Сюжеты · Политика

«Нас пытаются вывезти, но я им этого не позволю»

Белорусский политзаключенный Николай Статкевич, отказавшийся уезжать в Литву и вернувшийся в тюрьму, иначе поступить не смог бы

Ирина Халип, для «Новой газеты»

2010 год. Николай Статкевич. Фото: Сергей Васильев / Коммерсантъ

Если честно, по-другому и быть не могло. Представить себе Николая Статкевича выходящим из автобуса в Вильнюсе невозможно. А вот выходящим из маршрутки на минском вокзале после возвращения из колонии — легко. Тем более что это уже было.

В 2015 году, отсидев после протестов 2010 года четыре года восемь месяцев и три дня, Николай вышел из колонии и приехал на минский автовокзал. Его встречали счастливые минчане, которые жали ему руку и спрашивали, вернется ли он в политику. Николай отвечал: то, что здесь сейчас происходит, — не политика; я возвращаюсь в борьбу.

Марина Адамович, жена Николая, очень строга в смысле цифр, поэтому я и пишу, что он тогда отсидел четыре года восемь месяцев и три дня. Марина говорит, что не могла спокойно читать в медиа «отсидел больше четырех лет»,

потому что они оба, Николай и Марина, прекрасно знают, что такое восемь месяцев и три дня, скрытые в простом слове «больше».

Вот только точную цифру дней, месяцев и лет, в общей сложности проведенных Статкевичем за решеткой, подсчитать невозможно — все равно придется написать «больше». Больше 12 лет (!). 

  • Четыре года восемь месяцев и три дня после ареста в декабре 2010 года. 
  • Пять лет три месяца и 12 дней после ареста в мае 2020 года. 
  • Два года «химии» после протестов 2004 года. 
  • А еще — СИЗО после Марша Свободы 1999 года и бесконечное количество административных «суток». 

Точные цифры сегодня не назовет даже жена. Да и Николай наверняка уже потерял счет дням за решеткой — слишком много. Много дней, месяцев, лет, карцеров, СИЗО, колоний, этапов, ПКТ, одиночных камер. Где он теперь — неизвестно. Но точно в одной из камер.

Марина Адамович и Николай Статкевич. Фото: соцсети

На сегодняшний день известно немного. В воскресенье, 14 сентября, Марина Адамович подала в милицию заявление об исчезновении человека — как раз трое суток прошло с единственного за многие годы телефонного звонка и сообщений о том, что Лукашенко помиловал 52 человека и их везут в Литву. Тогда, после появления этих сообщений в новостных лентах, Марине звонили знакомые и радовались: «Скоро вы увидитесь с мужем, поздравляем!» Марина отвечала: вы что, он хоть на животе поползет в Беларусь, но ни в какой Литве не окажется. Так и случилось.

Мы разговаривали с Мариной в ночь на понедельник, после того как она вернулась из районного отделения милиции, где подала заявление об исчезновении. Марина рассказывала, как Николай позвонил с чужого телефона, уже выпрыгнув из автобуса на нейтральной полосе, и сказал: «Нас пытаются вывезти, но я им этого не позволю». И некоторое время просто сидел на той нейтральной полосе. Марина думает, 

что в это время он просто дышал свободным нерегламентированным воздухом и смотрел на небо, не перечеркнутое решетками. Пытался надышаться, прежде чем идти назад, в Беларусь, в единственное место, где он считает для себя возможным находиться.

Николай Статкевич. Кадр с камеры видеонаблюдения на пограничном переходе Каменный Лог между Беларусью и Литвой. Фото: соцсети

В 2015 году после освобождения к Николаю многие минчане подходили на улицах и спрашивали: «Но вы же не уедете? Вы нас не бросите?» Он обещал. А раз обещал — вариантов нет. Слово офицера — такая штука, не откажешься. Хотя из армии Статкевича уволили еще в 1993 году. Он был благополучным подполковником, кандидатом технических наук, военным инженером. Преподавал в Минском военном зенитно-ракетном училище. И во время августовского путча 1991 года 

оказался единственным белорусским военнослужащим, осудившим путч и призвавшим к созданию объединения белорусских военных — тех, кто не собирается отдавать жизнь за далеких кремлевских обитателей.

Белорусское объединение военных — БЗВ (Беларускае згуртаванне вайскоўцаў) — было создано. Советские офицеры, желавшие служить независимой Беларуси, приняли гражданскую присягу. После этого их начали постепенно вытеснять из армии — все-таки военный с собственными взглядами, инициативами и убеждениями был в разбитом постсоветском войске фигурой опасной. А когда Николай Статкевич в 1993 году высказался против присоединения Беларуси к договору о коллективной безопасности, его уволили из армии с формулировкой «за дискредитацию офицерского звания». Но именно он и остался офицером, в отличие от тех, для кого погоны стали просто рабочей униформой.

Николай Статкевич стал идеальным лидером уличных протестов: харизматичный, яркий, улыбчивый, да еще и блестящий оратор. Мог не просто повести за собой, а взять на себя ответственность. Потому впервые и попал в СИЗО еще в конце девяностых. Потом были аресты, «химия» в Барановичском районе (близко к отцу, повезло, мог в выходной навещать папу), многочисленные 15-суточные аресты. В 2010 году — арест и первый большой срок, шесть лет за «организацию массовых беспорядков».

10 октября 2015 года. Выборы президента Белоруссии. Николай Статкевич (в центре) среди участников акции белорусской оппозиции. Фото: Александр Миридонов / Коммерсантъ

Отец Николая, Виктор Павлович, в 2011 году ездил в Украину на свадьбу внука. Многие тогда думали, что там, в семье старшего сына, он и останется. Но Виктор Статкевич вернулся в Барановичи. Журналистам он говорил: 

«Как я могу уехать оттуда, где мой второй сын в беде, где я пролил уже столько слез, что все обидчики бы утонули в них, если бы только могли? И как мне можно куда-то уехать отсюда, когда сюда приходят письма от моего сына? Когда вскоре здесь его будут судить? Я боюсь, что уже не дождусь своего Николая на свободе».

В тот раз он дождался. В этот раз — нет. Виктор Павлович Статкевич умер 19 марта 2024 года в возрасте 96 лет. Умер в Украине: ему все-таки пришлось уехать туда к старшему сыну, потому что одному в таком возрасте было уже слишком трудно. После смерти Виктора Павловича Марина Адамович поехала в колонию, где уже два года Николай находился в режиме инкоммуникадо (с 9 февраля 2022 года), и оставила там заявление о предоставлении звонка: в соответствии со статьей 86 уголовно-исполнительного кодекса Беларуси осужденный в случае смерти близкого родственника имеет право на телефонный звонок. Через месяц Марина получила официальный ответ из колонии: «Сообщаю, что осужденному Статкевичу Н.В. доведена информация о смерти отца, однако он с заявлением о предоставлении телефонного разговора не обращался».

Я спрашивала Марину: ну неужели вы ни разу не обсуждали вероятность того, что придется уезжать? О возможной депортации гражданина Беларуси из страны гражданства мы вообще не говорили, тогда это казалось настолько же невозможным, как встретить динозавра на улице. Мы говорили о возможной необходимости: еще во время предыдущей отсидки отцу Николая подбрасывали в ящик письма о том, что если его сын выйдет на волю, то будет убит. Угроза жизни — это всегда повод уехать, чтобы спастись. Но не для Николая. Марина говорила: мы никогда, императивно, по умолчанию, этого не обсуждали.

Тот стоп-кадр с камеры видеонаблюдения на пограничном переходе Каменный Лог между Беларусью и Литвой когда-нибудь войдет в учебники истории новой Беларуси. Худой бритый зэк по имени Николай сидит на какой-то бетонной штуке возле отбойника. 

Кажется, он улыбается. Он знает, что сейчас пойдет домой. То ли в тюрьму, то ли на смерть. Просто потому, что он дал слово.

И бессмысленно говорить, что в Литве был бы жив и на свободе принес бы больше пользы. Нас, бежавших от репрессий белорусов, полмиллиона. И уже пять лет мы пытаемся приносить пользу. Не получается. Так что этот аргумент — бессмысленный.

И вообще, по отношению к Николаю Статкевичу все, что связано с рациональностью, целесообразностью, прагматичностью, не работает. Чтобы понять его выбор, нужно подходить с иной точки зрения — слово офицера, принципы, ценности. Николай всегда говорил, что наши ценности стоят ровно столько, сколько мы готовы за них заплатить. Он платит по самому высокому счету. И подвергать его ценности сомнению — подло.