«Убьет так убьет»

«Прилетело, собрались, уехали»

Белгородские таксисты уже несколько месяцев не берут заказы в Шебекино. Чтобы добраться до этой точки, необходимо связываться с шебекинским таксопарком. Эти водители довезут, хотя и вздернут цену в два-три раза — «за риск».

Шебекино находится всего в получасе езды от Белгорода (37 км по трассе). По российским меркам это не самый маленький город районного масштаба — около 40 тысяч жителей до начала специальной военной операции.

— Но сейчас, наверное, уже в 8–10 раз меньше, — говорят местные. — Точных данных ни у кого нет. Зато есть факты: вчера люди жили в этом доме, сегодня в него прилетело, люди собрались и уехали…

К российско-украинской границе шебекинцы куда ближе, чем жители областного центра, — здесь до нее всего 7 км. Несмотря на то, что таких населенных пунктов в приграничных районах Белгородской области десятки и многие из них так же становятся целью атак со стороны ВСУ, чаще других в сводках происшествий упоминается именно Шебекино. Этот город живет под обстрелами с первых дней специальной военной операции. По данным белгородских СМИ, за 2022 год Шебекино и Шебекинский район обстреливали свыше 220 раз. 

— Раньше хоть как-то спасало то, что мы знали примерно, в какие часы по нам обычно бьют: раннее утро и поздний вечер, и в это время люди старались на улицу не выходить, — говорит жительница Шебекино Ирина Федорова. — Но с осени эта закономерность не работает: теперь прилететь может в любой момент дня и ночи.

— Прилет в Шебекино — это не то же самое, что в Белгород, — объясняет шебекинец Алексей Балашов. — Город маленький. Всё близко. Ударит по дому в трех автобусных остановках от тебя, а стены содрогнутся так, словно разбомбили соседей по лестничной клетке. И мы сначала кидаемся к телефонам — посмотреть в местных чатах, куда прилетело, — и только потом выглядываем в окно. Страшно.

В Шебекино давно не работают гостиницы. Мы останавливаемся на съемной квартире и в первое же утро, около 6 часов, просыпаемся от грохота и трясущихся стен. Очень похоже на землетрясение, но звуки другие. Успеваем сориентироваться, спрятаться в ванной, и только в этот момент начинает выть сирена: «Внимание! Ракетная опасность…» Это еще одна шебекинская особенность: сирена звучит не до воздушной атаки, а после. Ее здесь воспринимают не как сигнал тревоги, а как отбой: опасность миновала, можно покинуть укрытия.

Первые сообщения о погибших от обстрелов и атак БПЛА тоже стали появляться не где-нибудь, а в Шебекино — в октябре 2022 года. С тех пор без трагических новостей о гибели людей не проходит и месяца.

Многие россияне о маленьком приграничном городке узнали задолго до того, как услышали аббревиатуру СВО благодаря шебекинским «макарошкам», которые в нашей стране «всегда стоят одинаково». Здешние жители с досадой и обидой замечают, что тревожным и мрачным новостям из Шебекино так и не удалось занять в эфире федеральных телеканалов больше места, чем яркой рекламе макаронных изделий. Столичные репортеры не обходят стороной только самые страшные события. Так, все телеканалы отправили журналистов в приграничный город в конце июля, когда в Шебекино хоронили 16-летнего Ваню, получившего смертельные ранения при атаке беспилотника. Еще четыре мальчика от 8 до 15 лет тогда были ранены.

«Трехсотые»

— Моему Димке 13 лет, его не удержишь дома, сами понимаете. Но с тех пор, как началась ***, я не разрешала сыну ходить далеко. Они с друзьями никуда далеко и не ходили. Чаще всего гуляли в нашем дворе, — рассказывает жительница Шебекино Светлана Пыханова. — При этом мы с сыном были на связи 24 на 7. И когда слышались бахи, я всегда сразу ему звонила или писала: Дим, ты где?

Вечером 11 июля Дима с друзьями Ваней, Данилом и Сергеем, как обычно, занимались в спортзале на улице Ленина. Около 20 часов начались «бахи», Светлана тут же позвонила сыну.

— Я спросила: ты где? — вспоминает женщина. — Дима говорит: мам, ты не переживай, мы с пацанами в спортзале, в подвале. Сейчас пойдем к реке, там стоят душевые кабины, ополоснемся и домой. Я ответила: Дим, сегодня громко. Давай скорее…

Подростки успели добежать от душевых на пляже до детской площадки у ближайшей пятиэтажки (200–300 метров). 

По словам свидетелей, дрон атаковал стремительно.

— В 20:23 у меня зазвонил телефон, — продолжает Света, — на табло высветилось «Сын», но его голоса я не слышала. Слышала жуткий шум, душераздирающие крики. До места ЧП я домчалась, кажется, за минуту. Подбегаю, Дима лежит возле детской площадки, весь в крови, перевязанный, по всему телу жгуты наложены. Благо это сделали взрослые, которые оказались рядом. У нас же каждый дома сейчас хранит военную аптечку. Потом приехала скорая.

От атаки беспилотника пострадали пятеро мальчиков от 8 до 16 лет: четверо — из компании Димы, еще один восьмилетний ребенок в момент прилета возвращался домой и тоже не успел добежать ни до подъезда, ни до подвала.

Всех пострадавших доставили в белгородскую больницу в тяжелом состоянии. Восьмилетнего ребенка отправили на лечение в Москву.

— Раненый, весь в бинтах, в полусознании, на носилках, он еще спрашивал врачей: «Мы теперь трехсотые»? — вспоминает Светлана.

— Из сына извлекли 24 осколка, еще около 30 у него остается в теле, — рассказывает отец Димы, Вячеслав Пыханов. — Но они — как дробины, маленькие. Их не будут доставать. Врачи сказали: либо сами выйдут, либо закапсулируются, и мальчику придется жить с этими осколками. Да бог с ними, главное — жить…

В реанимации у него дважды останавливалось сердце, но медики возвращали мальчика к жизни. Тяжесть состояния Вани не позволяла отправить его в Москву, но белгородские врачи постоянно консультировались с коллегами из федеральных медцентров. Несмотря на все усилия, спасти Ивана не удалось — 19 июля он скончался. Мать погибшего, Марина, до сих пор не хочет общаться с журналистами.

— Марина держится только потому, что у нее малыш, — объясняет Света Пыханова (женщины дружат). — В момент гибели Вани Марина была на девятом месяце. Вскоре после похорон, 3 августа, родила сына, и они всей семьей уехали в деревню. Мы с ней разговаривали на днях. Марина говорит: «Мне что-то там выплатили, даже не помню, сколько, но что мне это теперь? Зачем? Верните мне ребенка. Мне больше ничего не нужно…»

Диму выписали из больницы в начале сентября. После этого Пыхановы уехали в другой город: вернуться туда, где случилась трагедия, мальчик не смог.

Не детский мир

В Шебекино уже третий год закрыты все детские сады и школы. В отличие от Белгорода, здесь даже не обсуждается возможность возврата к очному обучению, только дистанционка. В начале нынешнего учебного года губернатор Белгородской области Вячеслав Гладков предложил шебекинским родителям на полгода отправить детей на учебу в другие регионы. Но почти никто на это не согласился.

— Летом мы уже отпускали детей в лагеря в другие города, и у всех родителей потом было много нареканий — к условиям проживания там, к питанию, к тому, как следили за здоровьем ребят, — говорит Наталия Шалагина. — Да, здесь очень опасно, и я, может быть, и отпустила бы сына в другой регион, но только если бы поехал весь класс вместе с нашими учителями. А такое невозможно, поэтому мы остаемся здесь, на так называемой дистанционке (из-за нестабильности интернета и частых отключений электричества дистанционное обучение в Шебекино больше похоже на бег с препятствиями, чем на учебный процесс. — Н. П.).

Десятилетний сын Наташи, как и многие другие шебекинские дети, все дни проводит дома. Рядом парк, но гулять там страшно, и не только из-за воздушных атак.

— Сейчас все чаще стали разбрасывать «лепестки» и «колокольчики» (маленькие противопехотные мины. — Ред.), — объясняет Ирина Федорова. — В траве и листве их сложно разглядеть. Но еще страшнее, что скоро выпадет снег, и мы окажемся в снежном плену. Когда разбросанные «лепестки» и «колокольчики» прикроет снегом, их не заметит никто. Чистить снег тоже не будут — это опасно и страшно. Возникнет коллапс. Нельзя будет выйти из дома, если хочешь остаться жив. Зима навевает ужас. Но что делать, непонятно.

Тысячи шебекинцев по-прежнему остаются в насквозь простреливаемом городе. Люди не уезжают по очень понятным причинам. Во-первых, куда? Где жить? Для тех, у кого нет родственников в других городах, единственный вариант — ПВР (пункт временного размещения). Но, как показывает опыт, 

Во-вторых, на что жить? Бросать место жительства — значит, терять и работу. Государство по-прежнему считает, что беженцам для того, чтобы все начать с нуля, достаточно единовременной компенсации в 10–15 тысяч рублей и продуктовых наборов раз в месяц. Житейская арифметика с государственной категорически не сходится.

— Уезжать отсюда я не буду, — твердо заявляет Наталия Шалагина. — Я здесь работаю. У меня магазин. Его не бросишь. Надо платить аренду. Надо платить налоги.

Наташин магазин — «Детский мир» — еще два года назад перестал приносить доход. Пинетки и погремушки плохо продаются в опустевшем городе, где оставшиеся жители мечтают о бронежилетах, касках и РЭБах (средства радиоэлектронной борьбы, создающие помехи для БПЛА).

— Детский товар стал невостребованным, — признается Наташа, но без отчаяния в голосе, — поэтому мы подстроились под ситуацию. Сейчас шьем сами и продаем военную форму, бронежилеты, шевроны и все остальное, что военным необходимо. А так бы мы сидели сложа руки.

Есть еще третья причина стойкости шебекинцев, наименее прагматичная.

— Если мы уедем, то кто здесь останется? — рассуждает Наталия. — Город умрет. Станет по-настоящему «серой зоной», фронтом, передовой, и мы уже никогда сюда не вернемся…

Два мира одного города

Если Шебекино еще дышит, то только за счет некоторых отважных горожан. В городе работает лишь несколько продовольственных магазинов («Пятерочки» и «Магниты») и пара аптек. Закрыты все кафе, рестораны, кинотеатры, частные клиники, ремонтные мастерские. Улицы пусты.

Но вдруг во дворе рано утром возникает, как призрак, худенькая женщина с метлой и ведром. Валентина упорно сметает листья, словно не знает ни о каких «лепестках» и «колокольчиках» или они ей не страшны. Эта женщина трудится дворником в Шебекино уже больше 20 лет. Знает всех в своем дворе не только по именам, но и по историям жизни. Кроме этих людей, нигде на земле у нее никого больше нет. Вопрос об отъезде она даже не понимает.

Ремонтники Игорь и Анатолий меняют в пятиэтажках стекла — разбитые на новые. Говорят, что в самых обстреливаемых районах делают это не реже раза в неделю: очень часто дроны бьют по одним и тем же целям. Сокрушаются, что еще год назад в Шебекино восстановлением занималось больше 40 рабочих. Теперь их двое на весь город. А он разбит. Рук на всё на хватает. Игорь и Анатолий стараются не думать о том, сколько еще не сделано. Просто каждый день, вне зависимости от атак и тревог, выходят на смену.

Когда в мае губернатор Гладков обещал все поврежденные дома в Шебекино восстановить к 15 октября, шебекинцы еще в это верили. В августе, когда ровным счетом ничего в городе не изменилось, отчаялись и ругались. Написали и отправили обращение с пятью тысячами подписей президенту России. Гладкову пришлось отчитываться перед Путиным и горожанами. Глава региона признавал, что темпы восстановления жилья крайне низкие, и сетовал, что его они тоже не устраивают, но сама ситуация в Шебекино тому причиной: город каждый день под ударом, а это новые разрушения. В последние дни Гладков, уже не смущаясь, говорит, что вести работы по восстановлению Шебекино сегодня крайне опасно.

— И уже не добиться ответа на вопрос, когда будет иначе и как нам сейчас здесь жить, — возмущается Ирина Федорова. — Звучит только один совет: выезжайте. Но это совет из другого мира. Власть, что областная, что федеральная, судя по ее действиям, ничего не знает о нашем положении. А может, и не хочет знать…

Белгородская область