Когда в 2022-м россияне начали массово уезжать в Грузию, по итогу года составив больше трети от всего иммиграционного потока в страну, это вызвало недоумение официальных лиц. Не грузинских — которые тихо радовались наплыву образованных и платежеспособных молодых людей и росту ВВП, — а российских. В унисон пропаганде они тогда много иронизировали над «ветеранами Верхнего Ларса», по несколько дней выжидавших на границе, чтобы по итогу есть «замороженные хинкали на завтрак» и «зарабатывать на горшочек лобио».
Подобные замечания напоминают колкости родителя, наблюдающего за тем, как их ребенок пытается вырваться во взрослую жизнь и жертвует уютом семейной квартиры в Москве ради «однушки» за МКАД и рациона из тех самых «замороженных хинкали». Но в случае с Россией аналогия приобретает более радикальный оттенок — потому что родитель явно с признаками гиперопекуна и даже абьюзера.
И «исход» от него в соседнюю Грузию казался высвобождением, причины которого крылись в безразличии принимающей стороны к твоей персоне. Релоканты, конечно, сталкивались на улицах Тбилиси с граффити в духе «Русские — валите домой!», но даже в таких нюансах усматривали позитив: «Я с пониманием относилась к этому и радовалась, что Грузия такая свободная страна, где люди могут выражать свое мнение», — рассказывала «Бумаге» (признана «иноагентом») анонимная петербурженка.
Это не стокгольмский синдром, а скорее посттравматический рост.