Правда жизни в стиле макабр

Фигура Олега Котельникова невидимо, но неотступно преследует современное петербургское искусство, в каком бы направлении оно ни развивалось. Котельников — легендарный персонаж, художник, который застал развитие нового искусства Ленинграда конца восьмидесятых, работал с главным героем художественной сцены тех лет Тимуром Новиковым. Он также участвовал в образовании и развитии одного из самых одиозных направлений Петербургского искусства — некрореализма: группа молодых людей из спальных районов Ленинграда, с отдаления рассматривая процессы агонии советской идеологии и практик монументальной пропаганды, выражали себя через перформанс, в котором весело и на кураже подавалась тема деградации разума и распада реальности. 

Некрореалисты также занимались кино, живописью и даже поэзией, и их манифест родился благодаря дружбе двух пассионариев — режиссера экспериментального кино Евгения Юфита и того же художника Котельникова. «Наши трупы пожирают разжиревшие жуки, / после смерти жизнь что надо наступает, мужики», — их совместное творение, в котором выражается панковское видение парней, наблюдавших за окончательным концом цивилизации, горделиво вышагивавшей по Красной площади во время телевизионных парадов. Отсюда — dance macabre, постоянные скелеты в образом ряду Олега Котельникова и эсхатологические мотивы, рефреном повторяющиеся в его работах. Позднее художники обращаются к «посюсторонней» реальности — на рубеже тысячелетий, выражая и отчасти формируя общественное сознание, они обратились к экологической, гендерной, digital-повестке.

По крайней мере, в сегодняшнем мире, где экологическую повестку и вопросы сайнс-арта с 2022 года дополняет или скорее упраздняет тема войны, постмодернистская ухмылка кажется окончательно неуместной и устаревшей. И все-таки, когда художники ищут способы выразить абсурд происходящего и упираются в невозможность прямого высказывания, — выясняется, что новые стратегии не работают, в отличие от абсурдистского балагана, столь привычного художникам 1980–90-х.

Не так много современных творцов смогли адекватно выразить атмосферу последних лет — в поисках формы на выставках мы видим оплывающие фактуры, неясные очертания, сопровождаемые кураторскими текстами про турбулентность и нестабильность сегодняшнего мира. Возможно, из актуальных петербургских авторов одно из наиболее острых высказываний создал художник под псевдонимом Самуил Маршак, чьи большие живописные холсты экспрессивно демонстрировали зрителю разверстую землю, покосившиеся заборы и ангелов, спускающихся с небес. Еще одним примером подхода к теме становится как раз творчество Котельникова, выходца из некрореалистских топей советского андеграунда.

Топи — вообще штука любопытная: они окружают город, в котором живет художник, и когда-то и вовсе владели всей полнотой пространства, в котором позднее прочертили и протянули улицы. На самом деле тема эта действительно плоть от плоти петербургская, и в ней можно рассмотреть как отсылки к смеховой культуре, так и обращение к жуткому, непроглядному и дикому. Одни из самых дорогих работ среди произведений художников с берегов Невы — большие холсты Петра Швецова из серии «Болота», где название буквально отражает изображенное на картинах. Хтонь, прорывающаяся порой даже сквозь решетку центральных строгих улиц города, обнаруживает себя в захолустье пригорода. Так, один из самых любопытных проектов уличного искусства последнего десятилетия состоялся в дебрях на берегу Финского залива возле поселка Лисий Нос, в одной из заброшенных краснокирпичных построек дореволюционных времен. Окруженная со всех сторон настоящей чащей, старая полуразвалившаяся коробка вместила в себя работы уличных художников во всем многообразии их авангардных практик.

Скелеты на его картинах не кажутся ни страшными, ни отторгающими, и фланирующий среди увешанных его работами стен посетитель не найдет в них повода глубоко задумываться и, возможно, решит: так-то и я могу. Штука, однако, в том, что напичканные отсылками к европейской художественной традиции и абсурдным юмором работы уникальны, остроумны и исключительны — чего стоит, к примеру, идея осовремененного dance macabre, где скелеты занимаются вычислениями, алхимией, изучают в микроскоп структуры атома, а потом оказываются на поле боя среди танков и самолетов. 

Помимо этого среди сравнительно новых работ мастера можно увидеть и анималистику: Котельников изображает птиц, во множестве представленных на одной из его свежих выставок «Теплый август», проведенной в галерее «Борей». Птицы наполняют городские пейзажи, приближаются к нам вплотную на графических листах, мелькают вокруг узнаваемого силуэта «Лахта-центра» — Котельников трактует город как современную Гиперборею, а городские высотки — как попытку соединить земное и небесное. Впрочем, 

Но это ощущение нормально — в конце концов, современному человеку с его тягой к стабилизации действительности и бегству в мир рациональности удалось создать как минимум две типичные сюжетные структуры для остросюжетных историй и фильмов ужасов: вторжение носителей хаоса в упорядоченный буржуазный мир и путешествие добропорядочного маленького буржуа в самый эпицентр неизведанного и пугающего. Поп-культура начала XXI века сработала на страхах людей — как на страхах людей работает пропаганда. «Мы» и «они», войско светлых эльфов и мрачные орки, ужасные «носители зла» оттуда и прекрасные крылатые «мы» отсюда… Неудивительно, что самый адекватный ответ на эту тенденцию — это реакция художника, чье человеческое и творческое понимание мира родилось на переломе эпох, когда старая идеология окончательно исчерпала себя, а новая еще не сформировалась. Художника, который может изобразить «правду жизни», противопоставив смех смерти.