Осень 24-го: люди, собаки и смерть

Дивногорская газета «Огни Енисея» в очередном выпуске отменила смерть. Уже все слова звучат, как песня, не правда ли? Морг закрывается, написал черным по белому цветной многополосный еженедельник. По версии Союза журналистов, между прочим, одна из десяти лучших газет России. Третий год подряд. Она воистину лучшая — уж сейчас-то, после случившегося. Та же благая весть появилась и на сайте издания.

Читай, город. Возрадуйся. Прочь оскорбительную биологию и не менее хамскую физиологию! Смерть, ты у нас отмена! «Где твое жало?»

Лучшая газета выходит, кстати, и в лучшем городе на Земле. Во всяком случае, в городе с самыми красивыми видами из окон. Енисей, отроги Восточного Саяна, бело-зелено-синий древесно-каменный мир. Картина, только без рамы. Ну вот как раз — если из окон смотреть — рамой становится стеклопакет, спасительно ограничивая красоту. Ее здесь чересчур, в избытке. Непривычно.

И то, что давняя мечта человечества (за исключением, вероятно, работников Минфина и Пенсионного фонда) сбылась именно в Дивногорске, нисколько не удивляет. Где еще… Если уж здесь самую могучую (полноводную) реку России перегородили, поставив Красноярскую ГЭС, самую мощную на тот момент в мире, и, если благодаря торможению вод, громадных масс и объемов, замедлили, как никогда, вращательный ход планеты и время: да, да, после перегораживания сибирских рек день стал длинней — есть такие данные у местной общественности. За научность их не поручусь, так в Дивном, как еще называют город, и не наука — жизнь. И присущие ей чудеса.

Тут даже медведи, что прежде без толку бродили рядом с видовкой (красноярский диалектизм: место в горах, откуда открывается самые потрясающие, еще лучше, чем из окон, виды), пугали, мешали тушить пожары, теперь осознали, что они тотемные животные «Единой России»: когда местные энтузиасты выложили георгиевской лентой на левобережных скалах гигантскую букву Z — чтобы ею любоваться с набережной, четыре медведя начали ее изучать. 

Сейчас ее уже свернули и убрали — на зимовку (мишки, не дождавшись почетной грамоты, тоже пошли спать), проплешины от нее, однако, надолго.

Помимо них и реющего триколора, здесь же красный флаг. В городе вообще полно советской символики, ну а как — Советы его и построили. И он с того времени застыл как муха в янтаре.

Ну так если даже природа тут такая сознательная, и если нет крепостей, каких не брали бы большевики и их потомки, что сложного местным умельцам в механизмах смерти? Что неприступного для навсегда комсомольского города, города вечной юности и задора, города мастеров?

Дивногорск — смог. А мы? Обнадеживающая новость вызвала у жителей других городов и весей объяснимую зависть. Сайт NGS24.RU в соседнем Красноярске написал: «Ни родиться, ни помыться, ни умереть»: в Дивногорске сократили роддом, закрыли муниципальные бани и морг».

Чтобы разобраться с событиями на переднем крае человечества, наш корреспондент отправился в Дивногорск. Он же Дивнач, он же Дивняк. А также Дырогорск или просто Дырск.

Не время для гигиены

По пути заруливаю в село Овсянку и поселок Усть-Ману, они входят в городской округ Дивногорска, и бани в них, согласно вывескам, относятся к муниципальному предприятию электрических сетей Дивногорска. Это, кстати, уже не так, но бани по-прежнему в управлении города. И эти бани закрыты.

В Овсянке на дверях объявление, лаконичное и с достоинством подписанное: «С 17 июня 2024 года баня не работает по техническим причинам. Администрация». Администрация чего? Бани? Режим работы еще с дверей не снят. В нем отражается полное гендерное равноправие. Среда, пятница — мужские дни, четверг, суббота — женские.

Не так в Усть-Мане, где можно (было) париться и в воскресенье: три часа мужчинам, и только два — женщинам. И в пятницу женщинам дано на час меньше (всего четыре), чем мужчинам в субботу — тем пять. И объявление сорвано: следы клея и бумаги есть, самого нет.

Ну Овсянка ближе к культуре и цивилизации, и все-таки родина Виктора Астафьева, там большая отличная библиотека. И классик был не прав, сокрушаясь, что все слова написаны им впустую — его сокровенные речи о том, что женщину надо жалеть, все-таки проникли в душу земляков.

Впрочем, сейчас повсюду в городском округе в этом плане равноправие. В самом Дивногорске такая же вывеска о закрытии с 17 июня. Бани выставлены на торги, мэрия ищет арендатора.

В прошлом бани уже обесточивали и закрывали (по требованию Красноярскэнергосбыта, из-за долгов ему), но тогда, год назад, вмешалась горпрокуратура, указав, что 

И через суд принудила Энергосбыт незамедлительно запитать бани.

Вообще, конечно, интересно получилось: здесь живут те самые люди, что построили Красноярскую ГЭС, что дали ток в тайге, здесь же живут те, кто пострадал от этого строительства, потерял родину (ее затопили). И когда ее, десятки деревень, сжигали и потом топили, агитаторы обещали жертвам если не коммунизм, то бесплатное электричество.

Менеджеры Энергосбыта, однако, по офертам советской власти обязанностей не несут. Перебьетесь, дома чайник вскипятите, в тазике помоетесь.

Что характерно, местному начальству плевать, собственно, не только на стариков и инвалидов, но и на прокуратуру с ее доводами. Поскольку в этом году никаких принципиальных изменений в правилах гигиены не произошло, однако бани закрыли вновь. Даже любопытно, почему прокуратура на сей раз молчит. И выпустила вперед КПРФ, наследников продавцов воздушных замков и тех оферт. «Коммунисты требуют вернуть достояние народу, — говорит юрист Аркадий Кичеев. — Проще уволить дорогостоящего непрофильного убыточного менеджера, чем закрывать бани. Сдача в аренду бань не приведет к прибыльности. Когда бани находились в хозяйственном ведении (дивногорского предприятия электросетей) и не платили аренду, они все равно были убыточными». 10 октября в Дивногорском суде начался процесс по иску Кичеева «в интересах неопределенного круга лиц» к мэрии — о незаконном закрытии бань.

…Морг от бани в Дивногорске недалеко. Через два здания — дерматовенерологию и инфекционку. И морг тоже закрыт. Крепко. Но навсегда ли или просто потому, что неприемные часы? Патологоанатомическое отделение (подразделение дивногорской межрайонной больницы) работает только до 14.00. И на полчаса дольше трудится находящееся здесь же межрайонное отделение бюро судмедэкспертизы: тоже с 8 утра, но с получасовым обеденным перерывом, потому и заканчивает позже. А патологоанатомы не обедают.

Больничная территория пустынна, перехожу дорогу — это улица Андрея Бочкина, «отца» ГЭС и города, — и вот теперь абсолютно точно оказываюсь в заторможенном советском времени. Через пробел, вдох-выдох меняется все — воздух, краски.

Заросли

Живопись старых фламандцев. Двухэтажные дощатые домики, некоторые с неместным силуэтом крыш, расставленные как попало, по диагоналям, в зарослях некошеной травы. Качели, на которых со всей очевидностью дети не качались лет двадцать. Людей нет. Ко мне сразу прибивается большая печальная собака с ошейником, но близко не подходит, идет в дебри чуть впереди, останавливается, давая мне оглядеться. Некоторые дома нежилые, они вроде и ничем почти не отличаются, стоят так же, так же молчат, но есть в них что-то — не объяснить. Ни жилые, ни мертвые.

Косить, убираться — зачем, придет зима, у всех все одинаково будет, что на центральных площадях, что здесь. Зима великий уравнитель.

Вдалеке в зарослях люди появляются, но сразу исчезают. Где-то я о таком читал. Точно, в дневнике середины позапрошлого века Василия Латкина, как раз о Восточной Сибири: «[За карачеями] живут еще чудные люди: их можно видеть только издали, а подойдешь ближе — они скроются, а куда, никто не знает, видно — в землю уходят». Или это, раз морг отменен, неходячие прежде мертвецы встали и пошли помаленьку? Но собака не реагирует, молчит.

Появляется мальчик лет 15–16, гладит моего проводника, обращается ко мне вежливо и очень как-то по-доброму. Его зубы — сточенная пила, мелкая, не знаю, здесь такое бывает. Ему интересно, что я фотографирую. Рассказываю. Оказывается, подросток «Новую» знает. Кивает мне. Они стоят и смотрят: он собачьими глазами и собака — человечьими. Мне дальше.

На почтовом ящике объявление о покупке шахмат завода ДЗНВА. «Преданья старины глубокой»… Был здесь, писал отсюда в начале кризисного 2009-го, когда ДЗНВА — Дивногорский завод низковольтных автоматов — сумевший пережить 90-е, загибался. Вскоре он окончательно обанкротится. А в реальности именно ДЗНВА был градообразующим, не Красноярская ГЭС — да, город возник благодаря ей, и она стабильней бумажного червонца, на который нанесен ее облик, Енисей вспять не повернет, однако персонал станции не такой многочисленный, и высвободившуюся после пуска ГЭС рабсилу использовали на возведении ДЗНВА. В 1973-м его запустили, на нем трудились династиями.

Автоматические выключатели из Дивного — на АЭС, железнодорожных магистралях, важнейших заводах. В 2003-м завод выиграл тендер Европейского центра ядерных исследований, отправил 762 выключателя-автомата в Женеву для адронного коллайдера. В 2009-м все было кончено. Поток в службу занятости на тот момент вырос в 6 раз (потом вырастет еще), тогда же в рост пошли социальные болезни, например, туберкулез вырос в те же 6 раз. 

Ну и вот, еще в СССР на ДЗНВА делали, как водится, что-то из ширпотреба — открывашки (волк из «Ну, погоди!»), шахматы из каpболита с латунным основанием (доска с алюминиевыми вставками). Сейчас их называют раритетом. Увесистые такие фигуры. На «Озоне», например, дивногорские шахматы кончились, последний набор выставлялся за 20 787 рублей. Работягам надо было не за заводские акции биться, а нести с родного завода шахматы. Один набор — пенсия за месяц.

Ну как повезет: на других площадках более дешевые предложения этих шахмат.

В «Озоне» они идут в категории «винтаж». Ну и вот здесь все такое и так. Во дворике на веревках сушится белье, через незашторенное окно видно включенный телик, показывают «Формулу-1», кольцевые автогонки, люди появляются из подъездов, из зарослей, как тени, тут же пропадают. Все худые почему-то. Как велосипеды. Как кочегары — почему-то это приходит в голову, хотя какие тут кочегары: город топится электричеством. Пьяных никого, а время к вечеру. И никаких звуков. По осанке встречных, походке, лицам отчетливо видно, чего стоила им жизнь. Ну и по домам — как стоят, как молчат — понятно. На одной стене висит кондиционер. Сложные запахи.

Меня окликают сверху, поднимаю глаза: интеллигентного вида старушка с абсолютно правильной речью из окна второго этажа спрашивает, как и зачем я сюда забрел. Что фотографирую. Когда вывезут мусор. Будут ли косить бурьян. У нас завязывается неторопливая беседа. Мусор отсюда вообще-то вывозят, она про кучи нарубленных ветвей, мешавших проходу-проезду. Люди сами прорубили себе дороги, но власти не могут это вывезти. Про нежилые дома, которые, понятно, рано или поздно загорятся. Про нехватку благоустройства. На отопление не жалуется: «У меня же второй этаж, тепло к нам идет, на первом прохладно».

Между нами — мною с собакой на земле и открытым окном на втором этаже — невесомо висит в воздухе, подрагивая и плывя то влево, то вправо, пожухлый березовый лист, он не падает, одиноко болтается, висельник, наверняка же на невидимой паутине, и я не решаюсь спрашивать у бабушки про морг и отмену смерти. А в общественную баню она давно не ходила. «По молодости только». Но жаль, конечно, что закрыта.

В Овсянке эмоции по поводу закрытой бани увидел только у старшего поколения. И то они вспоминали, как ходили туда в 70–80-е. Но судьба бани занимала их всех (а мне откуда знать?). Думаю, просто в Овсянке земля дорогая и ее мало, поэтому новыми соседями здесь интересуются. А люди моложе сорока даже и не знали, что баня тут была/есть.

Через дом вижу деда — тоже на втором этаже, на самодельном балконе. Курит. Говорит о бане примерно то же. Ходил очень давно. Но жаль, если совсем закроется. Я иду дальше, оборачиваюсь: дед продолжает бубнить, но ничего не слышно.

И его про морг не спросил. Собака пропадает и тут же появляется другая. Сидит в стороне, смотрит на меня. Поймав мой взгляд, подходит ближе и тоже сопровождает — уже из дворов до выхода на улицу. Улицу Бочкина. Деда, как его здесь называли. Легенду в СССР, выбравшего все награды, какие были в стране.

Великие старики

Кстати. К этой улице и ее имени. И отмене смерти. Впервые здесь очутился в 1992 году, и знакомил меня с Дивногорском (хоть сам тогда постоянно обретался и в Красноярске) коллега Геннадий Семенович Деменчук, родственник — по жене — великого философа Николая Федорова, автора русского космизма и проекта о воскрешении людей.

Как и великий, космический Федоров, Геннадий Семенович вел аскетическую жизнь: когда мы заходили в гости, он разувался и оставался босым. (Допустим, Дивногорск всегда отапливался хорошо, но как ему без носков жилось в Красноярске? Здесь и в благополучном центре 11–13 градусов дома — в порядке вещей.)

Как и великий Федоров, что был внебрачным сыном князя Павла Гагарина, получил отчество и фамилию от крестного отца, Геннадий Семенович тоже жил под двумя именами и фамилиями. Сталинградец, сын «врага народа», он в 12 лет выдал себя за круглого сироту Колю Александрова, упросив моряков взять с собой — после ликвидации сталинградского котла. В апреле 1944-го стал юнгой, Черное море, Дунай. Рулевой-сигнальщик Гена-Коля брал Белград, Будапешт, Вену. В послевоенной жизни помотало: от каменщика в Сталинграде и строителя Волго-Дона до перегона речных судов по Севморпути. В 1955-м работал в Норильске в газете, поставил в номер стихи узников Норильлага. Тираж изъяли, его выгнали. Много чего было, строительство Красноярской ГЭС и Дивногорска — отдельная его песня.

К тому времени Деменчук вышел на пенсию, ее не хватало, вот и доказывал, что Александров — это он. Доказал, воскресил хотя бы себя, юного. Льготы дали, пенсию добавили. Правда, как тогда мы в Дивногорске посчитали, выходило все равно меньше, чем суточные у депутатов за пару дней дебатов в Москве.

Ну и вот, тогда, в первой половине 90-х Дивногорск уже начинал загибаться, люди потянулись зарабатывать в соседний Красноярск, город стоял пустынным, серым, однако ландшафты искупали всё — что тогда, что сейчас.

Именно Деменчук знал Деда как никто, и написал о нем в 1982-м книгу «Главный гидростроитель». Пропагандистской марксистско-ленинской трескотни там почти нет. Разве вот эпизод, когда сам Бочкин роет с рабочими траншеи к кинотеатру «Юность». Впрочем, откуда сейчас нам знать, может, так и было. Факт, что тогда, одновременно с перекрытием Енисея, для работяг создавалась вся эта инфраструктура. И кино, и пионерлагеря, и бани, и спорткомплекс.

Так вот, уже вернувшись из Дивного, открыл ту книгу и нашел ответ про щитовые домики на улице Бочкина, дожившие до сего дня. Почему их ставили тогда, понятно: цемент и железобетон шли на плотину. Но почему за все последующие годы — больше полувека — так и не хватило бетона и кирпича? И почему все же там так красиво? Да, эстетика увядания, но есть что-то еще. И эти силуэты крыш… Точно, у Деменчука есть про это. Оказывается, щитовые домики (их в Дивногорске называли «щелевыми») шли сюда из балтийских республик. Теперь ясно про силуэты и вообще всю эту сибирскую готику.

Деменчук описывает, как Бочкин столбенел над логистикой: тут вырубалось и сжигалось столько леса (и какого леса!), чтобы, в частности, эти хлипкие домики, привезенные через полстраны, поставить…

На Комсомольской улице, еще одной центральной, стоят уже хрущевки. Но не в пять этажей, как почти по всей стране, а в четыре. Ближе же к Енисею, куда город позже спускался, осмелев, — уже другая красота, вполне функциональная, более чем пригодная для жизни. Многоэтажки вписаны прямо в лес, в склон, пространство вокруг них обихожено и обустроено. Дети здороваются, на набережной семьи с колясками. Понятно, что детей рожать можно и в близком Красноярске, и все же, зачем и куда девается отсюда все, что строил для людей тот же великий Бочкин, вся его команда, все те люди, каких больше не делают, каких больше нет и не предвидится?

Голоса

К тому моменту, когда подхожу к зданию на Комсомольской, где сидят и власти, и «Огни Енисея», уже все дают пояснения и опровержения: морг не закрывается. Собственно, и сразу-то под этим заголовком говорилось «Огнями» несколько о другом: закрыто будет патологоанатомическое отделение — в связи с увольнением заведующего. Это решение приняли из-за невозможности найти замену квалифицированному специалисту. Для обеспечения непрерывности проведения посмертной медицинской экспертизы заключен договор с Красноярским краевым патологоанатомическим бюро. Сам морг (прощальный зал), где проводят прощание с усопшими и оказывают ритуальные услуги, работает в обычном режиме.

Сейчас дивногорская больница (вслед за ней и мэрия) поясняет: закрывается отделение, где проводилось вскрытие только тел умерших пациентов из отделений больницы. Теперь эти процедуры будут выполняться в Красноярске. Вскрытие остальных умерших, как и ранее, будет проходить в дивногорском морге по стандартной процедуре.

Потенциальные пациенты и их родственники спрашивают: надо ли будет им суетиться или оплачивать эти перевозки туда-обратно в Красноярск? Им отвечают: нет, «доставка в Красноярск осуществляется за счет больницы».

«Огни Енисея» извиняются за неточность. Краевой минздрав подчеркивает, что таков закон: умерших в больнице всегда принимала именно патологоанатомическая служба, а остальных — бюро судмедэкспертизы. Поскольку патологоанатомическое отделение в Дивногорске закрылось, умерших в местной больнице будут перенаправлять в такое же отделение в Красноярске.

Инцидент исчерпан? В сообществе «Я живу [в] Дивногорске» (14 тыс. подписчиков; в Дивногорске 27 тыс. населения) меж тем разыгрывается буря. Вот отклики с наибольшим (по полсотни) количеством лайков.

Еще громче голоса под публикацией NGS24.RU. Цитирую тоже только те, что получили наибольшее одобрение:

Меж тем оказываюсь у порога «Огней Енисея», захожу. Фамилию виновницы сенсации не называю, и дело даже не в корпоративной солидарности, не в том, что она молодая, не в том, что очень переживает, — вообще за такие приблизительные, зато броские и кликабельные заголовки в больших изданиях выписывают премии. Да, таковы издержки профессии, профдеформация.

Рассказывает Юлия Чернявская, заместитель главного редактора «Огней Енисея». Лучше собеседницы о судьбе города и не найти: родилась здесь, училась в четвертой школе и после института, в 90-х, недолго поработав в Красноярске, вернулась на родину. И, говорит, никогда не было мысли поменять место жительства. Она на этот момент и в газете главная (главред ушла в отпуск).

— Дело только в заголовке, он и всколыхнул. Информация под ним вся верная, нам она пришла из пресс-службы больницы. Корреспондент ее подытожила. А я вот пропустила. По фактуре-то там все верно. Знаем, что патологоанатом Тарасов уволился. Мы когда-то про него писали, человек узнаваемый, интересный.

И мы вчера испытали, конечно, жуткий стресс. Корреспондент, давшая этот заголовок, сказала: все, увольняюсь… Куда и кто ее отпустит? Она победитель всех конкурсов, какие только возможны. Мы ее никому не отдадим.

— Коллеги добавили к вашей информации еще про роддом и бани. С добавленной стоимостью получилось весело.

— По поводу роддома мы тоже много писали. Да, был большой хороший роддом с грамотным, профессиональным персоналом. А потом снизилась рождаемость. И, второе, роженицы получили право выбора, где рожать, куда прикрепляться. Ну и вот. Естественно, осталась консультация женская, тут, в Дивногорске, ведут до родов, сопровождают, но основная масса теперь рожает в Красноярске. Еще помню формулировку такую, что сейчас все чаще рожают возрастные, там бывают всякие осложнения, и потому рожать следует в Красноярске. Экология, еще всякие нюансы, и лучше перестраховаться. В итоге роддома у нас нет. И уже много лет. Коренных дивногорцев все меньше. Хотя потом опять-таки нам объясняли, что по желанию мамы могут записать в свидетельстве местом рождения Дивногорск.

Что до бань, то они закрыты. Есть, понятное дело, частные. А городские бани были на балансе у непрофильной организации, актив изъяли в муниципалитет. И пытаются найти арендаторов, идет конкурс. Пока никто не взялся.

— Какова ваша оценка: город медленно умирает, загибается? Выключают Дивногорск, как его знаменитые прежде выключатели?

— Нет, нет. Понимаете, возвращаясь к моргу — появится патологоанатом, откроют обратно это отделение. Какие проблемы? У нас в больнице, как везде по России, дефицит узких специалистов. Ну нету у нас — и уже много лет — эндокринолога, допустим. И не решить этот вопрос пока. Поэтому с больницей у нас, с одной стороны, все тухло, но, с другой, появился вот аппарат КТ — спасибо En+ (владелец Красноярской ГЭС).

Но сказать, что город загибается? Извините, он за последние годы невероятно похорошел. Столько благоустроено площадей! Можно спорить о стилистике, но еще лет 5–7 назад даже в центре города были места, где вечером просто было страшно ходить, потому что неизвестно, кто там за этим кустом, в этих джунглях. Света не было, дорог не было. Сейчас одна за другой появляются спортивные площадки со свободным доступом, многофункциональные, и они востребованы. Скверы, парки. Это же красота. И все эти заброшенные территории — заросшие, страшные, которые были позором, — сейчас преображаются.

И вся эта движуха, наоборот, внушает оптимизм.За последние 3–4 года дорог сделали столько, сколько не делали за предыдущие лет 20. Ну хоть вот эта, центральная (Комсомольская) — она же была убитая. Причем делают комплексно: не только асфальт новый — новые столбы, остановки, скамейки, урны, тротуары.

Понятно, город на свой бюджет никогда не смог бы это. Просто у нас очень такая амбициозная команда у главы, они лезут и участвуют во всех конкурсах, во всех программах. И идут вливания из краевого бюджета, федерального.

— А рабочие места? Заводы позакрывались.

— Открылись новые. «Техполимер» все время на работу приглашает.

— Это уже серьезная, крупная компания?

— Да-да. И продукция востребована во всей России. До санкций они за границу отпускали. Вот «Скад» есть, работает.

— У него тоже сложности.

— Ну временные, как у них всех. Очень же много шло на экспорт. И потом произошла затоварка. Есть завод рудничной автоматики, тоже зовет людей работать. Места есть.

Рассказывая про отношения города с En+, Юлия загорается: они, похоже, в последнее время изменились, и компания стала вкладываться в «город присутствия».

— Раньше это было будто отдельное от города государство, сейчас же — мы в курсе, мы об этом пишем — просто невероятно, как они помогают городу. Образование, здравоохранение, спорт. И поэтому на довыборах депутата горсовета сейчас безоговорочно прошел директор Красноярской ГЭС, занял единственное вакантное место: город увидел, что ГЭС начала вкладываться в него.

В общем, Юлия уверенно расхвалила свой город. «А я его люблю», — говорит.

Ну да, он же, помимо прочего, лучший на Земле. И газета в топ-10 лучших в России. Тройку «лучших» замыкает замглавы Дивногорска Полина Акулич, недавно победившая в конкурсе «Лучший муниципальный служащий Красноярского края».

Итак, вот что она сообщает «Новой»: бани выставлены на аукцион, и это не продажа, а аренда с обязательным условием сохранения социальных квот: ряд категорий будет мыться на льготных условиях. Больница: учредитель у нее — краевой минздрав, и поэтому вопросы к нему, а не к городской власти, влияние которой тут ограничено. Но диалог между муниципалитетом и врачами, безусловно, есть.

***

Спускаюсь к великой реке. Идти через мост над железной дорогой, как раз приходит электричка из Красноярска: красивый, но пустоватый город наполняется народом, особенно много навстречу молодежи. Близость миллионного города всегда спасала маленький Дивногорск, но она же, конечно, и его проклятие, эта близость подсовывает ложные дилеммы. Зачем здесь что-то предпринимать, делать, обустраивать, если все это, все большие радости маленьких людей, можно делать куда продуктивнее рядом? Разумеется, в логике эффективного менеджмента в Красноярск лучше и мыться ездить, и трупы возить, и рожать там. А здесь оставить только коллектив ГЭС.

Все это сформулировано еще незабвенным голосом Фаины Раневской, спрашивающей пятилетнюю Наташу: «Скажи, маленькая, что ты хочешь: чтобы тебе оторвали голову или ехать на дачу?»

Так не оторвали же в итоге. В итоге там мать поет Наташе: «В нашем радостном краю / Любят девочку мою».

Правда, это при Сталине было, пропаганда. Но и что-то еще было, чего сегодня так недостает.

Овсянка — Усть-Мана — Дивногорск — Красноярск