представил ретроспективную выставку Алмагуль Менлибаевой. При всех творческих различиях эти художницы (которые еще и родственницы) похожи в карьерном смысле. Обе давно живут на Западе и преуспели в глобальном художественном контексте, но в творчестве часто обращаются к казахстанской проблематике и переосмысляют национальную культуру.

Постоянная экспозиция центральноазиатского искусства из коллекции Смагулова называется «Қонақтар» («Гости»). Куратор Инга Лаце (раньше работала в Нью-Йоркском МоМА) обратилась к традиции казахского гостеприимства, подняв и тему разнообразия народов (около 130 этносов) и культур современного Казахстана, их редкой способности уживаться на одной земле. 

Созвучны по духу скульптуры и инсталляции, установленные вокруг музея. «Надэс» (2023) испанца Жауме Пленсы изображает голову девушки неопределенной национальности, но с косами, заплетенными по-казахски. А «Скульптура ветра (ТП) II» (2022) британца нигерийского происхождения Йинки Шонибаре обыгрывает ткань Ankara, символизирующую гибридную идентичность. Инсталляция немецкой художницы Алисии Кваде «Препозиция» (2023) с каменными сферами, скатывающимися по лестнице или парящими над ней, поднимает «космическую» тему и при этом обыгрывает казахстанскую долину Торыш, известную шарообразными геологическими образованиями. 

Внимание к национальному в этой системе сопряжено с самопознанием, первичной зоной ответственности и приложения усилий. Опыт погружения в свою культуру оказывается моделью для взаимодействия с другими культурами, напоминанием об их глубине, увидеть которую людям часто мешает страх перед неизвестным и инстинктивное отталкивание. При этом культура не может жить, консервируясь, — только развиваясь в межкультурном взаимодействии. 

По сути, национальное — шаг к космополитическому и защита его от абстрактной, стирающей различия трактовки, тогда как космополитический диалог — топливо для жизни национального. В «Целинном» и АМА казахское, казахстанское и мультикультурное сосуществуют как необходимые друг другу составляющие. Есть надежда, что ценность поддержания этой взаимосвязи постепенно будет осознана всем обществом и утвердится как часть национальной идеи, чему институции могут поспособствовать. 

У АМА и «Целинного» действительно существуют все задатки стать институциями высокого международного уровня. Но конкуренция будет серьезной даже на уровне региона. В последние годы на культуру сделал ставку и Узбекистан, где бурную деятельность ведет государственный Фонд развития культуры и искусства (ACDF). Помимо Бухарской биеннале, этой осенью в Ташкенте открывается центр современного искусства. Здание национального музея проектирует живой японский классик Тадао Андо. К сотрудничеству привлекли и Зельфиру Трегулову, которая недавно курировала выставки узбекского искусства в Венеции, Флоренции и в том же Алматы. 

Единственное, что смущает в планах АМА, — выбранный ритм. Музей собирается менять выставки раз в полгода. Наверняка у этого решения есть техническое объяснение, но всерьез популяризировать актуальное искусство такими неспешными темпами едва ли удастся. Впрочем, на другой важной задаче музея это не отразится. Смагулов не раз говорил, что ориентировался на опыт Музея Гуггенхайма, сделавшего увядающий баскский город международно значимым культурным центром. Привлекательность Алматы для туристов за счет сентябрьских открытий действительно возросла. 

Опыт московского музея и правда может быть полезен центру, но важен и пример нынешнего положения Garage. Большевики уничтожили традиционные культуры подвластных земель и сами потерпели крушение, оставив потомкам тотально дезориентированные страны, напоминающие скульптуру Шемякина «Дети — жертвы пороков взрослых». Неопределенность вкупе с сильным социальным расслоением и несправедливым устройством делают соблазнительными простые и жесткие концепции. Милитаризм в Казахстане не просматривается. А вот риски религиозного фундаментализма, тоталитаризма или радикально правой идеологии вполне реальны. 

Когда смотришь на «острова» Garage, АМА, «Целинный», невольно вспоминаешь об Ираке 1960-х, где часть общества тоже верила в модернизацию и глобализацию, где работали известные иностранные архитекторы и ценился модернистский дизайн. Там можно было, выучившись в католической школе, продолжить образование в Бейрутском Американском университете, как это сделала архитектор Заха Хадид. Невольно вспоминаешь и о том, что свои периоды относительной свободы и перспективы были у Ирана и Афганистана. 

Чем через 10 лет будут АМА и «Целинный» в Казахстане, пока удерживающем хрупкое равновесие на шаткой почве? Культурные центры — только сигнальные огни, знаки, тихо подсказывающие направление движения. Едва ли будущее зависит от них. 

Сорин Брут