«Я думаю, что все-таки Женька-то жив остался»

Мемориал погибшим вагнеровцам находится прямо перед колокольней Знаменского монастыря на Варварке. Это стена с сотней фотографий погибших бойцов как ЧВК, так и регулярной армии. Кругом — флаги. Один из них — вагнеровский. На другом изображен образ Спаса Нерукотворного. Сзади развевается флаг Российской империи с надписью «Мы русские, с нами Богъ».

Перед мемориалом — восемь ваз с цветами. Цветы стоят здесь всегда, это не приурочено к дате. По вечерам сюда приходят дежурные и наводят порядок.

Дует сильный ветер, и флаги у мемориала резко развеваются в тишине — так, что даже слышно, как шлепает материя. Я пришел сюда 24 июня, спустя два года после пригожинского мятежа. 

Многие прохожие чуть замедляют ход, чтобы разглядеть фотографии погибших бойцов. Кто-то задерживается здесь на пять-десять минут, некоторые — даже дольше.

Маленький мальчик спрашивает маму:

— А кто из них умер? 

— Все, — отвечает она. — Все, кто на фотографиях, — все погибли.

Юноша в очках долго рассматривает и фотографирует мемориал. Ему на вид лет 18, и он, как выяснилось, пришел сюда, на Варварку, именно по случаю годовщины мятежа. 

— Мне кажется, что это был очень яркий исторический момент, — рассуждает он. — Я не думаю, что с какой-то из сторон были прям благородные люди. В целом все очень неоднозначно. Не могу сказать, что приятно, — но необычно жить в исторические времена… И очень интересно наблюдать за всем этим. Человек вот повел танки в Москву, потом за это поплатился, а теперь ему стоит мемориал в Москве. Удивительное время.

— А «поплатился» — это то есть?.. — уточняю я.

— Ну мы же все всё понимаем.

Перед мемориалом — деревянная скамейка, покрытая полотном с символикой «Вагнера». На ней лежат бесплатные свечи, которые могут зажечь и поставить проходящие мимо люди. Но свечи быстро гаснут на ветру, кроме тех, что в стеклянных красных лампадах: их иногда зажигают снова то активные прохожие, то дежурные.

Проходит молодая пара лет двадцати.

— «Свечи бесплатно, ставьте ребятам», — читает парень надпись на листке бумаги.

— Пригожину поставить, что ли?.. — говорит его девушка.

Большинство людей, подходящих к мемориалу, — просто прохожие, оказавшиеся здесь случайно, их внимание никак не связано с датой. Кто-то пришел почтить память близких. Кто-то плачет. Вот мама со взрослой дочерью: мама целует фотографию, дочь начинает плакать еще на подходе к мемориалу.

Другие две девушки стоят в обнимку, будто поддерживая друг друга.

— Не могу смотреть… Пацаны совсем… — говорит, сдерживая слезы, еще одна женщина, остановившаяся вместе с мужем.

Мужчина в возрасте разговорился с другой женщиной, пришедшей к мемориалу. До меня доносятся слова их беседы:

— Но я думаю, что все-таки Женька-то жив остался, — говорит мужчина. — Но здесь… это политика, мы это не должны знать.

— Нет, не должны, верно, — соглашается его собеседница.

Некоторые крестятся. Кто-то — прямо на ходу, продолжая идти. Одна бабушка перекрестилась сначала перед фото Дмитрия Уткина — командира «Вагнера» и ближайшего соратника Пригожина, потом — перед другим командиром, и, наконец, подойдя к портрету Пригожина, перекрестилась трижды.

Другая пожилая женщина ставит в вазу несколько гвоздик. Она пришла сюда с супругом. Цветы они принесли к годовщине. На вопрос, как они относятся ко всему этому, мужчина отвечает, что он «за Пригожина». Как выяснилось, он тоже журналист, раньше работал в газете «Правда».

— С генералами Евгений Викторович оказался совершенно прав, — говорит его жена о бывшем руководстве Минобороны.

Главная его тема была. Вы можете посмотреть в интернете большое интервью Пригожина: он там вообще все раскладывает. И, собственно, это такое резкое интервью. Собственно, он расписался, вынес сам себе смертный приговор. После этого интервью он жить уже не мог.

— А его убили, как вы думаете? — спрашиваю я.

— Да, конечно. Я говорю, вот вы посмотрите это его интервью, и поймете, что всё, он смертник. 

— Но это герой России, — вставляет его супруга.

— Ну он герой России, герой ДНР, герой ЛНР… — говорит мужчина.

Спустя время ко мне подходит девушка, увидевшая, что я долго стою у мемориала — она приняла меня за организатора, — и спрашивает, имею ли я какое-то отношение к этому месту. Говорит, что приходит сюда последние несколько дней и хотела бы узнать, можно ли сюда повесить фотографию ее мужа. Или это нужно согласовывать? Я ответил, что, наверное, можно — по крайней мере, накануне я сам видел, как другая девушка принесла и прикрепила черно-белую фотографию. На том фото была дата смерти: 22 июня 2025, 12:45.

— А вы говорите, что как журналист здесь находитесь — что вы делаете? — интересуется моя собеседница.

— Сегодня просто два года с того дня, как Пригожин пошел «Маршем справедливости» на Москву.

— А, это да, — кивает девушка.

— А вы как относитесь к этому? — интересуюсь я.

— Никак, — равнодушно отвечает она. — Я хочу, чтобы все закончилось, и все живые, кто остался, вернулись домой. Мне все равно, кто прав, кто виноват, потому что моя позиция такова, что мы — простой народ — мы не знаем, что происходит на самом деле: все всё разное говорят. Но простой человек, обычный, как я, не знает правды, и никогда он ее, правду, не узнает. И эта правда лично мне вообще не нужна. Мне хотелось бы, чтобы все, кто еще может прийти, — чтобы пришли домой. Потому что много людей гибнет.

К вечеру начинается небольшой дождь. Мужчина и женщина стоят под зонтом, они тоже пришли по случаю годовщины. Я спросил мужчину, как он относится к маршу:

— Да не, спустя столько времени, если честно, об этом говорить нет смысла, наверное… — роняет он. — Все относились с пониманием, включая меня. Тем более столько подробностей после уже вскрылось: министра сняли с должности, все не просто так.

Вскоре приходят дежурные. Один из них, в балаклаве, начинает выскребать ножом старый воск из лампад и ставит в них новые свечи. Я подхожу к девушке-дежурной и спрашиваю: больше ли приходит людей вчера-сегодня, чем обычно. Она говорит, что не знает, что тут всегда много людей. И отмечает, что мемориал посвящен не только вагнеровцам, а всем погибшим — но просто стал более известен именно «после смерти командиров».

— Ну я не знаю, насколько приходили или не приходили, но вот у нас одна из фотографий Пригожина, которая здесь стояла, — ее, видимо, кто-то разбил, — рассказывает девушка. — Вчера вечером она еще была. Видимо, это было либо ночью, либо…

— А вот много лампад красных вчера стояло на земле? Это как-то приурочено? — спрашиваю я.

— А, это акция «Помним», это к 22 июня, — говорит девушка. — Мы писали об этом — у нас канал есть — что акция именно приуроченная ко Дню скорби. А если вы про события 23–24-го — то нет, мы никакие посты не пишем. Ну потому что… Это политика, а мы стараемся не обсуждать политику.

Илья Дуборцкий