Тайсон возвращается. Но это не тот Тайсон, которого мы знали когда-то. Тот никогда не улыбался и смотрел на своих соперников, а также на всех людей вообще с угрюмой серьезностью зверя, готового убить в любой момент. Прыгнуть, ударить, сбить с ног, сломать, сокрушить. Нынешний Тайсон по большей части улыбается размягченной улыбкой человека, познавшего жизнь и знающего ей цену.
Он был зверем, выращенным Касом д’Амато для боя. Тренер усыновил и воспитал его. Другие выходили боксировать, другие понимали бокс как вид спорта, трудный, жестокий, но вид спорта, с пожатиями рук и объятиями после боя — но не Тайсон. Он выходил убивать. С первой секунды, с первого взгляда немигающих звериных глаз, с первых страшных ударов было ясно, что для этого человека не существует разницы между боксом и убийством, бокс для него и есть способ убийства. И все они, кто выходил против него, падали как подкошенные после его стремительных ударов, в которых было что-то страшное. Падали не просто нокаутированные, а сломанные и уничтоженные в своей человеческой сути.
Это внушило ему мысль о собственном всесилии. Он видел страх в глазах больших и сильных мужчин, и это ему нравилось. Ему нравилось быть угрозой и внушать страх — не только на ринге. Он пускал кулаки в ход и вне ринга, что всегда считалось невозможным для профессионального боксера. Страх, страх, он был исчадием ада в глазах миллионов, наполнившим ринг совсем не спортивной злобой и свирепостью.