Кэнселинг и поход в чужую постель

Оставь любопытство толпе
и будь заодно с гением.

А.С. Пушкин

Когда в Сети появились комментарии о списке запрещенных книг, якобы содержащих ЛГБТ-пропаганду* и подлежащих уничтожению, включая Боккаччо и Пруста, но все это оказалось фейком. Однако. Да, сжигать книги вроде бы не принято в цивилизованном мире, но, выходит, и в XXI веке, не в «темном Средневековье», не все так просто в отношениях между книгами и людьми. Новость о том, что издательство ЭКСМО уничтожает тиражи, — не фейк, и на ум приходит мысль: в определенной мере это итог не только государственной политики в сфере культуры.

Подобные происшествия — повод осмыслить не вчера обозначившийся тренд на нравственные разоблачения гениев из сферы литературы, бывших кумирами для многих читателей. Ведь, как правило, «ниспровергатели» затрагивают особенности их интимной жизни, касающиеся только приватного круга конкретной персоны, мусолят ее мелкие грешки, осуждают человеческие слабости.

В подобном русле пишутся новые биографии, снимаются байопики с развесистой клюквой, а недалекие психологи наводняют публичное пространство примитивными моралите с отсылкой к фактам из жизни очередного «гения со злодейством».

И действительно, публикации подобного сорта собирают огромные аудитории. Под постами их авторов в соцсетях с чувством личного превосходства обсуждают Бунина и Цветаеву, Достоевского и Толстого за их нравственные ошибки и «порочную» жизнь, нисколько не озадачиваясь тем фактом, что внимание к чужой интимной жизни выдает в человеке прежде всего недостаток личной культуры.

Ханжество, отсутствие этики и примитивный взгляд на жизнь как на черно-белую картинку, конечно, существовали всегда. Их нельзя назвать чем-то «эксклюзивным», отличающим людей именно в век доступности free publicity.

Но вот сам тот факт, что, не имея ни экспертных знаний, ни необходимой личной культуры, каждый встречный-поперечный вываливает в интернет свои категоричные, основанные на крайне узком кругозоре оценки, находя подтверждение своей правоты в поддержке такого же большинства, — это, бесспорно, «достояние» века «цифровых технологий».

В противном случае о подобных явлениях не стоило бы и упоминать. О нравственных причинах желания принизить выдающуюся личность все сказано в широко известном фрагменте из письма Пушкина Петру Вяземскому. По поводу утраты личных записок Байрона русский классик писал: «Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе».

На этом можно было бы закончить.

Но старая этическая проблема «а судьи кто?» в наши дни принимает характер эпохальной проблемы «культурных отмен», так называемого кэнселинга.

Уже сегодня огромные массы молодых людей формируются на образцах пошлости, суть которой — в неспособности видеть объект оценки объемно, не вырывая из контекста, в логической связи с другими явлениями жизни. В будущем эти люди станут теми, кто начнет выносить приговоры и отменять.

Стоит отметить еще одну, предпосланную исторически причину любви к «ниспровержению гениев».

В основу моральной оценки соответственно полагается коллективное суждение, что было характерно для общинной жизни. Но со временем община себя изжила, а человеческий тип, не способный принять на себя автономию и обретающий уверенность в себе через свою принадлежность к «большинству», остался. Уважать чужое личное пространство такой человек не способен по той же причине.

В социальной жизни мы, очевидно, обнаруживаем закономерность, обратную биологической. Если в природе онтогенез идет путем филогенеза, то в культуре все происходит наоборот. Творческие достижения отдельных «выскочек» осваиваются народами в процессе культурно-исторического развития.

Но, к сожалению, за свою жизнь далеко не все люди оказываются способны — в том числе по объективным причинам, увы! — пройти духовный путь, по которому прошел «человеческий авангард». Ошибочно относить к нему политические элиты. Политик, человек власти — это всегда избранник среднего большинства.

Но корень этических конфликтов мы находим не в этом. Современный человек не испытывает непосредственную зависимость от конкретной властной фигуры, если только речь не идет о его непосредственном руководстве. Абсурдно винить в личных нравственных фрустрациях политические элиты и конкретных политиков.

Корень зла — в другом.

В конкретный исторический момент в публичном пространстве сталкиваются люди, находящиеся на разном уровне личной культуры. В своих социальных контактах мы можем провзаимодействовать с Буддой, неандертальцем или типично общинным человеком.

С помощью общественного порицания последний и сегодня пытается контролировать чужую интимную жизнь, что всегда выдает стремление к тотальному подавлению личной свободы. 

Ориентация на отжившие нормы морали и одновременно интерес к чужой приватной жизни соседствуют в таком типе с отсутствием потребности в самостоятельном самоопределении. «Что люди скажут» для носителя такого типа сознания — основной жизненный ориентир.

Между тем моральный смысл полностью отсутствует в поступках, совершаемых из страха осуждения, даже если они приводят к благим последствиям. Основой этической оценки поведения людей в развитых культурах является, как известно, мотив, а не результат.

Логично, что в противоположность подобной социальной модели способность оставаться в полном одиночестве, противостоять большинству, поступая согласно своим убеждениям, — один из признаков личного мужества.

Вскользь можно также заметить вот что. В основе малодушной зависимости от чужого мнения лежит не только стремление к безопасности, чувство которой дает одобрение коллектива, но и тщеславие человека, желающего быть популярным. В подобном желании нет ничего плохого, если не считать одного сопутствующего эффекта. Одобрение или неодобрение может быть использовано как форма психологического контроля. На манипуляции одобрением основаны в том числе стратегии взаимодействия между «массой» и «властью». Демократическое большинство своим одобрением способно узаконить любую власть — и некомпетентную, и преступную. На этом основании Платон считал демократию, «власть большинства», хуже, чем «власть избранных» — мудрецов, или экспертов, как сказали бы сегодня.

Теперь представим себе, что происходит, когда массы людей, остановившихся в своем нравственном, мировоззренческом и культурном развитии на уровне члена крестьянской общины, получают возможность выносить публичные оценки в условиях доступности интернета.

Инертность восприятия, неспособность синтезировать новый опыт, усложнять и утончать свое переживание мира, приверженность упрощающим жизнь схемам — их отличительная черта. И главное, отрицание, отвержение права на существование другой возможности — к росту, к качественному развитию ментальных состояний: «Кто не с нами, то против нас».

Принимая социально значимые решения в сфере информационной политики, человеку подобного склада, естественно, проще следовать запретительной стратегии, вместо того чтобы опираться на требуемую квалификацию кадров в сфере образования и педагогики. 

Вкус считается квинтэссенцией развития интеллекта. Я неслучайно не уточняю: художественный. Наиболее ценным для человеческой природы является универсальное проявление вкуса, под которым следует понимать способность выбирать наиболее правильное поведение в ситуациях отсутствия четких инструкций, неприменимости общепринятых норм и однозначных логических критериев.

Вкус — это антоним пошлости. Люди, руководствующиеся чувством вкуса, умеют избегать крайностей, не мыслят по шаблону, не идут наперекор здравому смыслу, умеют подбирать ключи к неоднозначным ситуациям.

Одно из проявлений вкуса — умение промолчать, когда каждое высказывание прозвучит деструктивно. Это в первую очередь касается оценок чужой личной жизни. В то же время любимое дело пошляков — посудачить, выражаясь строкой известного поэта, «кому дала ты или не дала»**.

Некоторые считают причиной отсутствия вкуса недостаток образования, эстетического опыта, чувства равновесия. Но нет. Причина — именно специфически интеллектуальные недостатки. Умеющий мыслить человек увидит очевидные основания разделять смысловые волокна в том опыте, с которым имеет дело, и будет действовать так, чтобы не навредить ни одному из ценных.

Еще важнее, чем для повседневных социальных связей, это умение для сферы культуры. Тут, увы, нельзя не признать: демократизация общественной жизни имеет побочный эффект. Уж если пошляк начнет составлять списки из «безнравственных» книг — того и гляди, отменит всю мировую литературу.

Пошляк не увидит основания для разделения в феномене Пруста его болезненной натуры и его гениального литературного творчества. 

Однако можно предпринять дополнительные усилия, чтобы сохранять и передавать «ценное», по возможности ничего не разрушая и не отменяя. Для этого именно и нужны интеллект, нравственное чувство и общая культура. Когда же налицо умственная недостаточность и отсутствие вкуса, мы встречаем порицание Ницше за его высказывания о евреях (как будто у Ницше можно прочитать только об этом), Пруста — за то, что он мастурбировал, глядя на грызущихся крыс (ничего же ужаснее подобной перверсии не бывает), Цветаевой — за то, что не справилась с тяжелейшими испытаниями, легшими на плечи совсем молодой женщины, матери-сироты, оставшейся посреди разрухи без отца и без мужа. Платона — за то, что в системе социальных координат, в которых он жил, гомоэротизм считался нормой. Почему бы в таком случае не запретить всех, кто пользовался рабским трудом? Праксителя и Мирона, Софокла и Катулла. Русских классиков-помещиков, того же Пушкина, эксплуататора старушки-няни.

Связь авторской и художественной реальности — сложная проблема. Говоря о неблагополучии личности автора, разумеется, необходимо уточнять, что есть область психиатрии, к которой относятся различные отклонения, и есть просто безнравственность, проявляющаяся в том числе в сексуальных потребностях. Парадокс заключается в том, что некоторые из них могут, не являясь чем-то безнравственным, представлять угрозу конкретному социуму: так здесь не принято. У некоторых народов нормой считается многоженство, а в России оно запрещено.

Цель моего высказывания, однако, не в аргументации нормальности или ненормальности тех или иных сексуальных практик. Она лежит чисто в культурной плоскости.

Ошибочное представление о якобы необходимом совпадении нравственного совершенства автора с масштабом его дарования является следствием уже упомянутой неспособности к объемному восприятию сложной, в своей основе трагической жизни. Воплотить в жизнь нормативную идею «калокагатоса», порожденную эпидемией радикального платоновского идеализма, в жизненной стихии тем труднее, чем одареннее и пассионарнее личность. Ведь жить всем непросто, и творцам в том числе — не всегда удается направлять личную энергию по всем руслам самосовершенствования. Очевидно, что мы ценим Ницше не за его высказывания о евреях, а потому, что его конкретные идеи оказали прогрессивное влияние на развитие философии. Среди всех нас, несовершенных людей, в этом отношении он был одним из самых выдающихся.

И последнее. Порядочные люди не испытывают удовольствия от осуждения других и не разносят сплетни. А мудрые — потому и мудрые, что в оценках осторожны, ибо знают: всю правду ведает только Бог.

* Верховным судом РФ «Международное общественное движение ЛГБТ» признано экстремистской организацией, чья деятельность на территории России запрещена.

** Строка из стихотворения Иосифа Бродского из «20 сонетов к Марии Стюарт», содержащее аллюзию к одноименной драме Фридриха Шиллера:
Что делает Историю? — Тела.
Искусство? — Обезглавленное тело.
Взять Шиллера: Истории влетело
от Шиллера. Мари, ты не ждала,

что немец, закусивши удила,
поднимет старое, по сути, дело:
ему-то вообще какое дело,
кому дала ты или не дала?

Но, может, как любая немчура,
наш Фридрих сам страшился топора.
А во-вторых, скажу тебе, на свете
ничем, вообрази это, опричь

Искусства, твои стати не постичь.
Историю отдай Елизавете.