Потрясения, горе, разлука не могут быть восполнены ничем. Но могут быть слегка смягчены: новыми возможностями, поворотами судьбы, серьезным опытом. Это относится не только к людям, но и к книгам. Да, в последние три года русская литература упорно платит по чужим счетам. Ее выкинули из всех раскладов, выжигают скандалами; здесь спорят, хорошо ли придумана премия Шишкина* «Дар», там гнобят за отказ от отказа. Но кое-какой дополнительный опыт она получила.
Ну смотрите: после заката выдающегося проекта «Книги в парках» (организаторам стали шить поддержку Навального) «среднестатистический» литератор мог либо поехать вглубь России, и это было здорово, особенно когда фестивали устраивал книжный гений Михаил Фаустов; шумно, бестолково, увлеченно. Либо в качестве «чужого» слетать за границу, когда Россию объявляли главным гостем и превращали в колоритную деталь чужой, по сути, недоступной жизни. Статусно, почетно, но формально. С позиций политической задачи все понятно; с точки зрения литературной — нет. Публика на встречи с официальными делегациями ходила неохотно, писатели пытались привлечь ее внимание, это приобретало пародийные формы.
Михаил Мейлах раздавал во Франкфурте пощечины литературным врагам; русская тусовка возмущалась, европейской было наплевать на этот провинциальный междусобойчик. Некий известный писатель, автор выдающихся мультфильмов, долго ждал в пустом и душном зале Дели появления каких-нибудь читателей; так и не дождавшись, начал бить по стулу, как по натянутому бубну, и петь заунывные песни в микрофон. Евтушенко взял машину у российского посла на Кубе и отправился на встречу с диссидентами. А Эдуард Успенский появился в крепости Монкадо в майке с надписью Че Бурашка. Ширак и Путин в Елисейском дворце принимали депутацию российских литераторов; за писателями в очередь построились руководители российского ТВ. На вопрос, что они тут делают, ответили: «А мы детские писатели. Сказочники»…
Начиная с весны 2022-го ситуация стала меняться. Еще пускали всех писателей на ярмарки в России, для избранных еще открыты были двери в книжный мир Европы; еще не случился Петербургский книжный салон, где Майя Кучерская проявляла чудеса терпимости, выдерживая натиск провокаторов.