Опять двойка

Простое решение

Разговоры о том, что российский учитель беззащитен перед школьниками, идут не первый год. И насилия детей по отношению к учителям — так же, как и насилия учителей по отношению к детям — в отечественных школах, похоже, меньше не становится. Любым поисковиком, когда ни пробуй (мне иногда приходится отслеживать по работе), легко найдутся самые свежие, от пары часов до месяца-двух, новости о том, как «ученик ударил учителя» или «учитель ударил ученика» — например, вот и вот. Но все разговоры о системных решениях в области школьной дисциплины уже много лет не выходят за рамки обсуждений в профессиональных сообществах.

Между тем учителя громко требуют защитить их от учеников, которые их обижают, и общество в целом согласно с тем, что детям следует ставить какие-то границы.

Совет по правам человека год назад, в декабре 2023-го, получил от президента Владимира Путина поручение разработать меры по защитите учителя. Одновременно в Закон об образовании были внесены поправки, законодательно закрепляющие право учителей на уважение их человеческого достоинства, защиту от оскорбления личности и физического и психического насилия.

Казалось бы — тут-то и следует развернуться. СПЧ получил карт-бланш: вот широкий простор для обсуждения таких больных вопросов, как дисциплина в классе, обучение учителей ненасильственным способам ее восстановления, работа с проблемными семьями. Можно разработать алгоритмы правильного реагирования на кризисные ситуации в школе (учитель, даже если ученик безобразничает, не должен пускаться врукопашную). Можно распространить на всю страну опыт организаций, которые давно и хорошо умеют работать с трудными подростками. Да мало ли что можно вспомнить, обсудить и внедрить, имея президентское поручение, экспертное сообщество и хотя бы маломальское умение гуглить и анализировать.

Но лучшее, что за этот год придумал Совет по правам человека, чтобы защитить учителя, — это вернуть в школу оценки за поведение. Эту идею сразу подвергли критике в обществе и в СМИ. Вот как Валерий Фадеев отвечал на критику в августе этого года: «Нас спрашивают, как будет ставиться оценка за поведение в школе? 5-4-3-2? Нет, просто «неудовлетворительно». Звучат вопросы про критерии. 

Учителя бывают разные, мы все не ангелы, бывает предвзятость. Решение о «неуде» должен принимать педсовет. Двойку можно будет исправить. Это воспитательный процесс. Нас обвиняют, что мы детей повыгоняем из школы. Мы не садисты, но один негодяй может испортить атмосферу в школе и его нужно наказать».

Позитивная реморализация

«Наказать» — главное тут слово. Именно «наказать», как будто этот «негодяй» уже взрослый, сформировавшийся и неисправимый, а не попытаться как-то на него повлиять, раньше говорили — «перевоспитать», сейчас предпочитают говорить о положительной социализации. Хотя мне симпатичен термин, изобретенный братьями Стругацкими: реморализация. Помнится, у него Эдик Амперян пытался разработать реморализатор.

Работа с детьми с проблемным поведением — очень сложная. Специалисты нужны, но их мало. 

а проявлять насилие к ребенку ему запрещено тем же пунктом 3 статьи 43 Закона об образовании, который с прошлого года запрещает обижать не только ребенка, но и учителя. И если учитель не умеет по-другому, он чувствует себя беззащитным, беспомощным, бессильным перед лицом юного негодяя.

Нельзя сказать, что в масштабе страны совсем ничего не делалось. К примеру, есть бесплатные курсы проекта «Я Учитель» — по работе с конфликтами и травлей и по работе с трудным поведением. Есть научно обоснованные рекомендации фонда «Шалаш» для учителей. Есть хорошие книжки — например, психолога Светланы Кривцовой «Учитель и проблемы дисциплины». Есть курсы повышения квалификации, посвященные проблемам дисциплины. Но в масштабах огромной страны — все это капля в море отношений, построенных на насилии, на «я сильнее, и ты будешь мне подчиняться». Насилие в межличностных отношениях — может, и есть одна из тех скреп, на которых держится и все наше общество в целом, и школа в частности.

Решать проблему плохого поведения в школе наказанием — это решать проблему насилия насилием. Наказание ничем не помогает, кроме одного: ребенок может временно перестать выкаблучиваться в страхе наказания — ну до тех пор, пока не подрастет и не станет сильнее. Или пока не объединится с группой других таких же.

Естественно, в обществе, выросшем на культуре насилия, практически не прижились никакие постперестроечные попытки внедрить школьные советы с участием учеников, школьные суды чести, конфликтные комиссии, службы примирения, школьных омбудсменов. Не прижились идеи внедрить толерантность к не таким, как все (даже само слово стало ругательным и изгнано из школьного словаря). Зато триумфально вернулось в школьную практику воспитание — но не воспитание способности мирно существовать в коллективе, как можно было бы подумать, и вместе делать что-то хорошее — а воспитание идеологическое, военно-патриотическое.

А зачем?

Естественно, ввести оценки за поведение — гораздо проще, чем разбираться в причинах проблемного поведения школьников и учить учителей на него реагировать адекватно и профессионально. Вроде как и меры приняты, и поручение президента выполнено, и делать особо ничего не надо.

Но зачем эти оценки и что от них будет зависеть — никто толком не понимает. Вот, например, в июне министр образования Сергей Кравцов на заседании СПЧ сказал: «Мы в целом не против введения в том числе оценки за поведение, <…> критерии этой оценки, кто ее будет выставлять и какие последствия у этой оценки, нужно понимать».

В августе Валерий Фадеев жаловался, что предложения Совета по правам человека, связанные с введением оценок за поведение, застревают в инстанциях: «Нам несколько ведомств ответило в том духе, что реализовать предложение нельзя, потому что оно не соответствует законодательству. Но мы же направили предложения как раз, чтобы изменить закон. Ситуация сейчас такая, это к вопросу о бюрократии. Но поручение президента должно быть выполнено. Если вам не нравятся наши предложения, дайте свои. Напомню, что на недавнем большом заседании нашей рабочей группы по образованию министр просвещения РФ Сергей Кравцов это предложение поддержал. Понимание есть. Но мы находимся в фазе бюрократической работы». 

На заседании 10 декабря эти ценные предложения опять обсуждались, на сей раз с президентом. Тут-то он и удивился, что оценок за поведение в школах не ставят — хотя их не ставят уже лет тридцать с хвостиком. Но он, как выяснилось, тоже не понимает, зачем эти оценки нужны: «Но если оценка за поведение будет возвращена, то нужно, чтобы она на что-то влияла… Она должна быть равноценной с другими оценками… Согласен, что нужно это со специалистами, с родительским сообществом пообсуждать — и принять взвешенное решение».

История вопроса

Оценки по поведению (как и вообще оценки) изначально появились в школах для замены телесных наказаний. Пятибалльная система была впервые официально установлена Министерством народного просвещения в 1837 году и действовала до 1918 года, когда народный комиссар просвещения Анатолий Луначарский подписал постановление «Об отмене отметок» и запретил «применение балльной системы для оценки познания и поведения учащихся во всех без исключения случаях школьной практики». На учеников писали подробные характеристики и выставляли им только одну из двух оценок — «уд» и «неуд». Эта система оказалась неработоспособной. В 1933 году появилась словесная система оценивания («неудовлетворительно», «удовлетворительно», «хорошо» и «очень хорошо»), а в 1935 году совместное постановление Совнаркома и ЦК ВКП(б) восстановило пятибалльную систему, причем каждой цифре соответствовало словесное определение: 

«1) очень плохо, 

2) плохо, 

3) посредственно, 

4) хорошо

5) отлично». 

Поведение тогда вписывалось в аттестат последним в списке школьных предметов и оценивалось по той же шкале.

В 1944 году постановление Совнаркома устранило словесные обозначения оценок и оставило только цифры от 1 до 5. В постановлении министра просвещения Владимира Потемкина «О введении цифровой пятибалльной системы оценки успеваемости и поведения учащихся начальной, семилетней и средней школы» были прописаны правила выставления оценок по поведению: пятерку ставили за «безупречное поведение», четверку за «заметное нарушение», тройку за «серьезное нарушение». 

В 1970 году министр просвещения Михаил Прокофьев в «Инструкции о выставлении оценки поведения учащимся средней образовательной школы» ввел словесные обозначения для оценок за поведение: «примерное», «удовлетворительное» и «неудовлетворительное».

В постановлении Совета Министров СССР от 8 сентября 1970 года № 749 «Об Уставе средней общеобразовательной школы» об этом сказано: «Учащиеся выпускных классов, имеющие годовую неудовлетворительную оценку по поведению, не допускаются к экзаменам, они получают справку о том, что ими прослушан курс средней общеобразовательной школы».

Немного личного

Те взрослые, которые успели поучиться в советской школе, еще хорошо помнят эту систему. Некоторые считают ее совершенно правильной: тогда была дисциплина. Другие помнят, что снизить оценку по поведению учителя могли не только за какие-то нарушения дисциплины, но и, например, за попытку спорить с учителем из-за двойки, выставленной в журнал не за знания, а за внешний вид: слишком длинные волосы, серьги в ушах, только что разрешенный в стране синий костюм вместо платья с фартуком. К сожалению, я лично помню такие случаи — и «аттестата не получишь, из школы со справочкой уйдешь» было в них всегда финальным учительским аргументом.

Помню, как из-за конфликта с директором несколько восьмиклассниц, и я в их числе, едва не ушли из школы с пресловутой «справочкой». Конфликт, по счастью, разрешился иначе, но никакого представления о том, куда бы я могла пойти учиться и работать в свои неполные 15 лет без аттестата об окончании восьми классов, у меня тогда не было. Не очень понятно и сейчас, куда могут пойти такие лишенцы, если государство решит повторить советский опыт, в котором «справочка» была почти эквивалентом дореволюционного «волчьего билета».

По счастью, в марте 1989 года письмо Министерства народного образования РСФСР № 10135/25 отменило ставшую бессмысленной систему оценок за поведение.

С одной стороны, в 1990–2000-е школа пыталась гуманизироваться. С другой — снять с себя вообще любую заботу о воспитании. Помню, в одной школе, где я читала лекцию о гиперактивных детях, я сказала, что иногда бывает нужно остановить урок и разобрать вспыхнувший конфликт между детьми. «Коллега, — сказали мне недовольно две немолодых учительницы, — вы путаете образование и воспитание. Наша задача — дать предметные знания, воспитывают пусть родители дома». Я как раз считаю, что 

И еще задача школы — научить учителя, что делать и к кому обратиться за помощью, если класс на уроке безобразничает. Иначе к старшим классам уже никакой «неуд» по поведению не поможет. Вряд ли он смог бы чем-то помочь той немолодой учительнице физики в Волгодонске, над которой в минувшем октябре издевались девятиклассники, и мальчику, который за нее заступился, пожаловался администрации школы и был избит за это теми самыми девятиклассниками.

Но нынешняя школа, к сожалению, решила вернуться к советской модели — вместо того, чтобы попытаться найти что-то современное, хоть сколько-то основанное даже не на научных исследованиях девиантного поведения, а хотя бы на здравом смысле.

Куда они пойдут?

Простой здравый смысл говорит, что у плохого поведения детей и подростков есть причины. Эти причины — не только «вседозволенность», о которой говорят всякий раз при обсуждении вопроса. Причины могут быть куда более сложными: например, насилие в семье, семейное социально-экономическое неблагополучие, алкоголизм родителей, детская травма, психические расстройства у ребенка, неблагоприятное социальное окружение… Что из этого лечится двойкой по поведению?

Идея лечить проблемы наказанием не нова: и от учителей, и просто от обеспокоенных сограждан то и дело приходится слышать призывы вернуть право исключать из школы до 15 лет, ставить двойки в аттестат или не выдавать аттестат за плохое поведение, ставить оценки за поведение, и чтобы они непременно «на что-нибудь влияли». Как мы видим, популярна идея оценки по поведению и на уровне руководства страны. Госдума тоже готова принимать меры. Депутаты ЛДПР уже обещают подготовить соответствующий проект. Как сказал «Российской газете» представитель партии Владимир Сипягин: «Если школьник хулиганит, достает не только одноклассников, но и учителей, почему бы ему не поставить низкую оценку за поведение, чтобы родители обратили внимание на своего ребенка».

Кроме того, у родителей нет кнопки дистанционного управления ребенком: некоторые проблемы проявляются только в школе, только в окружении других детей, только с конкретным учителем, и решать их надо там, на месте, а не родительским криком, ремнем или нотациями дома (родители в большинстве своем тоже выросли в культуре насилия, трудно ожидать других реакций). Кстати, судя по опросам, 57% россиян считают, что оценка по поведению нужна. Но 53% из ее сторонников предпочли бы, чтобы она ни на что не влияла, а выставлялась только для сведения родителей.

Наконец, те, кто уповает на волшебную воспитательную силу двойки в аттестате, исключения из школы, неуда по поведению и «справочки», не очень понимают простую и ясную взаимосвязь между школьной и социальной дезадаптацией. Мы выпихиваем несовершеннолетнего «негодяя» из школы — куда? Профессии у него нет, брать его на работу мало кто горит желанием. Неуд по поведению и отсутствие аттестата закрывают ему дорогу к дальнейшему обучению — значит, просто маргинализируют и без того не самого благополучного подростка. Проблема трудного поведения не решается, она просто выносится из школы на улицу, где несовершеннолетний человек, оставшийся не при делах — без учебы, без работы, без внимания взрослых, — предоставлен сам себе. Наказывать лишением каких-то прав и возможностей без создания внятной, социально приемлемой альтернативы — простое и плохое решение.

Если государство будет регулярно принимать такие простые и понятные меры по защите учителей (другая такая мера — запрет принимать в школу детей мигрантов, не сдавших экзамен по русскому языку), остается только догадываться, как скоро всему обществу придется защищаться от подросших детей, которых в свое время выпихнули из школы.