Философия маркетплейса и пирамида ценностей

О смысле культуры и сущности человека

Существует много определений культуры. Ее можно понимать и как процесс, и как итог, и как состояние, и как характеристику. Однако в основе этого многозначного понятия в любом случае лежит представление о «культивировании». Понятие культуры восходит к трактату Марка Порция Катона «De Agri Cultura» (лат.), посвященному земледелию. Отталкиваясь от этого понимания, мы можем выделить то смысловое ядро, без которого культура культурой быть не может. Что и ради чего мы возделываем, культивируем, прилагая усилия? Условия, в которых человек проявляет свой высший потенциал.

В этом заключается главный смысл той адаптивно-адаптационной деятельности, из которой возникла культура. Человек становится человеком, улучшая реальность вокруг себя, согласно своим целям и ценностям.

На разных исторических этапах условия для этого могут отличаться в силу объективных причин, но суть от этого не меняется. Человек не создает культуру ради культуры: создавая культуру, он создает себя, и для каждого поколения эта задача имеет разные исходные данные и требует разных решений. То, насколько мы справляемся с этими задачами, является показателем исторического прогресса: не выживание как таковое, не самосохранение биологического вида, а именно осуществление человека как «человека культуры».

В этой формулировке уже представлен ответ на возникающий вопрос. В чем же заключается смысл исторического пути? Что значит быть человеком в качестве порождения культуры? В силу разности исторического опыта, опять же, имеет смысл дать предельно обобщенную трактовку.

На всех исторических этапах, с древнейших времен, мы хотим быть больше, чем мы есть, и используем разум как инструмент для достижения этой цели: расширять свои возможности.

И поскольку развитие цивилизации никогда прежде не достигало таких результатов, как в современном мире, осмысление и проектирование «человека будущего» протекает в наши дни крайне интенсивно на всех направлениях культуры: в науке, в сфере философской критики, в литературе.

Так, если идеи трансгуманистов воспринимаются как нечто абстрактное, мало подкрепленное реальными фактами, хотя и несущее немалый заряд оптимизма, то научная программа развития НБИКС-технологий не выглядит ни фантастической, ни оторванной от реальности. Напротив, она реалистично ориентирована на перспективы развития нано-, био-, информационных, когнитивных и социогуманитарных технологий уже сегодня, и, можно сказать, продолжает поиски возможностей для «магического» преображения человеческой природы, восходящие к истокам европейского оккультизма. В общем, идея не новая.

Подводя итог этой преамбуле, можно сделать вывод: от прометеевской и фаустовской культуры мы перешли к культуре икаровской: дерзкий замах на «невозможное» — это нормально. История не раз доказывала, что самая смелая фантазия однажды становится реальностью.

Но очевидно, что то, каким будет наше возможное общечеловеческое завтра, зависит от того, что мы возьмем в него из настоящего.

Нашествие современных варваров

Что же мы наблюдаем в настоящем?

Острейшей проблемой современности является тот факт, что гуманитарное развитие общества сегодня существенно отстает от развития технологического. И что особенно тревожно, этот процесс можно считать направленным: на государственном уровне в образовательную сферу внедряются установки, цель которых — сокращение гуманитарного образования в пользу изучения таких «прогрессивных» направлений, как разработка искусственного интеллекта, виртуализация и автоматизация обучения, начиная с младших классов, и так далее.

То, что средний человек уже сегодня, по сути, стал приложением к технике, подобных «дизайнеров» социальной реальности волнует мало, ведь дальше своего носа они, очевидно, видеть не в состоянии. Творческий потенциал наций стремительно сокращается, несмотря на продвижение биотехнологий и создание новых медикаментов, и то обстоятельство, что во все времена человечество продвигала вперед горстка энтузиастов, считать утешительным уже нельзя.

Экономический тоталитаризм, как мы видим, способен вернуть массы в варварское состояние, и только благодаря хрупкой скорлупке цивилизации эти массы выглядят безопасными. Отнимите у них их любимую игрушку — корзину маркетплейса, и вы увидите, на что они способны. Мы уже сейчас это видим в локальных военных конфликтах. Как будто и не было многовекового напряжения гуманистических сил, создавших, в частности, гуманитарное право, с упоением примата расчеловечиваются не только участники военных действий, но и те, кто наблюдает за ними со своих диванов, под пиво с чипсами разглядывая в интернете на видео, сделанных со спутников, как военные одной стороны уничтожают военных другой.

Нравственная сила раннего христианства заключалась в том, что его идеология смогла опрокинуть мир язычников, практиковавших кровавые зрелища в своих цирках. И вот итогом христианского мира становится человек, не способный поставить под сомнение уместность размещения подобного «контента» в открытом доступе. Все это означает, что подобный тип варварски нечувствителен к чужой боли, полностью лишен эмпатии, не испытывает уважения к чужой смерти, не осознает смерть как таинство и не способен развлечь себя еще чем-нибудь, кроме наблюдения за непостановочным убийством на экране, пусть и в условиях боевых действий. Рефлексия над этим новым «социальным опытом» с точки зрения этически допустимого в публичном пространстве не проявлена, массмедиа игнорируют этот социальный феномен.

о котором пишет в своем эссе «Масса и власть» австрийский писатель и мыслитель Элиас Канетти.

Он, синтезируя идеи психоанализа Ницше, Лебона, Канетти, соединяет их с обширным антропологическим материалом и рисует безрадостную картину: что из себя на самом деле представляет человек в его докультурном состоянии. Нет, это не «наивный дикарь» Руссо, это кровожадный зверь, не знающий границ для удовлетворения жажды самоутверждения за счет уничтожения себе подобных. Мрачный отсвет той антропологической катастрофы, которой для человечества стала Вторая мировая война, лежит на многих произведениях послевоенных писателей. Исследованию Канетти созвучен роман «Повелитель мух» Голдинга.

Бесспорно, у писателей той эпохи было достаточно оснований разочаровываться в человечестве.

А вот в начале ХХI века приходится констатировать: благополучное общество создает все условия для культурного регресса, минуя национальные и государственные границы. Люди разных национальностей, с наслаждением комментирующие в интернете уничтожение таких же людей на документальных видео, ничем не отличаются в этическом плане от диких племен пишауко и таулипангов, со смаком истребляющих друг друга на страницах эссе Элиаса Канетти. При этом часть современного общества, опасаюсь, уже выдавившего из публичного понятия культуры представление об этической норме, разрабатывает как теории, так и конкретные практические программы по переходу человечества буквально в «новое качество существования».

Возникает резонный вопрос.

А зачем такие возможности предоставлять варвару, заслужил ли он это с исторической точки зрения? Это во-первых. И во-вторых. Не будет ли этот «сверхчеловек» с моральным развитием примата опаснее прогнозируемого «восстания роботов»?

Нужно отдать должное некоторым художникам начала века, проницательно уловившим этот тренд: «восстание масс» неизбежно перетекает в «нашествие варваров». Так называется франко-канадская кинолента Дени Аркана, снятая в 2003 году и уже тогда наглядно отразившая направление моральной «трансформации» современного «успешного человека» в сторону его изрядного упрощения.

К счастью, сокровищница человеческой мысли открыта каждому, и в ней мы можем найти возможные ориентиры для продвижения в будущее без культурных потерь.

Так, философская мысль рубежа веков и первой трети прошлого века вооружила человечество на редкость эффективными инструментами социального познания, не только сформировавшими современную методологию гуманитарных наук, но и повлиявшими на культурное антропотворчество.

Сложно переоценить значение, которое имеет для культуры и этики учение о человеке, познающем ценности.

Основы ценностной этики

Имена философов-аксиологов — негромкие. Они не гремят так, как имена Ницше и Маркса, в том смысле, что неспециалистам вряд ли известны. Но именно в полемике о природе ценностей между неокантианцами Виндельбандом и Риккертом, последователем Ницше Дильтеем и представителями «материальной аксиологии» Максом Шелером и Николаем Гартманом и возникает этика ценностей.

В ее основании лежит плюралистический подход, ярко проявленный в учении о «царстве ценностей», которое вслед за Э. фон Гартманом развивали Шелер и Николай Гартман.

Мир того, чему мы можем придать качество ценности, согласно их взглядам, многообразен — начиная от утилитарных объектов до таких явлений жизни, знание о которых выражено в абстрактных понятиях красоты, истины и добра. Классы эстетических ценностей, истинностных и этических венчают пирамиду, в которую выстраиваются ценности: царство ценностей иерархично. В основании пирамиды находятся ценности пользы (безопасность, здоровье, комфорт, достаток), реализовать которые проще всего и которые понятны каждому.

При таких общих мировоззренческих предпосылках изменяются и идеальные ожидания, адресованные человеку культуры. Духовный уровень освоения мира теперь измеряется полнотой охвата пирамиды ценностей — не только по вертикали, но и во всех направлениях. При таком подходе духовным идеалом становится универсальность интеллекта и творческая полнота жизни.

Полнота, а не отказ от базовых ценностей пирамиды в пользу «высоких истин».

Так возникает мировоззренческая альтернатива черно-белой картине мира без полутонов и нюансов. Культура, соответственно, понимаемая как аккумуляция знаний о ценном, приглашает человека к равному освоению уже открывшихся человечеству ценностей, будь то истинностные ценности, эстетические или этические.

Этическим проявлением подобной универсальности становится умение находить в культурной «копилке» ценности, адекватные требованиям конкретной практической ситуации. Эту способность можно связать со своеобразной духовной зоркостью, гарантирующей уместность поступков и деликатность поведения.

Таким образом, очевидно, что, выделившись в самостоятельную область философской рефлексии, аксиология всегда была тесно связана с этикой и философией человека.

Уже не раз отмечалось, что текущая культурная ситуация имеет много общего с началом прошлого века. Это время так же было временем научно-технологических прорывов и социальных катаклизмов. А значит, вопрос о том, что есть человек или что с философской точки зрения правильнее, чем он должен быть, зазвучал в те годы с новой силой.

«Человек культуры» и учение о «ценностном Я»

В поиске новых подходов к пониманию человека и «анатомии» культуры в ХХ веке теснейшим образом сближается ряд независимых философских учений. Таковы философская антропология уже упомянутого Шелера, автора трактата «Положение человека в космосе» (1928) и разработчика одной из классических теорией ценности, философия культуры Альберта Швейцера и концепция «ценностного Я» Юзефа Тишнера, плодотворно финализирующая аксиологическую рефлексию во второй половине прошлого века.

Формально не имеющий отношения к философской теории ценностей, Швейцер, однако, приближается к схожим с Тишнером взглядам, вполне ожидаемо отражая оформлявшееся на разных путях философских поисков плюралистическое понимание личности. В связи с этим следует отметить значимость таких сочинений немецкого мыслителя, как философский трактат «Культура и этика» (1923) и музыковедческий труд «Иоганн Себастьян Бах».

В своем учении о «ценностном Я» Тишнер исходит из того, что человек является личностью лишь постольку, поскольку совершает осознанный ценностный выбор. При этом понятие «ценностного Я» очевидно позволяет объяснить, на чем основано следование конкретным этикам, в том числе профессиональным, освоение которых невозможно без ценностного познания. Можно сказать, «ценностное Я» — это лично освоенный объективный «ценностный универсум», его субъективное отражение.

Идеал человека, согласно Альберту Швейцеру, — человек культуры. Таковым он становится, выбирая «этику самосовершенствования». Этот образ близок образу человека, познающего «царство ценностей» во всей его полноте. Подобная личность способна выйти из парадигмы отношения с миром, в которой заостряются ценностные конфликты. 

Отсюда вырастает и сформулированный Швейцером нравственный императив благоговения перед жизнью.

Обрисованный идеал был, как известно, воплощен Швейцером в жизнь. Всей своей жизнью Альберт Швейцер доказал: можно быть одновременно и деятельным филантропом, и человеком искусства, и исследователем — без конфликта реализовать и этические, и эстетические, и практические ценности, непрерывно стремясь к совершенству. Одним из личных ориентиров для Швейцера, очевидно, являлся И.С. Бах, сочетавший в себе верность христианским идеалам и творческий гений.

Разве образ всесторонне развитого и социально реализованного человека утратил свое значение для настоящего? Нет. Его стоит взять на вооружение сегодня и сохранить для завтрашнего дня — идеальный образ человека как образ универсального ценителя, способного усматривать ценность во всем, что делает жизнь полнее и совершеннее. Ведь общество, ориентированное на одностороннее культивирование технического интеллекта, не дополненного целостным нравственным развитием, делает опасный поворот.

«Дивный новый мир», даже в его худшем варианте, может не наступить просто потому, что новые варвары реально отбросят цивилизацию далеко назад.