Соседи по будущему и жизнь «после»

Поезд. Что такое «дальше» 

Вокруг столицы все привычно перекопано. Да и на подъездах к ней, и дальше-дальше, кругами по всему городу. Жаркий летний московский вечер площади трех вокзалов пахнет стройкой и предстоящим путешествием. У Казанского привычная суета, на входе в здание — рутинные проверки, электронный голос из динамиков, как всегда, неразборчиво всех куда-то зовет. Отъезжающие толпятся у киосков, покупая нужное в дорогу. Большая группа молодежи туристического вида, не ведая опасностей, скупает чебуреки. Дамы элегантного возраста выбирают салат посвежее. Семья со смешными дошколятами берет побольше воды и внушительный пакет печенья. Сделав выбор в пользу огромного стакана кофе, в котором льда больше, чем бодрящего напитка, следую за ними: нам, похоже, по пути. 

Двухэтажный поезд быстро заполняется, приветливые проводницы торопят последних опаздывающих, все размещаются по местам, мы отправляемся. Коротко познакомившись с соседями по купе, открываю свои записи и начинаю набрасывать бесконечный перечень того, что я хочу узнать в этой поездке. Все вопросы крутятся вокруг того, каким из нашего такого странного сегодня видится личное и общее завтра, какое оно, что в нем может появиться такого, чтобы в него стремиться. 

— Работаете?

Соседка с любопытством поглядывает на наклейки на моем компьютере. Неожиданно понимаю, что как минимум пара из них — про то, что сегодня не очень приветствуется генеральной линией. Но так, на грани. Быстро знакомимся: Анна Валерьевна решила навестить подруг молодости — давно планировала, а тут юбилей у одной из них, и вот решилась. На пенсию особо не наездишься, но тут особый случай. Раньше часто ездили и друг к другу в гости, и на море вместе, и по стране, а теперь все реже. И возраст, да и время такое… 

Беседа как-то сама собой начинает вращаться вокруг тех вопросов, ответы на которые мне так хочется найти. Честно признаюсь в этом. И хотя многие часто недоуменно пожимают плечами, узнав, что меня интересует будущее, Анну Валерьевну это нисколько не удивляет. 

— Да кто ж не хочет понять, что там дальше будет! В целом оно же все нормально сейчас, но как-то все больше непредсказуемо. Совсем непонятно, что будет завтра, послезавтра. Поэтому, наверное, я и решила, что стоит ехать сейчас, а юбилей лишь дал повод. В этом году вот уже билеты дороже, и все собрать дороже, те же подарки, например, и вряд ли станет дешевле. Подруги подшучивают, что в Москве я только на пенсионные долго не протяну, зовут к себе, у них попроще, но я ничего, справляюсь. Но тревожно, конечно, как оно там дальше будет. 

Про это самое «дальше» у меня как раз много вопросов, в первую очередь — про то, что именно из нашей сегодняшней жизни его больше всего определяет, если нечеловеческим усилием воли вынести за скобки «слона в комнате». 

Впрочем, от него довольно сложно увернуться: огромные яркие плакаты о прелестях контрактной службы нависают над нашей платформой, а группка мужчин неявного возраста, но с отчетливо не морским загаром размещается вместе со своими объемными рюкзаками цвета хаки через несколько купе от нас.

Раз за разом возникает зазор между «сегодня» и этим самым неопределенным «дальше», зазор, который надо перескочить, чтобы оно наступило. Анна Валерьевна между делом подтверждает это. 

— Конечно, оно интересно — вот так думать о будущем… Но оно особо не думается, не до того. Так-то у меня много планов, я еще хочу и в Карелию съездить; говорят, там красиво. Много чего хочется успеть. Может, и до внука доеду. Или он до меня. Но это только когда все это закончится. 

Тут беседа, нечаянно наткнувшись на тот самый зазор, как-то перескакивает на то, что неплохо бы выпить чаю, моя собеседница отправляется за ним, а с верхней полки неожиданно свешивается молодой человек. Сдвигает наушники и смотрит на меня с отчетливой иронией во взгляде. 

— Я тут нечаянно услышал… Вы это серьезно про будущее все это? Зачем? Не будет его. 

Надвигает наушники на место. Снова углубляется в свой планшет. 

Бульвар. Куда подует ветер 

Йошкар-Ола встречает приехавших ярким солнцем и отчаянной, несмотря на раннее утро, жарой. Встречающие улыбаются: да, вот такие у нас тропики в этом году. Разобравшись с дальнейшими планами, решаю пройтись по городу. И не столько для того, чтобы в очередной раз посмотреть на удивительную архитектуру, которой он обзавелся благодаря губернатору, который сначала реализовал на практике свои градостроительные фантазии, а потом присел на долгий срок, а чтобы понять, как и чем марийская столица живет этим летом. 

На живописном бульваре, что напротив моей гостиницы, немноголюдно: все же зной, да и воздух застыл недвижимо. Но редкие мамы гуляют с детьми, кто-то явно спешит по делам, а кто-то, сдвинувшись в небогатую тень, просто наслаждается неспешной прогулкой с мороженым. Пытаюсь понять, в какую мне сторону, вглядываюсь в карту, открытую на айфоне, но она почему-то показывает, что я где-то в нижегородской губернии. Останавливаюсь, пытаюсь понять, что не так. 

— Так не работает интернет-то! 

С ближайшей скамейки на меня насмешливо смотрит мужчина. Явно пенсионного возраста, но в модных шортах и с маленькой переносной колонкой рядом, из которой мурлычет что-то смутно знакомое, он машет мне рукой, приглашая подойти. 

— Не местная? Что ищешь? 

Присаживаюсь рядом, объясняю, что хочу город посмотреть со всех сторон. 

— А что на него смотреть-то? Вот он, весь здесь. Хотя город у нас красивый, это да. В отпуск или по работе? Хотя какая летом работа? Тут и командировка как отпуск, так? Погуляешь, посмотришь… Сейчас я тебе покажу, куда идти, интернета-то тут нет и не будет, завод тут рядом, сама понимаешь… 

Разумеется, я хоть и не знаю ничего ни про какой завод, но понимаю, о чем он.

Мужчина же, явно обрадованный внезапно появившейся компанией, ведет беседу будто сам собой, не обращая внимания ни на меня, ни на мои короткие ответы. 

— Из Москвы, говоришь? Я давно в Москве не был, лет десять, наверное. Да и что я там забыл? Ничего там нет такого, чего у меня тут нет. Вон и дача, и рыбалка, и грибы. Знаешь, какие у нас грибы? Они вот-вот пойдут, мы с мужиками поедем на машинах, места у нас есть. Оно же что надо в жизни? То и надо, чтобы вот лето, все свои в порядке, все вокруг в порядке, вот только хохлов дожмем, додавим… 

Мужчина, хохотнув, смотрит на меня, явно ожидая в ответ понимания. Не дождавшись, сам делает логичный вывод. 

— Ну так если не додавим, то твоего интернета и не будет. Ничего не будет. 

Поблагодарив за помощь с ориентацией на местности, желаю ему хорошего дня и отправляюсь в искомую сторону. Мужчина прибавляет звук в колонке, и мне в след несется хорошо знакомая мелодия Scorpions, та, которая про ветер перемен. 

Пижма, Люльпаны, Нужъялы. Разное будущее 

Весь следующий день был целенаправленно про будущее. Он не мог таким не быть. Главной целью моей поездки был баркемп под названием «Завтра здесь», что в очередной раз устроили мои прекрасные друзья Ира и Оля, которые раз за разом, год за годом пытаются разобраться с окружающей нас действительностью. И дать возможность в этом разобраться таким же любопытным и ищущим. 

Кто-то удивленно спросит: как это возможно сегодня, сейчас, у нас, чтобы собираться вот так «в полях» и свободно говорить на сложные темы? А вот и возможно, если верить в себя и гнуть свою линию. Как Оля с Ирой это делают, невзирая на все препоны. 

Баркемп — удивительное место между полей и озер, между деревень и поселков с удивительными названиями, где десятки людей от мала до велика несколько дней слушают понаехавших и местных экспертов, обсуждают услышанное и спорят о разном, смотрят спектакли и слушают прекрасную музыку. 

Остров нормальности в засасывающей рутине тревожности. Послушав несколько интересных выступлений и вставив свои пять копеек про то, каким будущее рисуют и планируют разнообразные группы наших соотечественников, я все же приступила к главной цели моей поездки и стала приставать к людям со своими отчасти дурацкими вопросами о том, как они видят свой и наш будущий день. К кому же еще приставать, как не к тем, кто самим присутствием здесь обозначил, что этот будущий день им небезразличен? 

Довольно быстро обнаружилось удивительное и внезапное: хотя участники баркемпа вроде как в целом и по основным вопросам бытия являются единомышленниками, будущее и главное в нем они видят совершенно по-разному. 

Впрочем, есть в их картинах будущего и нечто объединяющее. Как, например, отчетливые затруднения с определением местоположения будущего на таймлайне жизни. Один из моих собеседников, вдумчивый молодой человек, взяв долгую паузу, все же свел возникающие образы воедино. 

— О будущем очень сложно думать и говорить. Совершенно непонятно, где это будущее начинается. Вот есть мое личное короткое будущее, тут у меня даже неделя — уже будущее, которое я хоть как-то контролирую и в котором планы похожи на что-то реальное. А потом есть то самое далекое будущее, которое от нас в десяти, пятнадцати годах или в двадцати, и там можно фантазировать что угодно, всякие технологии новые, новое устройство жизни в стране и в мире, экологию и развитие, что-то такое, о чем любопытно думать и представлять. Но есть еще одно будущее, которое непонятно где. И оно наиболее сложное, пожалуй, это самое будущее, — будущее, которое «после»… 

Это будущее, его представляемый образ и наполнение больше всего определяют и сегодняшний день, и ближайшие личные планы, и то, каким представляется желаемое «прекрасное далеко». Ожидание именно этого будущего заставляет сегодня принимать те или иные решения или не принимать их, откладывать их на потом. Оно же очерчивает горизонт планирования, то удлиняя его, то укорачивая. И то, каким оно окажется, полностью предопределит и очертания того далекого будущего, о котором сегодня наиболее трудно думать. Во многом именно потому, что нет ответа, каким будет и когда настанет «будущее после». 

Наиболее совпали взгляды на будущее и на то, что точно хотелось бы в нем видеть, у тех, кто даже сегодня, в нынешних сложноватых для чего бы то ни было гражданственного условиях, пытается не просто выживать или плыть по течению в надежде, что оно само собой куда-то вырулит, но и делать что-то содержательное и полезное для других. Даже если это «что-то» — совсем небольшое, ранее казавшееся незначительным. Таких на баркемпе оказалось много. Мнение этих условных активных, которым за тридцать, наиболее полно выразила одна из участниц, отметив, что, как ни крути, но и сегодня, говоря о будущем и планируя его, надо не забывать о ценностях. 

Должны же быть в нем творчество и свобода. Просто потому, что если этого всего не будет, то это будет всего лишь длящееся настоящее, просто в другой упаковке. Какой смысл что-то делать и стремиться в будущее, если там все будет так, что мы не захотим в этом видеть будущее своих детей? Я знаю, что многие сегодня, описывая завтрашний день, упирают на технологии и на какое-то волшебное преобразование общества, которое произойдет когда-то как бы само собой. А оно не произойдет. Если не сохранять в себе и вокруг гуманизм. Это сегодня трудно и не модно, но без этого, равно как без честности и открытости, мы свалимся в полную дичь и тьму. 

Это тоже было объединяющей темой в ответах всех, с кем я говорила: искреннее допущение варианта, что будущее может быть отнюдь не сияющим. Как минимум — то будущее, которое можно представить на обозримом горизонте, исходя из того, как складывается наше общее настоящее. Оно вполне может оказаться трудным и даже мучительным, и к этому надо быть готовыми. Но несмотря на это, по мнению почти всех моих взрослых собеседников, и даже во многом вопреки этому, надо в будущее изо всех сил нести с собой и в себе свободу, творчество и стремление к преодолению. 

На этом фоне весьма неожиданно звучали ответы тех, кто помоложе, тех, кому в будущем предстоит жить дольше многих иных из моих собеседников. Казалось бы, именно молодых людей должны манить неведомые горизонты, именно молодежь должна искать в будущем открытия и желать в нем чего-то, что ей пока неведомо. Но, как сказала моя собеседница-студентка, она в себе этого позыва к неведомому совершенно не ощущает. Ровно наоборот. 

— Будущее? Я его совсем не представляю. Для меня это либо просто слово, либо какой-то промежуток жизни с набором событий, которые я ожидаю: учеба, работа, личная жизнь какая-то. И больше всего я от будущего жду стабильности. Покоя какого-то жду, предсказуемости. Все может в любой момент снова резко измениться, поменяться, какая-то очередная политика изменится… Нет, не так важно, что там будет в будущем, главное, чтобы в нем не было ***, страха и отчаяния. А было именно спокойствие и принятие друг друга. И любовь. 

И хотя некоторые мои тоже молодые собеседники упоминали о том, что им в будущем в целом все же важна немного абстрактная свобода, важна забота друг о друге и человечность, но общая тональность их высказываний отчего-то навевала легкую печаль. И злость. Злость на взрослых, которые наполнили мир такими турбулентностями и хаосом, что прекрасные молодые люди в будущем больше всего хотят того, чтобы все это остановилось, замерло и дало им пожить спокойно. 

Дворик и немного нервно 

Если отойти от центра Йошкар-Олы чуть в сторону, немного вбок от сияющего новодельного «Брюгге» и от не менее блистательных «палаццо» в итальянском стиле, на которых скромно отблескивают на жарком августовском солнце вывески фонда «Защитники Отечества» и еще что-то по этой же теме, начинается другой город, уютный и очень домашний. Немного ветшающий, немного из середины прошлого века, с рядами «немецких» двухэтажных домиков, на застекленных балконах которых зреют помидоры, колышутся кружевные занавески, а из распахнутых из-за жары окон пахнет чем-то очень вкусным. Такая тихая жизнь, где в палисаднике цветут мальвы, где в тени на вынесенных из дома стульях сидят и провожают тебя внимательными взглядами опрятные бабушки, где на протянутых поперек двора веревках сушится белье и где воздух как будто наполнен замершей во времени упорядоченностью вещей в природе.

Невозможно было не свернуть в один из таких двориков, просто чтобы просто осмотреться и вспомнить такой же дворик своего детства, где бабушка ждала тебя с бесконечной летней прогулки. Молодая женщина с коляской сначала удивленно посмотрела на меня, взмокшую и озирающуюся, а потом махнула рукой, приглашая в тень под развесистое дерево — то ли тополь, то ли липу. Извинившись за вторжение, объяснила причину своего любопытства. Она поняла и улыбнулась. 

— Да, хорошо у нас тут, хоть и ремонт, конечно, давно нужен. Много что нужно. Да и стройка тут рядом, сейчас не слышно, но шумно и от нее, и от дороги… В отпуске у нас? Лучше вам в лес или на озера. Мы тоже скоро поедем, у нас там красиво. Бывали у нас на природе? Хорошо же, правда?.. Мы дом достраиваем. Немного осталось. Но с мелкой пока там трудновато. Там у нас отлично, все для жизни есть. И дорога нормальная, и магазины близко. Москвичи к нам приезжают — и на все лето, и по грибы. Старшая там уже, с дедом. Детям там отлично, раздолье. А мы наездами пока. Как папка наш вернется, так и совсем туда переедем. 

Я ничего не стала уточнять или спрашивать. Только поблагодарила за приют в тени и мимолетную беседу, пожелала хорошего дня и пошла себе дальше, стараясь не думать лишнего. А оно думалось. 

Поезд. В своем праве 

Когда пришло время возвращаться обратно, в привычную шумную и суетную жизнь, поймала себя на мысли, что хочу покрепче удержать и поточнее зафиксировать все, что услышала и почувствовала в этом моем коротком побеге в гостеприимную марийскую реальность. Где происходит так много и не происходит ничего. Где время ускоряется в оживленных беседах и где в неспешном темпе городской жизни притаилось безвременье. Где так много неожиданной свободы и где так графичны впечатления от городских будней. 

Из которых самое сильное, самое важное — то, что абсолютная размеренность и умиротворенность повседневности, в которой как будто и нет ничего военного, даже и близко нет, на самом деле им переполнены, только поскреби по поверхности, только задай вопрос. И то, что главное будущее сегодня у людей — не то, где корабли летят на Марс, а искусственный интеллект изобретает что-то квантовое, а то, которое «после», где каждому понятно, после чего. 

Садясь в поезд, уже представляла, как сейчас расположусь на своей полке, открою ноутбук и начну превращать ощущения в строчки. Но женщина с решительным взглядом и еще более решительно вздернутым подбородком решила, что у нее по этому поводу иные планы. Расположившись по-хозяйски на моем месте поближе к столу, она, не дожидаясь отправления поезда, разложила еду, вставила зарядку мобильного в розетку и приступила к трапезе, совмещенной с увлеченным просмотром чего-то на экране. Я подождала недолго, потом еще подождала, но все же решилась спустя время отвлечь ее и спросить, насколько долго ей потребуется занимаемое пространство. 

— А что? Я мешаю? Да я ж не мешаю, место ж у стола общее… Куда спешить? И потом, как говорится, кто первым встал, того и тапки. Кто первый место занял, тот и прав. Никуда ж не спешим. Я в своем праве. 

И она вернулась к своей котлете и к своему экрану. Я же, досчитав про себя до десяти, выдохнула и пошла в соседний вагон к обретенным на баркемпе знакомым — поделиться впечатлениями о нем и просто поговорить. Да и все равно момент и желание что-то писать уже выветрились. Впрочем, ерунда все это. Утром, когда вчерашнее вполне забылось и мы уже подъезжали к Москве, моя соседка, заранее собравшись и достав чемодан на колесиках, неожиданно снова повернулась ко мне: 

— Зачем вот так надо было уходить молча? Будто я что не то сделала. Сделала, как все делают. Ничего такого же и не было. Ничего я такого не сделала, не сказала. Сделала, как всегда делаю. Как все всегда делают. А тут вдруг какие-то обидки. Глупо это. И не по-нашему. Нет, не по-нашему. 

Она повернулась к зеркалу, сама себе утвердительно качнула головой, поправила собранные в пучок волосы, подхватила чемодан и не прощаясь решительно вышла из купе. Молчавший всю дорогу мужчина, который все это время отстраненно смотрел в окно, повернулся, улыбнулся нерешительно и почему-то полушепотом подвел черту под внезапной мизансценой. 

Что сущая правда. И у нас с ними со всеми общее будущее. Которое нам предстоит склеивать из калейдоскопа противоречивых ожиданий и тревожных сомнений, из твердых убеждений и зыбких надежд. Из того, что неизбежно возьмут в будущее те, кто сегодня в него не верит, те, кто ничего от него не хочет и не ждет, те, кто в него откуда бы то ни было вернется, те, кто уверен, что оно должно быть подстроено только под них и скроено по их лекалам, а также те, кто даже сегодня пытается его сделать хоть бы чуть более предсказуемым и человечным. Не забыв про принятие другого, свободу и любовь.